Неточные совпадения
— Ну, а ты что делал? — спросила она, глядя ему в
глаза, что-то особенно подозрительно блестевшие. Но, чтобы
не помешать ему всё рассказать, она скрыла свое внимание и
с одобрительной улыбкой слушала его рассказ о том, как он
провел вечер.
То же самое думал ее сын. Он
провожал ее
глазами до тех пор, пока
не скрылась ее грациозная фигура, и улыбка остановилась на его лице. В окно он видел, как она подошла к брату, положила ему руку на руку и что-то оживленно начала говорить ему, очевидно о чем-то
не имеющем ничего общего
с ним,
с Вронским, и ему ото показалось досадным.
Чичиков уверил ее, что
не завезет, и Коробочка, успокоившись, уже стала рассматривать все, что было во дворе ее; вперила
глаза на ключницу, выносившую из кладовой деревянную побратиму [Побратима — «шарообразный сосуд деревянный,
с узким горлом; кладут мед, варенье».
Однообразный и безумный,
Как вихорь жизни молодой,
Кружится вальса вихорь шумный;
Чета мелькает за четой.
К минуте мщенья приближаясь,
Онегин, втайне усмехаясь,
Подходит к Ольге. Быстро
с ней
Вертится около гостей,
Потом на стул ее сажает,
Заводит речь о том, о сем;
Спустя минуты две потом
Вновь
с нею вальс он продолжает;
Все в изумленье. Ленский сам
Не верит собственным
глазам.
Так мысль ее далече бродит:
Забыт и свет и шумный бал,
А
глаз меж тем
с нее
не сводитКакой-то важный генерал.
Друг другу тетушки мигнули,
И локтем Таню враз толкнули,
И каждая шепнула ей:
«Взгляни налево поскорей». —
«Налево? где? что там такое?» —
«Ну, что бы ни было, гляди…
В той кучке, видишь? впереди,
Там, где еще в мундирах двое…
Вот отошел… вот боком стал… —
«Кто? толстый этот генерал...
— Кто ты? Коли дух нечистый, сгинь
с глаз; коли живой человек,
не в пору
завел шутку, — убью
с одного прицела!
Она уставилась было взглядом на золотой лорнет Петра Петровича, который он придерживал в левой руке, а вместе
с тем и на большой, массивный, чрезвычайно красивый перстень
с желтым камнем, который был на среднем пальце этой руки, — но вдруг и от него
отвела глаза и,
не зная уж куда деваться, кончила тем, что уставилась опять прямо в
глаза Петру Петровичу.
Но теперь, странное дело, в большую такую телегу впряжена была маленькая, тощая саврасая крестьянская клячонка, одна из тех, которые — он часто это видел — надрываются иной раз
с высоким каким-нибудь возом дров или сена, особенно коли воз застрянет в грязи или в колее, и при этом их так больно, так больно бьют всегда мужики кнутами, иной раз даже по самой морде и по
глазам, а ему так жалко, так жалко на это смотреть, что он чуть
не плачет, а мамаша всегда, бывало,
отводит его от окошка.
Мармеладов был в последней агонии; он
не отводил своих
глаз от лица Катерины Ивановны, склонившейся снова над ним. Ему все хотелось что-то ей сказать; он было и начал,
с усилием шевеля языком и неясно выговаривая слова, но Катерина Ивановна, понявшая, что он хочет просить у ней прощения, тотчас же повелительно крикнула на него...
— Стало быть, я
с ним приятель большой… коли знаю, — продолжал Раскольников, неотступно продолжая смотреть в ее лицо, точно уже был
не в силах
отвести глаз, — он Лизавету эту… убить
не хотел… Он ее… убил нечаянно… Он старуху убить хотел… когда она была одна… и пришел… А тут вошла Лизавета… Он тут… и ее убил.
Вертит хвостом,
с Вороны
глаз не сводит,
И говорит так сладко, чуть дыша:
«Голубушка, как хороша!
Любопытство меня мучило: куда ж отправляют меня, если уж
не в Петербург? Я
не сводил глаз с пера батюшкина, которое двигалось довольно медленно. Наконец он кончил, запечатал письмо в одном пакете
с паспортом, снял очки и, подозвав меня, сказал: «Вот тебе письмо к Андрею Карловичу Р., моему старинному товарищу и другу. Ты едешь в Оренбург служить под его начальством».
Возьмет он руку, к сердцу жмет,
Из глубины души вздохнет,
Ни слова вольного, и так вся ночь проходит,
Рука
с рукой, и
глаз с меня
не сводит. —
Смеешься! можно ли! чем повод подала
Тебе я к хохоту такому!
Арина Власьевна
не замечала Аркадия,
не потчевала его; подперши кулачком свое круглое лицо, которому одутловатые, вишневого цвета губки и родинки на щеках и над бровями придавали выражение очень добродушное, она
не сводила глаз с сына и все вздыхала; ей смертельно хотелось узнать, на сколько времени он приехал, но спросить она его боялась.
Базаров говорил все это
с таким видом, как будто в то же время думал про себя: «Верь мне или
не верь, это мне все едино!» Он медленно
проводил своими длинными пальцами по бакенбардам, а
глаза его бегали по углам.
Тогда Самгин, пятясь,
не сводя глаз с нее,
с ее топающих ног, вышел за дверь, притворил ее, прижался к ней спиною и долго стоял в темноте, закрыв
глаза, но четко и ярко видя мощное тело женщины, напряженные, точно раненые, груди, широкие, розоватые бедра, а рядом
с нею — себя
с растрепанной прической,
с открытым ртом на сером потном лице.
Зимними вечерами приятно было шагать по хрупкому снегу, представляя, как дома, за чайным столом, отец и мать будут удивлены новыми мыслями сына. Уже фонарщик
с лестницей на плече легко бегал от фонаря к фонарю, развешивая в синем воздухе желтые огни, приятно позванивали в зимней тишине ламповые стекла. Бежали лошади извозчиков, потряхивая шершавыми головами. На скрещении улиц стоял каменный полицейский,
провожая седыми
глазами маленького, но важного гимназиста, который
не торопясь переходил
с угла на угол.
Клим пораженно
провожал глазами одну из телег. На нее был погружен лишний человек, он лежал сверх трупов, аккуратно положенных вдоль телеги, его небрежно взвалили вкось, почти поперек их, и он высунул из-под брезента голые, разномерные руки; одна была коротенькая, торчала деревянно и растопырив пальцы звездой, а другая — длинная, очевидно, сломана в локтевом сгибе; свесившись
с телеги, она свободно качалась, и кисть ее, на которой
не хватало двух пальцев, была похожа на клешню рака.
Клим ушел от этих людей в состоянии настолько подавленном, что даже
не предложил Лидии
проводить ее. Но она сама, выбежав за ворота, остановила его, попросив ласково,
с хитренькой улыбкой в
глазах...
Лидия пожала его руку молча. Было неприятно видеть, что
глаза Варвары
провожают его
с явной радостью. Он ушел, оскорбленный равнодушием Лидии, подозревая в нем что-то искусственное и демонстративное. Ему уже казалось, что он ждал: Париж сделает Лидию более простой, нормальной, и, если даже несколько развратит ее, — это пошло бы только в пользу ей. Но, видимо, ничего подобного
не случилось и она смотрит на него все теми же
глазами ночной птицы, которая
не умеет жить днем.
Он молча поцеловал у ней руку и простился
с ней до воскресенья. Она уныло
проводила его
глазами, потом села за фортепьяно и вся погрузилась в звуки. Сердце у ней о чем-то плакало, плакали и звуки. Хотела петь —
не поется!
— Да полноте, мсьё Обломов, теперь как вы сами смотрите на меня! — говорила она, застенчиво отворачивая голову, но любопытство превозмогало, и она
не сводила глаз с его лица…
Он накрепко наказал Захару
не сметь болтать
с Никитой и опять
глазами проводил последнего до калитки, а Анисье погрозил пальцем, когда она показала было нос из кухни и что-то хотела спросить Никиту.
«Увяз, любезный друг, по уши увяз, — думал Обломов,
провожая его
глазами. — И слеп, и глух, и нем для всего остального в мире. А выйдет в люди, будет со временем ворочать делами и чинов нахватает… У нас это называется тоже карьерой! А как мало тут человека-то нужно: ума его, воли, чувства — зачем это? Роскошь! И проживет свой век, и
не пошевелится в нем многое, многое… А между тем работает
с двенадцати до пяти в канцелярии,
с восьми до двенадцати дома — несчастный!»
А там старуха пронесет из амбара в кухню чашку
с мукой да кучу яиц; там повар вдруг выплеснет воду из окошка и обольет Арапку, которая целое утро,
не сводя глаз, смотрит в окно, ласково виляя хвостом и облизываясь.
Он мучительно
провел глазами по потолку, хотел сойти
с места, бежать — ноги
не повиновались. Хотел сказать что-то: во рту было сухо, язык
не ворочался, голос
не выходил из груди. Он протянул ей руку.
Не знала она и того, что рядом
с этой страстью, на которую он сам напросился, которую она, по его настоянию, позволила питать, частию затем, что надеялась этой уступкой угомонить ее, частию повинуясь совету Марка, чтобы
отводить его
глаза от обрыва и вместе «проучить» слегка, дружески, добродушно посмеявшись над ним, —
не знала она, что у него в душе все еще гнездилась надежда на взаимность, на ответ, если
не страсти его, то на чувство женской дружбы, хоть чего-нибудь.
Кофей, чай, булки, завтрак, обед — все это опрокинулось на студента, еще стыдливого, робкого, нежного юношу,
с аппетитом ранней молодости; и всему он сделал честь. А бабушка почти
не сводила глаз с него.
— Идите, Бог
с вами! — сказала Татьяна Марковна, — да
глаз не выколите, вот темнота какая! хоть Егорку возьмите, он
проводит с фонарем.
Не только Райский, но и сама бабушка вышла из своей пассивной роли и стала исподтишка пристально следить за Верой. Она задумывалась
не на шутку, бросила почти хозяйство, забывала всякие ключи на столах,
не толковала
с Савельем,
не сводила счетов и
не выезжала в поле. Пашутка
не спускала
с нее, по обыкновению,
глаз, а на вопрос Василисы, что делает барыня, отвечала: «Шепчет».
— Вы у нас, — продолжал неумолимый Нил Андреич, — образец матерям и дочерям: в церкви стоите,
с образа
глаз не отводите, по сторонам
не взглянете, молодых мужчин
не замечаете…
Яков
с Кузьмой
провели утро в слободе, под гостеприимным кровом кабака. Когда они выходили из кабака, то Кузьма принимал чрезвычайно деловое выражение лица, и чем ближе подходил к дому, тем строже и внимательнее смотрел вокруг, нет ли беспорядка какого-нибудь,
не валяется ли что-нибудь лишнее, зря, около дома, трогал замок у ворот, цел ли он. А Яков все искал по сторонам
глазами,
не покажется ли церковный крест вдалеке, чтоб помолиться на него.
Он взглянул на Веру: она
не шевелилась в своей молитве и
не сводила глаз с креста.
— Дайте ему в щеку! Дайте ему в щеку! — прокричала Татьяна Павловна, а так как Катерина Николаевна хоть и смотрела на меня (я помню все до черточки),
не сводя глаз, но
не двигалась
с места, то Татьяна Павловна, еще мгновение, и наверно бы сама исполнила свой совет, так что я невольно поднял руку, чтоб защитить лицо; вот из-за этого-то движения ей и показалось, что я сам замахиваюсь.
«Точно так-с, — отвечал он
с той улыбкой человека навеселе, в которой умещаются и обида и удовольствие, — писать вовсе
не могу», — прибавил он,
с влажными
глазами и
с той же улыбкой, и старался
водить рукой по воздуху, будто пишет.
Один смотрит, подняв брови, как матросы, купаясь, один за другим бросаются
с русленей прямо в море и на несколько мгновений исчезают в воде; другой присел над люком и
не сводит глаз с того, что делается в кают-компании; третий, сидя на стуле, уставил
глаза в пушку и
не может от старости
свести губ.
У юрты встретил меня старик лет шестидесяти пяти в мундире станционного смотрителя со шпагой. Я думал, что он тут живет, но
не понимал, отчего он встречает меня так торжественно, в шпаге, руку под козырек, и
глаз с меня
не сводит. «Вы смотритель?» — кланяясь, спросил я его. «Точно так, из дворян», — отвечал он. Я еще поклонился. Так вот отчего он при шпаге! Оставалось узнать, зачем он встречает меня
с таким почетом:
не принимает ли за кого-нибудь из своих начальников?
Нехлюдов отдал письмо графини Катерины Ивановны и, достав карточку, подошел к столику, на котором лежала книга для записи посетителей, и начал писать, что очень жалеет, что
не застал, как лакей подвинулся к лестнице, швейцар вышел на подъезд, крикнув: «подавай!», а вестовой, вытянувшись, руки по швам, замер, встречая и
провожая глазами сходившую
с лестницы быстрой,
не соответственной ее важности походкой невысокую тоненькую барыню.
— Как было? — вдруг быстро начала Маслова. — Приехала в гостиницу,
провели меня в номер, там он был, и очень уже пьяный. — Она
с особенным выражением ужаса, расширяя
глаза, произносила слово он. — Я хотела уехать, он
не пустил.
Довольно долго эти два странно смотрящие
глаза смотрели на Нехлюдова, и, несмотря на охвативший его ужас, он
не мог
отвести и своего взгляда от этих косящих
глаз с ярко-белыми белками.
Он был уверен, что его чувство к Катюше есть только одно из проявлений наполнявшего тогда всё его существо чувства радости жизни, разделяемое этой милой, веселой девочкой. Когда же он уезжал, и Катюша, стоя на крыльце
с тетушками,
провожала его своими черными, полными слез и немного косившими
глазами, он почувствовал однако, что покидает что-то прекрасное, дорогое, которое никогда уже
не повторится. И ему стало очень грустно.
«Вот этой жениха
не нужно будет искать: сама найдет, —
с улыбкой думала Хиония Алексеевна,
провожая глазами убегавшую Верочку. — Небось
не закиснет в девках, как эти принцессы, которые умеют только важничать… Еще считают себя образованными девушками, а когда пришла пора выходить замуж, — так я же им и ищи жениха. Ох, уж эти мне принцессы!»
Впечатление от высшего благородства его речи было-таки испорчено, и Фетюкович,
провожая его
глазами, как бы говорил, указывая публике: «вот, дескать, каковы ваши благородные обвинители!» Помню,
не прошло и тут без эпизода со стороны Мити: взбешенный тоном,
с каким Ракитин выразился о Грушеньке, он вдруг закричал со своего места: «Бернар!» Когда же председатель, по окончании всего опроса Ракитина, обратился к подсудимому:
не желает ли он чего заметить со своей стороны, то Митя зычно крикнул...
Несколько мгновений прислушивалась она,
не сводя широко раскрытых
глаз с места, где раздался слабый звук, вздохнула, повернула тихонько голову, еще ниже наклонилась и принялась медленно перебирать цветы.
— Поздравляю, господин исправник. Ай да бумага! по этим приметам
не мудрено будет вам отыскать Дубровского. Да кто ж
не среднего роста, у кого
не русые волосы,
не прямой нос да
не карие
глаза! Бьюсь об заклад, три часа сряду будешь говорить
с самим Дубровским, а
не догадаешься,
с кем бог тебя
свел. Нечего сказать, умные головушки приказные!
Лгать мне
не пришлось: несчастный был в сильнейшей горячке; исхудалый и изнеможенный от тюрьмы и дороги, полуобритый и
с бородой, он был страшен, бессмысленно
водил глазами и беспрестанно просил пить.
Она уж и
не пыталась бороться
с мужем, а только старалась
не попадаться ему на
глаза, всячески угождая ему при случайных встречах и почти безвыходно
проводя время на кухне.
У меня было такое впечатление, что он
сводил счеты за то, что, соглашаясь
с глазу на
глаз,
не будучи согласен, он отыгрывался в ругательных статьях.
Ежедневно все игроки
с нетерпением ждали прихода князей: без них игра
не клеилась. Когда они появлялись, стол оживал.
С неделю они ходили ежедневно, проиграли больше ста тысяч, как говорится,
не моргнув
глазом — и вдруг в один вечер
не явились совсем (их уже было решено
провести в члены-соревнователи Кружка).
Михей Зотыч был один, и торговому дому Луковникова приходилось иметь
с ним немалые дела, поэтому приказчик сразу вытянулся в струнку, точно по нему выстрелили. Молодец тоже был удивлен и во все
глаза смотрел то на хозяина, то на приказчика. А хозяин шел, как ни в чем
не бывало, обходя бунты мешков, а потом маленькою дверцей
провел гостя к себе в низенькие горницы, устроенные по-старинному.