Неточные совпадения
Хлестаков. Я, признаюсь, литературой существую. У меня дом первый в Петербурге. Так уж и известен: дом Ивана Александровича. (
Обращаясь ко всем.)Сделайте милость, господа, если будете в Петербурге, прошу, прошу
ко мне. Я ведь тоже балы даю.
— Что вы за люди? и зачем
ко мне пожаловали? —
обратился к ним князь.
— Впрочем, после поговорим, — прибавил он. — Если на пчельник, то сюда, по этой тропинке, —
обратился он
ко всем.
— Оставьте меня! Помню, не помню… Какое ему дело? Зачем мне помнить? Оставьте меня в покое! —
обратился он уже не к гувернеру, а
ко всему свету.
— Солдат! — презрительно сказал Корней и повернулся
ко входившей няне. — Вот судите, Марья Ефимовна: впустил, никому не сказал, —
обратился к ней Корней. — Алексей Александрович сейчас выйдут, пойдут в детскую.
— Я?… Да, — сказала Анна. — Боже мой, Таня! Ровесница Сереже моему, — прибавила она,
обращаясь ко вбежавшей девочке. Она взяла ее на руки и поцеловала. — Прелестная девочка, прелесть! Покажи же мне всех.
— Ах, такая тоска была! — сказала Лиза Меркалова. — Мы поехали все
ко мне после скачек. И всё те же, и всё те же! Всё одно и то же. Весь вечер провалялись по диванам. Что же тут веселого? Нет, как вы делаете, чтобы вам не было скучно? — опять
обратилась она к Анне. — Стоит взглянуть на вас, и видишь, — вот женщина, которая может быть счастлива, несчастна, но не скучает. Научите, как вы это делаете?
Он не
обращался наобум
ко всякому помещику, но избирал людей более по своему вкусу или таких, с которыми бы можно было с меньшими затруднениями делать подобные сделки, стараясь прежде познакомиться, расположить к себе, чтобы, если можно, более дружбою, а не покупкою приобрести мужиков.
Господа! —
обратился он
ко всем присутствующим, — господа!
— Это вы, низкий человек, может быть, пьете, а не я! Я и водки совсем никогда не пью, потому что это не в моих убеждениях! Вообразите, он, он сам, своими собственными руками отдал этот сторублевый билет Софье Семеновне, — я видел, я свидетель, я присягу приму! Он, он! — повторял Лебезятников,
обращаясь ко всем и каждому.
Глупые вы, глупые, — кричала она,
обращаясь ко всем, — да вы еще не знаете, не знаете, какое это сердце, какая это девушка!
— Нет, учусь… — отвечал молодой человек, отчасти удивленный и особенным витиеватым тоном речи, и тем, что так прямо, в упор,
обратились к нему. Несмотря на недавнее мгновенное желание хотя какого бы ни было сообщества с людьми, он при первом, действительно обращенном к нему, слове вдруг ощутил свое обычное неприятное и раздражительное чувство отвращения
ко всякому чужому лицу, касавшемуся или хотевшему только прикоснуться к его личности.
— Ну — здравствуйте! —
обратился незначительный человек
ко всем. Голос у него звучный, и было странно слышать, что он звучит властно. Половина кисти левой руки его была отломлена, остались только три пальца: большой, указательный и средний. Пальцы эти слагались у него щепотью, никоновским крестом. Перелистывая правой рукой узенькие страницы крупно исписанной книги, левой он непрерывно чертил в воздухе затейливые узоры, в этих жестах было что-то судорожное и не сливавшееся с его спокойным голосом.
— Крестница моя, — объявил Фроленков и
обратился к жене Денисова: — Ну-ко, кума, командуй!
Когда он кончил, слушатели осторожно зашевелились, как бы пробуждаясь от тяжелой дремоты; затем, сначала — шепотом, нерешительно, заговорили,
обращаясь не друг
ко другу, а как-то в воздух. Первый высказался Эвзонов, он встал и, доставая папиросу из портсигара, сказал, обнажив черные зубы...
— Да, царь и ученый: ты знаешь, что прежде в центре мира полагали землю, и все
обращалось вокруг нее, потом Галилей, Коперник — нашли, что все
обращается вокруг солнца, а теперь открыли, что и солнце
обращается вокруг другого солнца. Проходили века — и явления физического мира поддавались всякой из этих теорий. Так и жизнь: подводили ее под фатум, потом под разум, под случай — подходит
ко всему. У бабушки есть какой-то домовой…
— Нет, вам не угодно, чтоб я его принимал, я и отказываю, — сказал Ватутин. — Он однажды пришел
ко мне с охоты ночью и попросил кушать: сутки не кушал, — сказал Тит Никоныч,
обращаясь к Райскому, — я накормил его, и мы приятно провели время…
— Что это вы
ко мне привязались! — сказала Полина Карповна, — est-il bête, grossier? [он глуп, груб? (фр.)] —
обратилась она к Райскому.
— Совершенно вас извиняю, господин офицер, и уверяю вас, что вы со способностями. Действуйте так и в гостиной — скоро и для гостиной этого будет совершенно достаточно, а пока вот вам два двугривенных, выпейте и закусите; извините, городовой, за беспокойство, поблагодарил бы и вас за труд, но вы теперь на такой благородной ноге… Милый мой, —
обратился он
ко мне, — тут есть одна харчевня, в сущности страшный клоак, но там можно чаю напиться, и я б тебе предложил… вот тут сейчас, пойдем же.
— Друг мой, не претендуй, что она мне открыла твои секреты, —
обратился он
ко мне, — к тому же она с добрым намерением — просто матери захотелось похвалиться чувствами сына. Но поверь, я бы и без того угадал, что ты капиталист. Все секреты твои на твоем честном лице написаны. У него «своя идея», Татьяна Павловна, я вам говорил.
— Вот что, Петр Ипполитович, —
обратился я к нему с строгим видом, — прошу вас покорнейше пойти и пригласить сейчас сюда
ко мне Анну Андреевну для переговоров. Давно они здесь?
Это, видите ли, — вдруг
обратился он
ко мне одному (и признаюсь, если он имел намерение обэкзаменовать во мне новичка или заставить меня говорить, то прием был очень ловкий с его стороны; я тотчас это почувствовал и приготовился), — это, видите ли, вот господин Крафт, довольно уже нам всем известный и характером и солидностью убеждений.
— Что ж такое, что сын! Если он с вами, то он негодяй. Если вы сын Версилова, —
обратилась она вдруг
ко мне, — то передайте от меня вашему отцу, что он негодяй, что он недостойный бесстыдник, что мне денег его не надо… Нате, нате, нате, передайте сейчас ему эти деньги!
— Нет, это нельзя, если такая грязная рубашка, — проговорил надевавший, — не только не будет эффекта, но покажется еще грязней. Ведь я тебе сказал, чтоб ты воротнички надел. Я не умею… вы не сумеете? —
обратился он вдруг
ко мне.
Положил я, детки, вам словечко сказать одно, небольшое, — продолжал он с тихой, прекрасной улыбкой, которую я никогда не забуду, и
обратился вдруг
ко мне: — Ты, милый, церкви святой ревнуй, и аще позовет время — и умри за нее; да подожди, не пугайся, не сейчас, — усмехнулся он.
— Если бы вы захотели мне сделать особенное удовольствие, — громко и открыто
обратился он
ко мне, выходя от князя, — то поедемте сейчас со мною, и я вам покажу письмо, которое сейчас посылаю к Андрею Петровичу, а вместе и его письмо
ко мне.
— Когда мама устанет и прогонит вас, приходите
ко мне, — сказала она,
обращаясь к Колосову и Нехлюдову таким тоном, как будто ничего не произошло между ними, и, весело улыбнувшись, неслышно шагая по толстому ковру, вышла из комнаты.
— Ваше имя? — со вздохом усталости
обратился председатель
ко второй подсудимой, не глядя на нее и о чем-то справляясь в лежащей перед ним бумаге. Дело было настолько привычное для председателя, что для убыстрения хода дел он мог делать два дела разом.
Фабричный, отпив из бутылки, подал ее жене. Жена взяла бутылку и, смеясь и покачивая головой, приложила ее тоже
ко рту. Заметив на себе взгляд Нехлюдова и старика, фабричный
обратился к ним...
— Стойте, — перебил вдруг Митя и с каким-то неудержимым чувством произнес,
обращаясь ко всем в комнате: — Господа, все мы жестоки, все мы изверги, все плакать заставляем людей, матерей и грудных детей, но из всех — пусть уж так будет решено теперь — из всех я самый подлый гад!
— Ну вот, опять… Ну, развеселись, развеселись! — уговаривала его Грушенька. — Я очень рада, что ты приехал, очень рада, Митя, слышишь ты, что я очень рада? Я хочу, чтоб он сидел здесь с нами, — повелительно
обратилась она как бы
ко всем, хотя слова ее видимо относились к сидевшему на диване. — Хочу, хочу! А коли он уйдет, так и я уйду, вот что! — прибавила она с загоревшимися вдруг глазами.
— Простите, господа, что оставляю вас пока на несколько лишь минут, — проговорил он,
обращаясь ко всем посетителям, — но меня ждут еще раньше вашего прибывшие. А вы все-таки не лгите, — прибавил он,
обратившись к Федору Павловичу с веселым лицом.
— Мы это все проверим,
ко всему еще возвратимся при допросе свидетелей, который будет, конечно, происходить в вашем присутствии, — заключил допрос Николай Парфенович. — Теперь же позвольте
обратиться к вам с просьбою выложить сюда на стол все ваши вещи, находящиеся при вас, а главное, все деньги, какие только теперь имеете.
— Чтобы толковать о таких исторических событиях, как основание национальности, надо прежде всего понимать, что это значит, — строго отчеканил он в назидание. — Я, впрочем, не придаю всем этим бабьим сказкам важности, да и вообще всемирную историю не весьма уважаю, — прибавил он вдруг небрежно,
обращаясь уже
ко всем вообще.
— Что та-ко-е? — вскинул головой доктор, удивленно уставившись на Колю. — Ка-кой это? —
обратился он вдруг к Алеше, будто спрашивая у того отчета.
— Славно, Митя! Молодец, Митя! — крикнула Грушенька, и страшно злобная нотка прозвенела в ее восклицании. Маленький пан, багровый от ярости, но нисколько не потерявший своей сановитости, направился было к двери, но остановился и вдруг проговорил,
обращаясь ко Грушеньке...
— Как тебе, столько лет в сопках ходи, понимай нету? —
обратился он
ко мне в свою очередь с вопросом.
— Эти у нас луга Святоегорьевскими прозываются, —
обратился он
ко мне. — А за ними — так Великокняжеские пойдут; других таких лугов по всей Расеи нету… Уж на что красиво! — Коренник фыркнул и встряхнулся… — Господь с тобою!.. — промолвил Филофей степенно и вполголоса. — На что красиво! — повторил он и вздохнул, а потом протяжно крякнул. — Вот скоро сенокосы начнутся, и что тут этого самого сена нагребут — беда! А в заводях рыбы тоже много. Лещи такие! — прибавил он нараспев. — Одно слово: умирать не надо.
С другой стороны, я уже давно замечал, что почти все мои соседи, молодые и старые, запуганные сначала моей ученостию, заграничной поездкой и прочими удобствами моего воспитания, не только успели совершенно
ко мне привыкнуть, но даже начали
обращаться со мной не то грубовато, не то с кондачка, не дослушивали моих рассуждений и, говоря со мной, уже «слово-ерика» более не употребляли.
— Да, господа, — заговорил князь,
обращаясь ко всему собранию и не глядя, впрочем, ни на кого в особенности, — вы знаете, сегодня в театре Вержембицкую вызывать.
С левой стороны высилась скалистая сопка. К реке она подходила отвесными обрывами. Здесь мы нашли небольшое углубление вроде пещеры и развели в нем костер. Дерсу повесил над огнем котелок и вскипятил воду. Затем он достал из своей котомки кусок изюбровой кожи, опалил ее на огне и стал ножом мелко крошить, как лапшу. Когда кожа была изрезана, он высыпал ее в котелок и долго варил. Затем он
обратился ко всем со следующими словами...
— Уважим-с, уважим-с. Эй вы, голубчики! Ну, барин, — сказал он,
обращаясь вдруг
ко мне, — ты только держись: туда гора, так я коней-то пущу.
Стансфильд назвал меня. Она тотчас
обратилась с речью
ко мне и просила остаться, но я предпочел ее оставить в tete a tete со Стансфильдом и опять ушел наверх. Через минуту пришел Стансфильд с каким-то крюком или рванью. Муж француженки изобрел его, и она хотела одобрения Гарибальди.
— Сын ли, другой ли кто — не разберешь. Только уж слуга покорная! По ночам в Заболотье буду ездить, чтоб не заглядывать к этой ведьме. Ну, а ты какую еще там девчонку у столба видел, сказывай! —
обратилась матушка
ко мне.
— И мальца с собой привезла… ну, обрадовала! Это который? —
обратилась она
ко мне и, взяв меня за плечи, поцеловала тонкими, запекшимися губами.
— Ах-ах-ах! да, никак, ты на меня обиделась, сударка! — воскликнула она, — и не думай уезжать — не пущу! ведь я, мой друг, ежели и сказала что, так спроста!.. Так вот… Проста я, куда как проста нынче стала! Иногда чего и на уме нет, а я все говорю, все говорю! Изволь-ка, изволь-ка в горницы идти — без хлеба-соли не отпущу, и не думай! А ты, малец, —
обратилась она
ко мне, — погуляй, ягодок в огороде пощипли, покуда мы с маменькой побеседуем! Ах, родные мои! ах, благодетели! сколько лет, сколько зим!
Сосед это наш, —
обратилась тетенька
ко мне, — тут же обок живет, тоже садами занимается.
— Ах, что-то будет! что-то будет? выдержишь ли ты? —
обращалась матушка снова
ко мне, — смотри ты у меня, не осрамись!
Я чувствую, что
ко мне очень мало применимы такие выражения, как «он
обратился», «он стал верующим» или «его вера поколебалась», «он потерял веру».
— Водочки бы, — нерешительно
обратился он
ко мне.