Неточные совпадения
— Да, и как сделана эта фигура, сколько воздуха. Обойти можно, — сказал Голенищев, очевидно этим замечанием показывая, что он
не одобряет содержания и мысли фигуры.
Старший брат был тоже недоволен меньшим. Он
не разбирал, какая это была любовь, большая или маленькая, страстная или
не страстная, порочная или непорочная (он сам, имея детей, содержал танцовщицу и потому был снисходителен на это); по он знал, что это любовь ненравящаяся тем, кому нужна нравиться, и потому
не одобрял поведения брата.
— Вот оно! Вот оно! — смеясь сказал Серпуховской. — Я же начал с того, что я слышал про тебя, про твой отказ… Разумеется, я тебя
одобрил. Но на всё есть манера. И я думаю, что самый поступок хорош, но ты его сделал
не так, как надо.
— Если свет
не одобряет этого, то мне всё равно, — сказал Вронский, — но если родные мои хотят быть в родственных отношениях со мною, то они должны быть в таких же отношениях с моею женой.
В сущности, понимавшие, по мнению Вронского, «как должно» никак
не понимали этого, а держали себя вообще, как держат себя благовоспитанные люди относительно всех сложных и неразрешимых вопросов, со всех сторон окружающих жизнь, — держали себя прилично, избегая намеков и неприятных вопросов. Они делали вид, что вполне понимают значение и смысл положения, признают и даже
одобряют его, но считают неуместным и лишним объяснять всё это.
Но Сергей Иванович, очевидно,
не одобрял этого возражения. Он нахмурился на слова Катавасова и сказал другое.
Не нравилось ей тоже то, что по всему, что она узнала про эту связь, это
не была та блестящая, грациозная светская связь, какую она бы
одобрила, но какая-то Вертеровская, отчаянная страсть, как ей рассказывали, которая могла вовлечь его в глупости.
Хлюстов
не соглашался итти со своим уездом просить Снеткова баллотироваться, а Свияжский уговаривал его сделать это, и Сергей Иванович
одобрял этот план.
Как я понял, они
не одобряют этого.
Отвлеченно, теоретически, она
не только оправдывала, но даже
одобряла поступок Анны.
Левин
не одобрял этого всего; он
не верил, чтоб из этого вышла какая-нибудь польза для больного.
— Осталось неизвестно, кто убил госпожу Зотову? Плохо работает ваша полиция. Наш Скотланд-ярд узнал бы, о да! Замечательная была русская женщина, —
одобрил он. — Несколько… как это говорится? — обре-ме-не-на знаниями, которые
не имеют практического значения, но все-таки обладала сильным практическим умом. Это я замечаю у многих: русские как будто стыдятся практики и прячут ее, орнаментируют религией, философией, этикой…
А он, как пьяный, ничего
не чувствует, снова ввернется в толпу, кричит: «Падаль!» Клим Иванович,
не в том дело, что человек буянит, а в том, что из десяти семеро
одобряют его, а если и бьют, так это они из осторожности.
— Девицы в раздражении чувств. Алина боится, что простудилась, и капризничает. Лидия настроена непримиримо, накричала на Лютова за то, что он
не одобрил «Дневник Башкирцевой».
—
Не одобряю, — сердито фыркнул Робинзон, закуривая папиросу.
— Все
одобряют, — сказал Дронов, сморщив лицо. — Но вот на жену — мало похожа. К хозяйству относится небрежно, как прислуга. Тагильский ее давно знает, он и познакомил меня с ней. «
Не хотите ли, говорит, взять девицу, хорошую, но равнодушную к своей судьбе?» Тагильского она, видимо, отвергла, и теперь он ее называет путешественницей по спальням. Но я —
не ревнив, а она — честная баба. С ней — интересно. И, знаешь, спокойно:
не обманет,
не продаст.
— Нет, — сказал Самгин. Рассказ он читал, но
не одобрил и потому
не хотел говорить о нем. Меньше всего Иноков был похож на писателя; в широком и как будто чужом пальто, в белой фуражке, с бородою, которая неузнаваемо изменила грубое его лицо, он был похож на разбогатевшего мужика. Говорил он шумно, оживленно и, кажется, был нетрезв.
— Итак — адвокат? Прокурор?
Не одобряю. Будущее принадлежит инженерам.
— Нам известно о вас многое, вероятно — все! — перебил жандарм, а Самгин, снова чувствуя, что сказал лишнее, мысленно
одобрил жандарма за то, что он помешал ему. Теперь он видел, что лицо офицера так необыкновенно подвижно, как будто основой для мускулов его служили
не кости, а хрящи: оно, потемнев еще более, все сдвинулось к носу, заострилось и было бы смешным, если б глаза
не смотрели тяжело и строго. Он продолжал, возвысив голос...
Соседями аккомпаниатора сидели с левой руки — «последний классик» и комическая актриса, по правую — огромный толстый поэт. Самгин вспомнил, что этот тяжелый парень еще до 905 года
одобрил в сонете известный, но никем до него
не одобряемый, поступок Иуды из Кариота. Память механически подсказала Иудино дело Азефа и другие акты политического предательства. И так же механически подумалось, что в XX веке Иуда весьма часто является героем поэзии и прозы, — героем, которого объясняют и оправдывают.
Но он понял, что о себе думает по привычке, механически. Ему было страшно, и его угнетало сознание своей беспомощности. Он был вырван из обычного, понятного ему, но,
не понимая мотивов поступка Варвары, уже инстинктивно
одобрял его.
— Поступок, которого я
не одобрял, — напомнил Самгин.
— Даже. И преступно искусство, когда оно изображает мрачными красками жизнь демократии. Подлинное искусство — трагично. Трагическое создается насилием массы в жизни, но
не чувствуется ею в искусстве. Калибану Шекспира трагедия
не доступна. Искусство должно быть более аристократично и непонятно, чем религия. Точнее: чем богослужение. Это — хорошо, что народ
не понимает латинского и церковнославянского языка. Искусство должно говорить языком непонятным и устрашающим. Я
одобряю Леонида Андреева.
— В Париже очень интересуются нами, но
не одобряют!
На другой день к вечеру он получил коротенький ответ от Веры, где она успокоивала его,
одобряя намерение его уехать,
не повидавшись с ней, и изъявила полную готовность помочь ему победить страсть (слово было подчеркнуто) — и для того она сама, вслед за отправлением этой записки, уезжает в тот же день, то есть в пятницу, опять за Волгу. Ему же советовала приехать проститься с Татьяной Марковной и со всем домом, иначе внезапный отъезд удивил бы весь город и огорчил бы бабушку.
— Как первую женщину в целом мире! Если б я смел мечтать, что вы хоть отчасти разделяете это чувство… нет, это много, я
не стою… если
одобряете его, как я надеялся… если
не любите другого, то… будьте моей лесной царицей, моей женой, — и на земле
не будет никого счастливее меня!.. Вот что хотел я сказать — и долго
не смел! Хотел отложить это до ваших именин, но
не выдержал и приехал, чтобы сегодня в семейный праздник, в день рождения вашей сестры…
— Вы думаете, что я
не понимаю вас и всего, что в вас происходит. Ведь то, что вы сделали, всем известно. C’est le secret de polichinelle. [Это секрет полишинеля.] И я восхищаюсь этим и
одобряю вас.
Другого занятия
не было, и самые высокопоставленные люди, молодые, старики, царь и его приближенные
не только
одобряли это занятие, но хвалили, благодарили за это.
— Уж очень он меня измучал — ужасный негодяй. Хотелось душу отвести, — сказал адвокат, как бы оправдываясь в том, что говорит
не о деле. — Ну-с, о вашем деле… Я его прочел внимательно и «содержания оной
не одобрил», как говорится у Тургенева, т. е. адвокатишко был дрянной и все поводы кассации упустил.
— Ах, да, конечно! Разве ее можно
не любить? Я хотел совсем другое сказать: надеетесь ли вы… обдумали ли вы основательно, что сделаете ее счастливой и сами будете счастливы с ней. Конечно, всякий брак — лотерея, но иногда полезно воздержаться от риска… Я верю вам, то есть хочу верить, и простите отцу…
не могу! Это выше моих сил… Вы говорили с доктором? Да, да. Он
одобряет выбор Зоси, потому что любит вас. Я тоже люблю доктора…
— Подождите, милая Катерина Осиповна, я
не сказала главного,
не сказала окончательного, что решила в эту ночь. Я чувствую, что, может быть, решение мое ужасно — для меня, но предчувствую, что я уже
не переменю его ни за что, ни за что, во всю жизнь мою, так и будет. Мой милый, мой добрый, мой всегдашний и великодушный советник и глубокий сердцеведец и единственный друг мой, какого я только имею в мире, Иван Федорович,
одобряет меня во всем и хвалит мое решение… Он его знает.
Он, главное, вас боится, боится, что вы
не одобрите побега с нравственной стороны, но вы должны ему это великодушно позволить, если уж так необходима тут ваша санкция, — с ядом прибавила Катя.
—
Одобряю, — сказал Алеша,
не желая ему противоречить.
— Именно
не заметил, это вы прекрасно, прокурор, —
одобрил вдруг и Митя. Но далее пошла история внезапного решения Мити «устраниться» и «пропустить счастливых мимо себя». И он уже никак
не мог, как давеча, решиться вновь разоблачать свое сердце и рассказывать про «царицу души своей». Ему претило пред этими холодными, «впивающимися в него, как клопы», людьми. А потому на повторенные вопросы заявил кратко и резко...
Перед сумерками я еще раз сходил посмотреть на воду. Она прибывала медленно, и, по-видимому, до утра
не было опасения, что река выйдет из берегов. Тем
не менее я приказал уложить все имущество и заседлать мулов. Дерсу
одобрил эту меру предосторожности. Вечером, когда стемнело, с сильным шумом хлынул страшный ливень. Стало жутко.
Он только
не мешал,
одобрял, радовался.
«Миленький только смотрел и смеялся. Почему ж бы ему
не пошалить с нами? Ведь это было бы еще веселее. Разве это было неловко или разве он этого
не сумел бы — принять участие в нашей игре? Нет, нисколько
не неловко, и он сумел бы. Но у него такой характер. Он только
не мешает, но
одобряет, радуется, — и только».
— Нет, мой милашка, ты ошибаешься. Я тут многое
не одобряю. Пожалуй, даже все
не одобряю, если тебе сказать по правде. Все это слишком еще мудрено, восторженно; жизнь гораздо проще.
— Она, maman,
не бог знает кто; когда вы узнаете ее, вы
одобрите мой выбор.
— «Когда я узнаю ee!» — я никогда
не узнаю ee! «
одобрю твой выбор!» — я запрещаю тебе всякую мысль об этом выборе! слышишь, запрещаю!
Он начал с того, что просил
не сердиться на него за внезапный отъезд; он был уверен, что, по зрелом соображении, я
одобрю его решение.
Сам отец
не одобрял этих новшеств.
Тем
не менее домашняя неурядица была настолько невыносима, что Валентин Осипович, чтоб
не быть ее свидетелем, на целые дни исчезал к родным. Старики Бурмакины тоже догадались, что в доме сына происходят нелады, и даже воздерживались отпускать в Веригино своих дочерей. Но,
не одобряя поведения Милочки, они в то же время
не оправдывали и Валентина.
— Хорошие-то французы, впрочем,
не одобряют. Я от Егорова к Сихлерше [Известный в то время магазин мод.] забежал, так она так-таки прямо и говорит: «Поверите ли, мне даже француженкой называться стыдно! Я бы, говорит, и веру свою давно переменила, да жду, что дальше будет».
— Вот теперь вы правильно рассуждаете, —
одобряет детей Марья Андреевна, — я и маменьке про ваши добрые чувства расскажу. Ваша маменька — мученица. Папенька у вас старый, ничего
не делает, а она с утра до вечера об вас думает, чтоб вам лучше было, чтоб будущее ваше было обеспечено. И, может быть, скоро Бог увенчает ее старания новым успехом. Я слышала, что продается Никитское, и маменька уже начала по этому поводу переговоры.
О типе русского православия начали судить по русской религиозной мысли XIX и XX веков, которая была своеобразным русским модернизмом и которой
не одобряли консервативные церковные круги.
Это
не значит, что я все в ней
одобряю.
— А — а, — протянул офицер с таким видом, как будто он одинаково
не одобряет и Мазепу, и Жолкевского, а затем удалился с отцом в кабинет. Через четверть часа оба вышли оттуда и уселись в коляску. Мать и тетки осторожно, но с тревогой следили из окон за уезжавшими. Кажется, они боялись, что отца арестовали… А нам казалось странным, что такая красивая, чистенькая и приятная фигура может возбуждать тревогу…
На поверку оказалось, что Замараев действительно знал почти все, что делалось в Заполье, и мучился, что «новые народы» оберут всех и вся, — мучился
не из сожаления к тем, которых оберут, а только потому, что сам
не мог принять деятельного участия в этом обирании. Он знал даже подробности готовившегося похода Стабровского против других винокуров и по-своему
одобрял.
Епиходов. Сейчас утренник, мороз в три градуса, а вишня вся в цвету.
Не могу
одобрить нашего климата. (Вздыхает.)
Не могу. Наш климат
не может способствовать в самый раз. Вот, Ермолай Алексеич, позвольте вам присовокупить, купил я себе третьего дня сапоги, а они, смею вас уверить, скрипят так, что нет никакой возможности. Чем бы смазать?