Неточные совпадения
Городничий.
Не могу верить: изволите
шутить, ваше превосходительство!
Осип. Говорит: «Этак всякий приедет, обживется, задолжается, после и выгнать нельзя. Я, говорит,
шутить не буду, я прямо с жалобою, чтоб на съезжую да в тюрьму».
О! я
шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да что в самом деле? Я такой! я
не посмотрю ни на кого… я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть
не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
Хлестаков (продолжая удерживать ее).Из любви, право из любви. Я так только,
пошутил, Марья Антоновна,
не сердитесь! Я готов на коленках у вас просить прощения. (Падает на колени.)Простите же, простите! Вы видите, я на коленях.
И гнется, да
не ломится,
Не ломится,
не валится…
Ужли
не богатырь?
«Ты
шутишь шутки, дедушка! —
Сказала я. — Такого-то
Богатыря могучего,
Чай, мыши заедят...
— Весь город об этом говорит, — сказала она. — Это невозможное положение. Она тает и тает. Он
не понимает, что она одна из тех женщин, которые
не могут
шутить своими чувствами. Одно из двух: или увези он ее, энергически поступи, или дай развод. А это душит ее.
Степан Аркадьич сел к столу и начал
шутить с Агафьей Михайловной, уверяя ее, что такого обеда и ужина он давно
не ел.
Теперь я
не могу отдать позору свое имя… — и своего сына, — хотела она сказать, но сыном она
не могла
шутить… — позору свое имя», и еще что-нибудь в таком роде, — добавила она.
— Вы
не скачете? —
пошутил ему военный.
Махая всё так же косой, он маленьким, твердым шажком своих обутых в большие лапти ног влезал медленно на кручь и, хоть и трясся всем телом и отвисшими ниже рубахи портками,
не пропускал на пути ни одной травинки, ни одного гриба и так же
шутил с мужиками и Левиным.
Князь разложил подле себя свои покупки, резные сундучки, бирюльки, разрезные ножики всех сортов, которых он накупил кучу на всех водах, и раздаривал их всем, в том числе Лисхен, служанке и хозяину, с которым он
шутил на своем комическом дурном немецком языке, уверяя его, что
не воды вылечили Кити, но его отличные кушанья, в особенности суп с черносливом.
— Тяжела шапка Мономаха! — сказал ему
шутя Степан Аркадьич, намекая, очевидно,
не на один разговор с княгиней, а на причину волнения Левина, которое он заметил. — Как ты нынче поздно, Долли!
Не слыша ответа, Печорин сделал несколько шагов к двери; он дрожал — и сказать ли вам? я думаю, он в состоянии был исполнить в самом деле то, о чем говорил
шутя.
Я старался понравиться княгине,
шутил, заставлял ее несколько раз смеяться от души; княжне также
не раз хотелось похохотать, но она удерживалась, чтоб
не выйти из принятой роли: она находит, что томность к ней идет, — и, может быть,
не ошибается.
Я
не намекал ни разу ни о пьяном господине, ни о прежнем моем поведении, ни о Грушницком. Впечатление, произведенное на нее неприятною сценою, мало-помалу рассеялось; личико ее расцвело; она
шутила очень мило; ее разговор был остер, без притязания на остроту, жив и свободен; ее замечания иногда глубоки… Я дал ей почувствовать очень запутанной фразой, что она мне давно нравится. Она наклонила головку и слегка покраснела.
— Слава Богу! — сказал Максим Максимыч, подошедший к окну в это время. — Экая чудная коляска! — прибавил он, — верно какой-нибудь чиновник едет на следствие в Тифлис. Видно,
не знает наших горок! Нет,
шутишь, любезный: они
не свой брат, растрясут хоть англинскую!
Шутить он
не любил и двумя городами разом хотел заткнуть глотку всем другим портным, так, чтобы впредь никто
не появился с такими городами, а пусть себе пишет из какого-нибудь «Карлсеру» или «Копенгара».
— А кто это сказывал? А вы бы, батюшка, наплевали в глаза тому, который это сказывал! Он, пересмешник, видно, хотел
пошутить над вами. Вот, бают, тысячи душ, а поди-тка сосчитай, а и ничего
не начтешь! Последние три года проклятая горячка выморила у меня здоровенный куш мужиков.
Как в просвещенной Европе, так и в просвещенной России есть теперь весьма много почтенных людей, которые без того
не могут покушать в трактире, чтоб
не поговорить с слугою, а иногда даже забавно
пошутить над ним.
— Женим, женим! — подхватил председатель. — Уж как ни упирайтесь руками и ногами, мы вас женим! Нет, батюшка, попали сюда, так
не жалуйтесь. Мы
шутить не любим.
Эх, тройка! птица тройка, кто тебя выдумал? знать, у бойкого народа ты могла только родиться, в той земле, что
не любит
шутить, а ровнем-гладнем разметнулась на полсвета, да и ступай считать версты, пока
не зарябит тебе в очи.
Меж тем Онегина явленье
У Лариных произвело
На всех большое впечатленье
И всех соседей развлекло.
Пошла догадка за догадкой.
Все стали толковать украдкой,
Шутить, судить
не без греха,
Татьяне прочить жениха;
Иные даже утверждали,
Что свадьба слажена совсем,
Но остановлена затем,
Что модных колец
не достали.
О свадьбе Ленского давно
У них уж было решено.
Задумчивость, ее подруга
От самых колыбельных дней,
Теченье сельского досуга
Мечтами украшала ей.
Ее изнеженные пальцы
Не знали игл; склонясь на пяльцы,
Узором шелковым она
Не оживляла полотна.
Охоты властвовать примета,
С послушной куклою дитя
Приготовляется
шутяК приличию, закону света,
И важно повторяет ей
Уроки маменьки своей.
Служив отлично-благородно,
Долгами жил его отец,
Давал три бала ежегодно
И промотался наконец.
Судьба Евгения хранила:
Сперва Madame за ним ходила,
Потом Monsieur ее сменил;
Ребенок был резов, но мил.
Monsieur l’Abbé, француз убогой,
Чтоб
не измучилось дитя,
Учил его всему
шутя,
Не докучал моралью строгой,
Слегка за шалости бранил
И в Летний сад гулять водил.
— Я тут еще беды
не вижу.
«Да скука, вот беда, мой друг».
— Я модный свет ваш ненавижу;
Милее мне домашний круг,
Где я могу… — «Опять эклога!
Да полно, милый, ради Бога.
Ну что ж? ты едешь: очень жаль.
Ах, слушай, Ленский; да нельзя ль
Увидеть мне Филлиду эту,
Предмет и мыслей, и пера,
И слез, и рифм et cetera?..
Представь меня». — «Ты
шутишь». — «Нету».
— Я рад. — «Когда же?» — Хоть сейчас
Они с охотой примут нас.
«Вырастет, забудет, — подумал он, — а пока…
не стоит отнимать у тебя такую игрушку. Много ведь придется в будущем увидеть тебе
не алых, а грязных и хищных парусов; издали нарядных и белых, вблизи — рваных и наглых. Проезжий человек
пошутил с моей девочкой. Что ж?! Добрая шутка! Ничего — шутка! Смотри, как сморило тебя, — полдня в лесу, в чаще. А насчет алых парусов думай, как я: будут тебе алые паруса».
Я
не шучу-с! — проговорил шепотом Порфирий, но на этот раз в лице его уже
не было давешнего бабьи-добродушного и испуганного выражения; напротив, теперь он прямо приказывал, строго, нахмурив брови и как будто разом нарушая все тайны и двусмысленности.
Он только капельку покуражился: он даже
не успел и высказаться, он просто
пошутил, увлекся, а кончилось так серьезно!
— Позволь, я тебе серьезный вопрос задать хочу, — загорячился студент. — Я сейчас, конечно,
пошутил, но смотри: с одной стороны, глупая, бессмысленная, ничтожная, злая, больная старушонка, никому
не нужная и, напротив, всем вредная, которая сама
не знает, для чего живет, и которая завтра же сама собой умрет. Понимаешь? Понимаешь?
Кабанов (
шутя). Уж разве без меня что-нибудь, а при мне, кажись, ничего
не было.
Борис. Нет, ты
шутишь! Этого быть
не может. (Хватается за голову.)
Кабанов (
шутя). Катя, кайся, брат, лучше, коли в чем грешна. Ведь от меня
не скроешься: нет, шалишь! Все знаю!
Мальчишка, думая поймать угря,
Схватил Змею и, во́ззрившись, от страха
Стал бледен, как его рубаха.
Змея, на Мальчика спокойно посмотря,
«Послушай», говорит: «коль ты умней
не будешь,
То дерзость
не всегда легко тебе пройдёт.
На сей раз бог простит; но берегись вперёд,
И знай, с кем
шутишь...
Робинзон. Они
пошутить захотели надо мной; ну, и прекрасно, и я
пошучу над ними. Я с огорчения задолжаю рублей двадцать, пусть расплачиваются. Они думают, что мне общество их очень нужно — ошибаются; мне только бы кредит; а то я и один
не соскучусь, я и solo могу разыграть очень веселое. К довершению удовольствия, денег бы занять…
Матушка
шутить этим
не любила и пожаловалась батюшке.
Свет ты мой! послушай меня, старика: напиши этому разбойнику, что ты
пошутил, что у нас и денег-то таких
не водится.
Шутил, и
не сказал я ничего, окро́ме…
— Вы продолжаете
шутить, — произнес, вставая со стула, Павел Петрович. — Но после любезной готовности, оказанной вами, я
не имею права быть на вас в претензии… Итак, все устроено… Кстати, пистолетов у вас нет?
Час спустя Павел Петрович уже лежал в постели с искусно забинтованною ногой. Весь дом переполошился; Фенечке сделалось дурно. Николай Петрович втихомолку ломал себе руки, а Павел Петрович смеялся,
шутил, особенно с Базаровым; надел тонкую батистовую рубашку, щегольскую утреннюю курточку и феску,
не позволил опускать шторы окон и забавно жаловался на необходимость воздержаться от пищи.
Она слыла за легкомысленную кокетку, с увлечением предавалась всякого рода удовольствиям, танцевала до упаду, хохотала и
шутила с молодыми людьми, которых принимала перед обедом в полумраке гостиной, а по ночам плакала и молилась,
не находила нигде покою и часто до самого утра металась по комнате, тоскливо ломая руки, или сидела, вся бледная и холодная, над Псалтырем.
— Вам все желательно
шутить, — ответил Павел Петрович. — Я
не отрицаю странности нашего поединка, но я считаю долгом предупредить вас, что я намерен драться серьезно. A bon entendeur, salut! [Имеющий уши да слышит! (фр.).]
Фенечка подняла на Базарова свои глаза, казавшиеся еще темнее от беловатого отблеска, падавшего на верхнюю часть ее лица. Она
не знала —
шутит ли он или нет.
— Ой, простите, глупо я
пошутил, уподобив вас гривеннику! Вы, Клим Иваныч, поверьте слову: я цену вам как раз весьма чувствую! Душевнейше рад встретить в лице вашем
не пустозвона и празднослова,
не злыдня, подобного, скажем, зятьку моему, а человека сосредоточенного ума, философически обдумывающего видимое и творимое. Эдакие люди — редки, как, примерно… двуглавые рыбы, каких и вовсе нет. Мне знакомство с вами — удача, праздник…
— Сорок лет готовятся, а —
не начнут?
Шутите!
— А, конечно, от неволи, — сказала молодая, видимо,
не потому, что хотела
пошутить, а потому, что плохо слышала. — Вот она, детей ради, и стала ездить в Нижний, на ярмарку, прирабатывать, женщина она видная, телесная, характера веселого…
Она ушла, прежде чем он успел ответить ей. Конечно, она
шутила, это Клим видел по лицу ее. Но и в форме шутки ее слова взволновали его. Откуда, из каких наблюдений могла родиться у нее такая оскорбительная мысль? Клим долго, напряженно искал в себе: являлось ли у него сожаление, о котором догадывается Лидия?
Не нашел и решил объясниться с нею. Но в течение двух дней он
не выбрал времени для объяснения, а на третий пошел к Макарову, отягченный намерением,
не совсем ясным ему.
— Я —
не думаю, а —
шучу, — сказал поручик и плюнул. Его догнал начальник разъезда...
— Вы очень мило
шутите, — настойчиво прервал ее Пыльников, но она
не дала ему говорить.
— Для меня «с милым рай и в шалаше», —
шутила она,
не уступая ему. Он считал ее бескорыстие глупым, но —
не спорил с нею.