Неточные совпадения
Платье сидело на ней в обтяжку: видно, что она
не прибегала ни к какому искусству, даже к лишней юбке, чтоб увеличить объем бедр и уменьшить талию. От этого даже и закрытый бюст ее, когда она была без платка, мог бы послужить живописцу или скульптору
моделью крепкой, здоровой груди,
не нарушая ее скромности. Платье ее, в отношении к нарядной шали и парадному чепцу, казалось старо и поношенно.
Вся женская грубость и грязь, прикрытая нарядами, золотом, брильянтами и румянами, — густыми волнами опять протекла мимо его. Он припомнил свои страдания, горькие оскорбления, вынесенные им в битвах жизни: как падали его
модели, как падал он сам вместе с ними и как вставал опять,
не отчаиваясь и требуя от женщин человечности, гармонии красоты наружной с красотой внутренней.
Дома у себя он натаскал глины, накупил
моделей голов, рук, ног, торсов, надел фартук и начал лепить с жаром,
не спал, никуда
не ходил, видясь только с профессором скульптуры, с учениками, ходил с ними в Исакиевский собор, замирая от удивления перед работами Витали, вглядываясь в приемы, в детали, в эту новую сферу нового искусства.
— Таков уродился… Говорю:
не подвержен, чтобы такая, например,
модель.
— Медведь тоже с кобылой шутил, так одна грива осталась… Большому черту большая и яма, а вот ты Кишкину подражаешь для какой такой
модели?.. Пусть только приедет, так я ему ноги повыдергаю. А денег он тебе
не отдаст…
— Да ты и сейчас это показывай, для видимости, будто мы с тобой вздорим. Такая же
модель и у меня с Ястребовым налажена… И своя артель чтобы ничего
не знала. Слово сказал — умер…
Шубин почти
не показывался; он с лихорадочною деятельностью занялся своим искусством: либо сидел взаперти у себя в комнате и выскакивал оттуда в блузе, весь выпачканный глиной, либо проводил дни в Москве, где у него была студия, куда приходили к нему
модели и италиянские формовщики, его приятели и учителя.
Модель Герда (еще
не знали, что это Герд) воскресила пустынные берега и мужественные фигуры первых поселенцев.
Хорошо, сейчас мы все это устроим. Только Уговор: это тоже между нами. Мой администратор покажет вам
модели, и вы выберете все, что вам нужно. А потом будем ужинать. Сегодня вы мой, я вас
не выпущу.
Умный, широкий лоб Глеба, окруженный черными, пышными, с проседью кудрями, его орлиный нос, подвижные, резко обозначенные ноздри, смелый, бойкий взгляд могли бы удачно служить
моделью для изображения древнего римлянина; каждая черта его, каждая морщина дышали крепостию, обозначали в нем присутствие живых, далеко еще
не угаснувших страстей.
Панкрат… принеси из модельного кабинета
модель № 705, разрезной петух… впрочем, вам это
не нужно?..
Панкрат,
не приноси
модели…
Мы твердо убеждены, что ни один из художников, бравших ее
моделью,
не мог перенести в свое произведение всех ее форм в том виде, в каком находил, потому что Виттория была отдельная красавица, а индивидуум
не может быть абсолютным; этим дело решается, более мы
не хотим и говорить о вопросе, который предлагает Румор.
В известном своем письме Рафаэль, живший в стране красоты, жалуется на carestia di belle donne; и
не часто встречаются в Риме такие
модели, какова была Виттория из Альбано во время Румора.
Румор отвечает на это, что «природа
не отдельный предмет, представляющийся нам под владычеством случая, а совокупность всех живых форм, совокупность всего произведенного природою, или, лучше сказать, сама производящая сила», — ей должен предаться художник,
не довольствуясь отдельными
моделями.
Правда,
не всегда статуя бывает верным снимком с натурщика; иногда «художник воплощает в своей статуе свой идеал», — но каким образом составляется идеал художника,
не похожий на его
модель, мы будем иметь случай говорить впоследствии.
— Сергей Васильевич,
не вернемся ли мы к прежнему? Почему вы отказываетесь познакомить меня с
моделью?
И
не потому, чтобы я предвидел, что вы
не найдете
модели, а потому, что сюжет-то неподходящий.
Я стер все начерченное углем на холсте и быстро набросал Надежду Николаевну. Потом я стал писать. Никогда — ни прежде, ни после — мне
не удавалось работать так быстро и успешно. Время летело незаметно, и только через час я, взглянув на лицо своей
модели, увидел, что она сейчас упадет от усталости.
— Я зашел посмотреть. Меня очень интересует ваша работа. Мне хочется узнать, действительно ли вы можете сделать что-нибудь, даже и теперь, когда у вас есть
модель, лучше которой, кажется, вам ничего
не нужно.
Наконец, он добрался до
модели и решил: «Гражданина такого-то, которого произведения нельзя
не признать оконченно-выполненным, посадить на шесть месяцев в тюрьму за то, что он занимался бесполезным делом, когда отечество было в опасности».
— Пила и Сысойка — это другая
модель! Они люди живые, живут и бьются… а эти чего? Пишут письма… скучно! Это даже и
не люди, а так себе, одна выдумка. Вот Тарас со Стенькой, ежели бы их рядом… Батюшки! Каких они делов натворили бы. Тогда и Пила с Сысойкой — взбодрились бы, чай?
Воскрешением предполагается
не только полнейшее подобие, но и нумерическое тожество:
не два одинаковых повторения одной и той же
модели, в сущности друг другу совершенно чуждых, но восстановление той же самой, единой, лишь временно перерванной жизни.
Но мне как романисту открылся новый мир тогдашнего делячества. Я лично
не принимал, конечно, участия в тогдашней лихорадке концессий и всяких грюндерскихспекуляций, но многое я помнил еще из первых 60-х годов и наметил, задумывая своих «Дельцов», три главных типа: такого дельца, как Саламатов,
моделью которого мне послужил уже тогда знаменитый Н.И.С-шев, только недавно умерший, и затем двух молодых карьеристов — одного инженера (Малявский) и другого адвоката (Воротилин).
Наке послужил мне
моделью лица, введенного мною впоследствии в роман"Солидные добродетели". Узнать его было нетрудно, и я, набрасывая этот портрет, ничего
не преувеличивал и относился к самому оригиналу симпатично.
Он был актер"старой"школы, но какой?
Не ходульной, а тонкой, правдивой, какая нужна для высокой комедии. Когда-то первый любовник в светских ролях, Сосницкий служил даже
моделью для петербургских фешенеблей, а потом перешел на крупные роли в комедии и мог с полным правом считаться конкурентом М.С.Щепкина, своего старшего соратника по сцене.
— Кстати, милый мой… — говорю я ему. — Заезжал вчера ко мне один художник. Получил он от какого-то князя заказ: написать за две тысячи рублей головку типичной русской красавицы. Просил меня поискать для него натурщицу. Хотел было я направить его к вашей жене, да постеснялся. А ваша жена как раз бы подошла! Прелестная головка! Мне чертовски обидно, что эта чудная
модель не попадается на глаза художников! Чертовски обидно!
Сначала вся эта процедура хождений к разным Дусе, Родриг, Руф, Виго, Першерон и другим показалась Савину невыносимой. Быть заваленным всякими материями, шляпками, лентами, кружевами, чулками, перчатками и тому подобным дамским хламом, быть принужденным все это рассматривать, подбирать цвета, смотреть на модные картинки, образчики,
модели, а главное давать советы — положение
не из завидных.
Русский самоучка Кулибин делал этот мост, как
модель, на дворе академии наук, в продолжении четырех лет. На его постройку Потемкин дал ему тысячу рублей. Мост предназначался быть перекинутым через Неву, но это
не состоялось, а
модель украсила волшебный сад Таврического дворца.
Западные писатели совсем
не знают самых совершенных людей в этом роде. Порционный мужик был бы
моделью получше испанца с гитарой. Это был
не человек, а какое-то движущееся ничто. Это сухой лист, который оторван где-то от какого-то ледащего дерева, и его теперь гонит и кружит по ветру, и мочит его, и сушит, и все это опять для того, чтобы гнать и метать куда-то далее…
— В самый раз. Вот только стригут вас, солдат, низко, — мышь зубом
не схватит. Антигною беспременно кудерьки полагаются… Мне для полной фантазии завсегда с первого удара
модель во всей форме видеть надо. Ну, этой беде пособить
не трудно…