Неточные совпадения
Выросши из периода шалостей, товарищи поняли его и окружили уважением и участием, потому что, кроме характера, он был авторитетом и по знаниям. Он походил на
немецкого гелертера, знал древние и новые языки, хотя ни на одном не говорил, знал все
литературы, был страстный библиофил.
— Что же тут дурного? Я вам в нашей
литературе укажу на проект одного
немецкого писателя, который прямо предлагает, чтобы это не считалось преступлением, и возможен был брак между мужчинами, — сказал Сковородников, жадно с всхлюпыванием затягиваясь смятой папиросой, которую он держал между корнями пальцев у ладони, и громко захохотал.
Круг Станкевича должен был неминуемо распуститься. Он свое сделал — и сделал самым блестящим образом; влияние его на всю
литературу и на академическое преподавание было огромно, — стоит назвать Белинского и Грановского; в нем сложился Кольцов, к нему принадлежали Боткин, Катков и проч. Но замкнутым кругом он оставаться не мог, не перейдя в
немецкий доктринаризм, — живые люди из русских к нему не способны.
— Это так, — подтвердил Вихров, — без языков — дело плохое: читая одну русскую
литературу, далеко не уйдешь, и главное дело —
немецкий язык!.. Мой один приятель Неведомов говаривал, что человек, не знающий
немецкого языка, ничего не знает.
В первые два года — основательное знакомство с классической
литературой, систематическое изучение французского и
немецкого языков, занятия музыкой.
Это вынуждало его состязаться с другими центрами
немецкой культуры, приглашать в свой университет лучших профессоров, покровительствовать
литературе, искусствам и наукам.
Но не к большинству западников (единственно авторитетному тогда в
литературе), которое занималось популяризированием положений
немецкой философии, а к тому безвестному кружку 1, который инстинктивно прилепился к Франции.
Не имея возможности достать самое сочинение, я постарался познакомиться с тем, что известно о Хельчицком, и такие сведения я получил из
немецкой книги, присланной мне тем же пражским профессором, и из истории чешской
литературы Пыпина.
Выступала другая сторона дела: существует русская
литература,
немецкая, французская, итальянская, английская, классическая, целый ряд восточных, — о чем не было писано, какие вопросы не были затронуты, какие изгибы души и самые сокровенные движения чувства не были трактованы на все лады!
Помню, что однажды у Павловых я встретил весьма благообразного иностранного
немецкого графа, который, вероятно, узнав, что я говорю по-немецки, невзирая на свои почтенные лета, подсел ко мне и с видимым удовольствием стал на чужбине говорить о родной
литературе.
Разумеется, Щепкин играл Езопа и с большим искусством читал басни в стихах, взятые у Езопа французскими и
немецкими баснописцами и от них уже перешедшие в русскую
литературу.
„Жизнь — болезнь духа! — говорит Новалис [Новалис (наст. имя Фридрих фон Харденберг, 1772–1801) —
немецкий поэт, один из создателей школы"иенского романтизма", автор"Гимнов к ночи"с их культом смерти.]. — Да будет сновидение жизнью!“ Другой писатель, Тик [Тик Людвиг (1773–1853) —
немецкий писатель-романтик.], вторит ему: „Сновидения являются, быть может, нашей высшей философией“. Эти мысли тоже неоднократно повторены русской
литературой последних годов.
Основоположники теории романтизма, братья Фридрих и Август Шлегели [Шлегели Август (1767–1845) и Фридрих (1772–1829) —
немецкие филологи, писатели, историки
литературы, фольклористы.
К тому же это будет тебе некоторою практикою в
немецком языке, который ты должен знать как из уважения к национальности твоей матери, так и потому, что он имеет обширную и едва ли не лучшую
литературу…
Сын немца, преподавателя
немецкого языка и
литературы в московских учебных заведениях (а под старость романиста на
немецком языке из русской жизни), А.Л. сделался вполне русским интеллигентом. И в своем языке, и в манерах, и в общем душевном складе он был им несомненно.
Не сухая эрудиция, не аппарат специальной учености отличали его, а неизменно юношеская любовь к прекрасному творчеству, к эллинской и римской мифологии и поэзии, к великому движению итальянских гуманистов, к староанглийской
литературе, Шекспиру и его предшественникам и сверстникам, ко всем крупнейшим моментам
немецкой поэзии и
литературы, к людям"Sturm und Drang"периода до романтиков первой и второй генерации — к Тикам, Шлегелям, Гофманам, Новалисам.
Если бы за все пять лет забыть о том, что там, к востоку, есть обширная родиной что в ее центрах и даже в провинции началась работа общественного роста, что оживились
литература и пресса, что множество новых идей, упований, протестов подталкивало поступательное движение России в ожидании великих реформ, забыть и не знать ничего, кроме своих
немецких книг, лекций, кабинетов, клиник, то вы не услыхали бы с кафедры ни единого звука, говорившего о связи «Ливонских Афин» с общим отечеством Обособленность, исключительное тяготение к тому, что делается на
немецком Западе и в Прибалтийском крае, вот какая нота слышалась всегда и везде.
Постоянно были у меня на столе — тоже кем-то подаренные папе — издания Гербеля: «Русские поэты в биографиях и образцах», «
Немецкие поэты», «Английские поэты» — три увесистых тома. Откроешь наудачу и читаешь, — сегодня Баратынского или Клюшникова, завтра Ленау или Аду Кристен, там — Теннисона или Крабба. Незаметно, камешек за камешком, клалось знакомство с широкой
литературой.
Основным влиянием на него было не влияние
немецкое, а влияние французской социалистической
литературы.
Несмотря на его офицерские эполеты, он не достиг ещё гражданского совершеннолетия — ему нет двадцати одного года, но вместе с тем всестороннее образование его прямо поразительно — он не только свободно говорит и читает на трёх языках: французском,
немецком и английском, но успел прочесть на них очень много, знаком с русской и иностранной
литературой, со всеобщей историей, философскими учениями и естественными науками, увлекается химией, физикой и оккультными знаниями, ища между ними связи, в существовании которой он убеждён.
— Везде немцы, везде! На бирже, в
литературе, в департаментах, войске! — восклицал я жалобно и пил кофий, сваренный Марьей Дементьевной, но и он казался мне каким-то жидким,
немецким.
В пособие к этому преподаванию отец его, имевший богатую библиотеку, познакомил его с сокровищами новой
литературы в подлиннике и древней в лучших
немецких и французских переводах.