Неточные совпадения
— Разумеется… Но что же мы стоим? Пойдемте. Какой странный разговор у нас,
не правда ли? И могла ли я ожидать, что буду говорить так с вами? Вы знаете, что я вас боюсь… и в то же время я вам
доверяю, потому что в сущности вы очень добры.
— Она вам
доверяет, стало быть, вы можете объяснить ей, как дико противиться счастью. Ведь она
не найдет его там, у себя… Вы посоветовали бы ей
не мучать себя и другого и постарались бы поколебать эту бабушкину мораль… Притом я предлагаю ей…
— Послушайте, Вера Васильевна,
не оставляйте меня в потемках. Если вы нашли нужным
доверить мне тайну… — он на этом слове с страшным усилием перемог себя, — которая касалась вас одной, то объясните всю историю…
Вера сообщала, бывало, своей подруге мелочной календарь вседневной своей жизни, событий, ощущений, впечатлений, даже чувств,
доверила и о своих отношениях к Марку, но скрыла от нее катастрофу, сказав только, что все кончено, что они разошлись навсегда — и только. Жена священника
не знала истории обрыва до конца и приписала болезнь Веры отчаянию разлуки.
— Я ведь
не совсем
доверяю вам, — едко перебил Марк, — вы, кажется… неравнодушны к ней — и…
— Разумеется, мне
не нужно: что интересного в чужом письме? Но докажи, что ты
доверяешь мне и что в самом деле дружна со мной. Ты видишь, я равнодушен к тебе. Я шел успокоить тебя, посмеяться над твоей осторожностью и над своим увлечением. Погляди на меня: таков ли я, как был!.. «Ах, черт возьми, это письмо из головы нейдет!» — думал между тем сам.
«Да — она права: зачем ей
доверять мне? А мне-то как оно нужно, Боже мой! чтоб унять раздражение, узнать тайну (а тайна есть!) и уехать!
Не узнавши, кто она, что она, —
не могу ехать!»
Потом помолчала, вижу, так она глубоко дышит: «Знаете, — говорит вдруг мне, — маменька, кабы мы были грубые, то мы бы от него, может, по гордости нашей, и
не приняли, а что мы теперь приняли, то тем самым только деликатность нашу доказали ему, что во всем ему
доверяем, как почтенному седому человеку,
не правда ли?» Я сначала
не так поняла да говорю: «Почему, Оля, от благородного и богатого человека благодеяния
не принять, коли он сверх того доброй души человек?» Нахмурилась она на меня: «Нет, говорит, маменька, это
не то,
не благодеяние нужно, а „гуманность“ его, говорит, дорога.
Вы
не совсем
доверяйте, когда услышите от моряка слово «канат». Канат — это цепь, на которую можно привязать полдюжины слонов —
не сорвутся. Он держит якорь в сто пятьдесят пуд. Вот когда скажут пеньковый канат, так это в самом деле канат.
Ну, скажу тебе откровенно, Сергея Александрыча я люблю и уважаю, но
не могу ему всего
доверить…
— Отчего же вы отказываетесь помочь мне теперь, когда я, седым, больным стариком, обратился к вашей помощи… Ведь я же
доверял вам, когда вы еще ничего
не имели!
И почему бы, например, вам, чтоб избавить себя от стольких мук, почти целого месяца,
не пойти и
не отдать эти полторы тысячи той особе, которая вам их
доверила, и, уже объяснившись с нею, почему бы вам, ввиду вашего тогдашнего положения, столь ужасного, как вы его рисуете,
не испробовать комбинацию, столь естественно представляющуюся уму, то есть после благородного признания ей в ваших ошибках, почему бы вам у ней же и
не попросить потребную на ваши расходы сумму, в которой она, при великодушном сердце своем и видя ваше расстройство, уж конечно бы вам
не отказала, особенно если бы под документ, или, наконец, хотя бы под такое же обеспечение, которое вы предлагали купцу Самсонову и госпоже Хохлаковой?
Ведь они только двое мне и остались, так как батюшка ваш Федор Павлович
не только мне
доверять перестал, по одной посторонней причине-с, но еще сам, заручившись моими расписками, в суд меня тащить хочет.
Но о честности Смердякова подтвердил почти с жаром и тут же передал, как Смердяков, во время оно, найдя оброненные барские деньги,
не утаил их, а принес барину, и тот ему за это «золотой подарил» и впредь во всем
доверять начал.
Меня страшно вдруг поразило, что Иван Федорович, все еще ревнуя меня и все еще убежденный, что я люблю Митю,
не покинул, однако, мысли спасти брата и мне же, мне самой
доверяет это дело спасения!
Все это обратилось для Алеши в некоторую трудную задачу, ибо Грушенька только одному ему
доверяла свое сердце и беспрерывно просила у него советов; он же иногда совсем ничего
не в силах был ей сказать.
— Ах, милый, милый Алексей Федорович, тут-то, может быть, самое главное, — вскрикнула госпожа Хохлакова, вдруг заплакав. — Бог видит, что я вам искренно
доверяю Lise, и это ничего, что она вас тайком от матери позвала. Но Ивану Федоровичу, вашему брату, простите меня, я
не могу
доверить дочь мою с такою легкостью, хотя и продолжаю считать его за самого рыцарского молодого человека. А представьте, он вдруг и был у Lise, а я этого ничего и
не знала.
— На минутку! Останьтесь еще на одну минуту. Я хочу услышать мнение вот этого человека, которому я всем существом своим
доверяю. Катерина Осиповна,
не уходите и вы, — прибавила она, обращаясь к госпоже Хохлаковой. Она усадила Алешу подле себя, а Хохлакова села напротив, рядом с Иваном Федоровичем.
А потом я Федора Павловича, так как они мне единственно во всем человечестве одному
доверяли, научил пакет этот самый с деньгами в угол за образа перенесть, потому что там совсем никто
не догадается, особенно коли спеша придет.
Кончил он опять со своим давешним злым и юродливым вывертом. Алеша почувствовал, однако, что ему уж он
доверяет и что будь на его месте другой, то с другим этот человек
не стал бы так «разговаривать» и
не сообщил бы ему того, что сейчас ему сообщил. Это ободрило Алешу, у которого душа дрожала от слез.
Водились за ним, правда, некоторые слабости: он, например, сватался за всех богатых невест в губернии и, получив отказ от руки и от дому, с сокрушенным сердцем
доверял свое горе всем друзьям и знакомым, а родителям невест продолжал посылать в подарок кислые персики и другие сырые произведения своего сада; любил повторять один и тот же анекдот, который, несмотря на уважение г-на Полутыкина к его достоинствам, решительно никогда никого
не смешил; хвалил сочинение Акима Нахимова и повесть Пинну;заикался; называл свою собаку Астрономом; вместо однакоговорил одначеи завел у себя в доме французскую кухню, тайна которой, по понятиям его повара, состояла в полном изменении естественного вкуса каждого кушанья: мясо у этого искусника отзывалось рыбой, рыба — грибами, макароны — порохом; зато ни одна морковка
не попадала в суп,
не приняв вида ромба или трапеции.
— Если б я этого
не видел, что она
не может быть спокойна,
доверив тебя кому-нибудь другому, разумеется,
не стал бы я нарушать своего комфорта. Но теперь, надеюсь, уснет: ведь я медик и твой приятель.
— Мне, право, совестно перед тобою, Александр, — проговорил больной: — какую смешную роль ты играешь, сидя ночь у больного, болезнь которого вовсе
не требует этого. Но я тебе очень благодарен. Ведь я
не могу уговорить ее взять хоть сиделку, если боится оставить одного, — никому
не могла
доверить.
Между тем надобно увидеться еще с вами, быть может, и
не раз, — то есть, если вы
доверяете мне, Да?
— Да, да, — перебил меня Гагин. — Я вам говорю, она сумасшедшая и меня с ума сведет. Но, к счастью, она
не умеет лгать — и
доверяет мне. Ах, что за душа у этой девочки… но она себя погубит, непременно.
Огарев сам свез деньги в казармы, и это сошло с рук. Но молодые люди вздумали поблагодарить из Оренбурга товарищей и, пользуясь случаем, что какой-то чиновник ехал в Москву, попросили его взять письмо, которое
доверить почте боялись. Чиновник
не преминул воспользоваться таким редким случаем для засвидетельствования всей ярости своих верноподданнических чувств и представил письмо жандармскому окружному генералу в Москве.
Мне одному она
доверила тайну любви к одному офицеру Александрийского гусарского полка, в черном ментике и в черном доломане; это была действительная тайна, потому что и сам гусар никогда
не подозревал, командуя своим эскадроном, какой чистый огонек теплился для него в груди восьмнадцатилетней девушки.
А матушка любила, чтоб начальники, которым она
доверяет, возражали ей (но, разумеется, чтоб возражали дельно, а
не лотошили зря), чтоб они имели глаза
не только спереди, но и с боков и сзади.
Все помещики,
не только своего уезда, но и соседних, знали его как затейливого борзописца и
доверяли ему ходатайство по делам, так что квартира его представляла собой нечто вроде канцелярии, в которой, под его эгидою, работало двое писцов.
История эта состояла в следующем: мужик пахал поле и выпахал железный казанок (котел) с червонцами. Он тихонько принес деньги домой и зарыл в саду,
не говоря никому ни слова. Но потом
не утерпел и
доверил тайну своей бабе, взяв с нее клятву, что она никому
не расскажет. Баба, конечно, забожилась всеми внутренностями, но вынести тяжесть неразделенной тайны была
не в силах. Поэтому она отправилась к попу и, когда тот разрешил ее от клятвы, выболтала все на духу.
— Что же это такое будет, господа? — в отчаянии говорил Луковников гласным, которым
доверял. — Мы делаемся какими-то пешками… Мышников всех нас заберет. Вон он и Драке, и Штоффа, и Галактиона Колобова в гласные проводит… Дохнуть
не дадут.
Это было поважнее постройки мельницы, и он
не мог
доверить такого ответственного труда даже Галактиону.
— Вот так фунт! — ахнул Харитон Артемьич,
не вполне
доверяя словам странного человека. — Слыхивал я про твои чудеса, Михей Зотыч, а все-таки оно тово…
Это был богатырского сложения человек, еще молодой и красивый, характера кроткого и сосредоточенного, — всё, бывало, молчит и о чем-то думает, — и с первого же времени хозяева стали
доверять ему, и когда уезжали из дому, то знали, что Вукол и денег
не вытащит из комода, и спирта в кладовой
не выпьет.
Не заимодавец ли должен знать, кому он
доверяет?
Кто более в глазах человечества заслуживает уважения, заимодавец ли, теряющий свой капитал, для того что
не знал, кому
доверил, или должник в оковах и в темнице?
Отца она любит, но в то же время и боится, и даже как-то
не совсем
доверяет ему.
Павлищев
доверил его каким-то старым помещицам, своим родственницам; для него нанималась сначала гувернантка, потом гувернер; он объявил, впрочем, что хотя и все помнит, но мало может удовлетворительно объяснить, потому что во многом
не давал себе отчета.
— А там уж известно-с, чуть
не прибила-с; то есть чуть-чуть-с, так что даже, можно считать, почти что и прибила-с. А письмо мне шваркнула. Правда, хотела было у себя удержать, — видел, заметил, — но раздумала и шваркнула: «Коли тебе, такому,
доверили передать, так и передай…» Обиделась даже. Уж коли предо мной
не постыдилась сказать, то, значит, обиделась. Характером вспыльчивы!
Князь, например,
доверил ему вести дело Бурдовского и особенно просил его об этом; но несмотря на эту доверенность и на кое-что бывшее прежде, между обоими постоянно оставались некоторые пункты, о которых как бы решено было взаимно ничего
не говорить.
Он так слепо
доверял своей жене; возможность обмана, измены никогда
не представлялась его мысли.
— Вы его огорчили — и меня тоже. Теперь он и мне
доверять не будет.
— Чем же прикажете служить? — тихо спросил коллежский советник. — Вы ведь
не имеете желания идти в восстание: мы знаем, что это с вашей стороны был только предлог, чтобы видеть комиссара. Я сам
не знаю комиссара, но уверяю вас, что он ни вас, ни кого принять
не может. Что вам угодно
доверить, вы можете,
не опасаясь, сообщить мне.
Мужик
не очень охотно поехал; он, кажется,
не совсем
доверял, что ему отдадут обещанные деньги.
— Очень
не мудрено… — произнес Павел. — Но как же
не стыдно было покойному батюшке
доверять себя какой-нибудь бабе-дуре.
— Нет, так, по своей охоте ратуем. А впрочем, и то сказать, горевые мы ратники! Вот кабы тузы-то наши козырные живы были — ну, и нам бы поповаднее было заодно с ними помериться. Да от них, вишь, только могилки остались, а нам-то, мелкоте,
не очень и
доверяют нынешние правители-то!
— У меня, ваше благородие, по здешней округе очень знакомства довольно. Хорошие господа
доверяют мне, а
не то чтобы что! Ну, и купцы тоже: и в Р., и в К., и в Т.
— Смотрите, Родион Антоныч, я вам все
доверила, — говорила Раиса Павловна, когда отправляла своего Ришелье на консультацию, — я уверена, что мы выиграем и что вы постоите за себя, но только
не трусьте.
— А вы до сих пор
не можете догадаться, что это секрет, — с улыбкой ответила Раиса Павловна, — а секретов вам, как известно,
доверять нельзя.
— Это нужды нет-с: они завсегда обязаны для полиции дом свой открытым содержать… Конечно-с, вашему высокоблагородию почивать с дорожки хочется, так уж вы извольте мне это дело
доверить… Будьте, ваше высокоблагородие, удостоверены, что мы своих начальников обмануть
не осмелимся, на чести дело сделаем, а насчет проворства и проницательности, так истинно, осмелюсь вам доложить, что мы одним глазом во всех углах самомалейшее насекомое усмотреть можем…