Неточные совпадения
Ноги длинные,
Бежит —
земля дрожит!
Стояли мы голодные,
А немец нас поругивал
Да в яму
землю мокрую
Пошвыривал
ногой.
Думалось, что небо обрушится,
земля разверзнется под
ногами, что налетит откуда-то смерч и все поглотит, все разом…
Вронский чувствовал эти направленные на него со всех сторон глаза, но он ничего не видел, кроме ушей и шеи своей лошади, бежавшей ему навстречу
земли и крупа и белых
ног Гладиатора, быстро отбивавших такт впереди его и остававшихся всё в одном и том же расстоянии.
Заметив тот особенный поиск Ласки, когда она прижималась вся к
земле, как будто загребала большими шагами задними
ногами и слегка раскрывала рот, Левин понял, что она тянула по дупелям, и, в душе помолившись Богу, чтобы был успех, особенно на первую птицу, подбежал к ней.
Он едва успел выпростать
ногу, как она упала на один бок, тяжело хрипя, и, делая, чтобы подняться, тщетные усилия своей тонкою, потною шеей, она затрепыхалась на
земле у его
ног, как подстреленная птица.
Василий указал на метку
ногой, и Левин пошел, как умел, высевать
землю с семенами. Ходить было трудно, как по болоту, и Левин, пройдя леху, запотел и, остановившись, отдал севалку.
Лошадь вязла по ступицу, и каждая
нога ее чмокала, вырываясь из полуоттаявшей
земли.
Уж не раз испытав с пользою известное ему средство заглушать свою досаду и всё, кажущееся дурным, сделать опять хорошим, Левин и теперь употребил это средство. Он посмотрел, как шагал Мишка, ворочая огромные комья
земли, налипавшей на каждой
ноге, слез с лошади, взял у Василья севалку и пошел рассевать.
Она наддала и мерно, так точно, как он предполагал, взвилась и, оттолкнувшись от
земли, отдалась силе инерции, которая перенесла ее далеко за канаву; и в том же самом такте, без усилия, с той же
ноги, Фру-Фру продолжала скачку.
— А Бог его знает! Живущи, разбойники! Видал я-с иных в деле, например: ведь весь исколот, как решето, штыками, а все махает шашкой, — штабс-капитан после некоторого молчания продолжал, топнув
ногою о
землю: — Никогда себе не прощу одного: черт меня дернул, приехав в крепость, пересказать Григорью Александровичу все, что я слышал, сидя за забором; он посмеялся, — такой хитрый! — а сам задумал кое-что.
— А вот что! — сказал барин, очутившийся на берегу вместе с коропами и карасями, которые бились у
ног его и прыгали на аршин от
земли. — Это ничего, на это не глядите; а вот штука, вон где!.. А покажите-ка, Фома Большой, осетра. — Два здоровых мужика вытащили из кадушки какое-то чудовище. — Каков князек? из реки зашел!
— Вот на этом поле, — сказал Ноздрев, указывая пальцем на поле, — русаков такая гибель, что
земли не видно; я сам своими руками поймал одного за задние
ноги.
— Но все, извините-с, я не могу понять, как же быть без дороги; как идти не по дороге; как ехать, когда нет
земли под
ногами; как плыть, когда челн не на воде?
Иленька молчал и, стараясь вырваться, кидал
ногами в разные стороны. Одним из таких отчаянных движений он ударил каблуком по глазу Сережу так больно, что Сережа тотчас же оставил его
ноги, схватился за глаз, из которого потекли невольные слезы, и из всех сил толкнул Иленьку. Иленька, не будучи более поддерживаем нами, как что-то безжизненное, грохнулся на
землю и от слез мог только выговорить...
Они, проехавши, оглянулись назад; хутор их как будто ушел в
землю; только видны были над
землей две трубы скромного их домика да вершины дерев, по сучьям которых они лазили, как белки; один только дальний луг еще стлался перед ними, — тот луг, по которому они могли припомнить всю историю своей жизни, от лет, когда катались по росистой траве его, до лет, когда поджидали в нем чернобровую козачку, боязливо перелетавшую через него с помощию своих свежих, быстрых
ног.
Около молодого запорожца четверо старых выработывали довольно мелко
ногами, вскидывались, как вихорь, на сторону, почти на голову музыкантам, и, вдруг опустившись, неслись вприсядку и били круто и крепко своими серебряными подковами плотно убитую
землю.
Чтобы с легким сердцем напиться из такой бочки и смеяться, мой мальчик, хорошо смеяться, нужно одной
ногой стоять на
земле, другой — на небе.
Но он подгреб
земли и придавил по краям
ногою.
— Эх, ешь те комары! Расступись! — неистово вскрикивает Миколка, бросает оглоблю, снова нагибается в телегу и вытаскивает железный лом. — Берегись! — кричит он и что есть силы огорошивает с размаху свою бедную лошаденку. Удар рухнул; кобыленка зашаталась, осела, хотела было дернуть, но лом снова со всего размаху ложится ей на спину, и она падает на
землю, точно ей подсекли все четыре
ноги разом.
Кабанова (жестом показывает в
землю). В
ноги, в
ноги!
Кому назначено-с, не миновать судьбы:
Молчалин на́ лошадь садился,
ногу в стремя,
А лошадь на дыбы,
Он об
землю и прямо в темя.
— Да, — повторила Катя, и в этот раз он ее понял. Он схватил ее большие прекрасные руки и, задыхаясь от восторга, прижал их к своему сердцу. Он едва стоял на
ногах и только твердил: «Катя, Катя…», а она как-то невинно заплакала, сама тихо смеясь своим слезам. Кто не видал таких слез в глазах любимого существа, тот еще не испытал, до какой степени, замирая весь от благодарности и от стыда, может быть счастлив на
земле человек.
Без шляпы, выпачканный известью, с надорванным рукавом блузы он стоял и зачем-то притопывал
ногою по сухой
земле, засоренной стружкой, напудренной красной пылью кирпича, стоял и, мигая пыльными ресницами, говорил...
Ушел. Диомидов лежал, закрыв глаза, но рот его открыт и лицо снова безмолвно кричало. Можно было подумать: он открыл рот нарочно, потому что знает: от этого лицо становится мертвым и жутким. На улице оглушительно трещали барабаны, мерный топот сотен солдатских
ног сотрясал
землю. Истерически лаяла испуганная собака. В комнате было неуютно, не прибрано и душно от запаха спирта. На постели Лидии лежит полуидиот.
— Почему? — повторил студент, взял человека за ворот и встряхнул так, что с того слетела шапка, обнаружив испуганную мордочку. Самгина кто-то схватил сзади за локти, но тотчас же, крякнув, выпустил, затем его сильно дернули за полы пальто, он пошатнулся, едва устоял на
ногах; пронзительно свистел полицейский свисток, студент бросил человека на
землю, свирепо крикнув...
В тени группы молодых берез стояла на высоких
ногах запряженная в крестьянскую телегу длинная лошадь с прогнутой спиной, шерсть ее когда-то была белой, но пропылилась, приобрела грязную сероватость и желтоватые пятна, большая, костлявая голова бессильно и низко опущена к
земле, в провалившейся глазнице тускло блестит мутный, влажный глаз.
За ним, в некотором расстоянии, рысью мчалась тройка белых лошадей. От серебряной сбруи ее летели белые искры. Лошади топали беззвучно, широкий экипаж катился неслышно; было странно видеть, что лошади перебирают двенадцатью
ногами, потому что казалось — экипаж царя скользил по воздуху, оторванный от
земли могучим криком восторга.
Уроки Томилина становились все более скучны, менее понятны, а сам учитель как-то неестественно разросся в ширину и осел к
земле. Он переоделся в белую рубаху с вышитым воротом, на его голых, медного цвета
ногах блестели туфли зеленого сафьяна. Когда Клим, не понимая чего-нибудь, заявлял об этом ему, Томилин, не сердясь, но с явным удивлением, останавливался среди комнаты и говорил почти всегда одно и то же...
Нередко вечерами, устав от игры, она становилась тихонькой и, широко раскрыв ласковые глаза, ходила по двору, по саду, осторожно щупая
землю пружинными
ногами и как бы ища нечто потерянное.
Взлетела в воздух широкая соломенная шляпа, упала на
землю и покатилась к
ногам Самгина, он отскочил в сторону, оглянулся и вдруг понял, что он бежал не прочь от катастрофы, как хотел, а задыхаясь, стоит в двух десятках шагов от безобразной груды дерева и кирпича; в ней вздрагивают, покачиваются концы досок, жердей.
Люди, выгибая спины, держась за головы, упирались
ногами в
землю, толкая друг друга, тихонько извинялись, но, покорствуя силе ветра, шагали все быстрей, точно стремясь догнать улетающее пение...
— А голубям — башки свернуть. Зажарить. Нет, — в самом деле, — угрюмо продолжал Безбедов. — До самоубийства дойти можно. Вы идете лесом или — все равно — полем, ночь, темнота, на
земле, под
ногами, какие-то шишки. Кругом — чертовщина: революции, экспроприации, виселицы, и… вообще — деваться некуда! Нужно, чтоб пред вами что-то светилось. Пусть даже и не светится, а просто: существует. Да — черт с ней — пусть и не существует, а выдумано, вот — чертей выдумали, а верят, что они есть.
Чугунная баба грузно падала на сваю,
земля под
ногами Клима вздрагивала и гудела.
Царь медленно шел к военно-морскому отделу впереди этих людей, но казалось, что они толкают его. Вот губернатор Баранов гибко наклонился, поднял что-то с
земли из-под
ног царя и швырнул в сторону.
— Говорил он о том, что хозяйственная деятельность людей, по смыслу своему, религиозна и жертвенна, что во Христе сияла душа Авеля, который жил от плодов
земли, а от Каина пошли окаянные люди, корыстолюбцы, соблазненные дьяволом инженеры, химики. Эта ерунда чем-то восхищала Тугана-Барановского, он изгибался на длинных
ногах своих и скрипел: мы — аграрная страна, да, да! Затем курносенький стихотворец читал что-то смешное: «В ладье мечты утешимся, сны горе утолят», — что-то в этом роде.
Самгину бросилось в глаза, как плотно и крепко прижал Витте к
земле длинные и широкие ступни своих тяжелых
ног.
Подскакал офицер и, размахивая рукой в белой перчатке, закричал на Инокова, Иноков присел, осторожно положил человека на
землю, расправил руки,
ноги его и снова побежал к обрушенной стене; там уже копошились солдаты, точно белые, мучные черви, туда осторожно сходились рабочие, но большинство их осталось сидеть и лежать вокруг Самгина; они перекликались излишне громко, воющими голосами, и особенно звонко, по-бабьи звучал один голос...
Несколько человек, должно быть — молодых, судя по легкости их прыжков, запутались среди лошадей, бросаясь от одной к другой, а лошади подскакивали к ним боком, и солдаты, наклоняясь, смахивали людей с
ног на
землю, точно для того чтоб лошади прыгали через них.
Три кучи людей, нанизанных на веревки, зашевелились, закачались, упираясь
ногами в
землю, опрокидываясь назад, как рыбаки, влекущие сеть, три серых струны натянулись в воздухе; колокол тоже пошевелился, качнулся нерешительно и неохотно отстал от
земли.
Под
ногами поскрипывали половицы, из щелей между ними поднимался запах сырой
земли; было очень тихо.
Он вышел от нее очень поздно. Светила луна с той отчетливой ясностью, которая многое на
земле обнажает как ненужное. Стеклянно хрустел сухой снег под
ногами. Огромные дома смотрели друг на друга бельмами замороженных окон; у ворот — черные туши дежурных дворников; в пустоте неба заплуталось несколько звезд, не очень ярких. Все ясно.
Самгин молчал, глядя на площадь, испытывая боязнь перед открытым пространством.
Ноги у него отяжелели, даже как будто примерзли к
земле. Егорша все говорил тихо, но возбужденно, помахивая шапкой в лицо свое...
Несколько человек бросились на
землю, как будто с разбега по воздуху, они, видимо, хотели перенестись через ожившую груду жердей и тесин, но дерево, содрогаясь, как
ноги паука, ловило падающих, тискало их.
Он видел, что толпа, стискиваясь, выдавливает под
ноги себе мужчин, женщин; они приседали, падали, ползли, какой-то подросток быстро, с воем катился к фронту, упираясь в
землю одной
ногой и руками; видел, как люди умирали, не веря, не понимая, что их убивают.
Пружинно вскочив на
ноги, он рывком поднял бабу с
земли, облапил длинными руками, поцеловал и, оттолкнув, крикнул, задыхаясь, грозя кулаком...
Харламов с явным изумлением выкатил глаза, горбоносое лицо его густо покраснело, несколько секунд он молчал, облизывая губы, а затем обнаружил свою привычку к легкой клоунаде: шаркнул
ногой по
земле, растянул лицо уродливой усмешкой, поклонился и сказал...
Говоря задумчиво, он смотрел в
землю, под
ноги Самгина, едкий зеленоватый дым облекал его слова.
Въехали в рощу тонкоствольной, свинцовой ольхи, в кислый запах болота, гниющей листвы, под бричкой что-то хряснуло, она запрокинулась назад и набок, вытряхнув Самгина. Лошади тотчас остановились. Самгин ударился локтем и плечом о
землю, вскочил на
ноги, сердито закричал...
Большой, бородатый человек, удивительно пыльный, припадая на одну
ногу, свалился в двух шагах от Самгина, крякнул, достал пальцами из волос затылка кровь, стряхнул ее с пальцев на
землю и, вытирая руку о передник, сказал ровным голосом, точно вывеску прочитал...