Неточные совпадения
«Я не Питер Шлемиль и не буду страдать, потеряв свою тень. И я не потерял ее, а самовольно отказался от мучительной неизбежности влачить за собою тень, которая становится все тяжелее. Я уже
прожил половину срока жизни, имею право
на отдых. Какой смысл в этом непрерывном накоплении опыта? Я достаточно богат. Каков смысл жизни?.. Смешно в моем возрасте ставить “детские вопросы”».
Как одна изба попала
на обрыв оврага, так и висит там с незапамятных времен, стоя одной
половиной на воздухе и подпираясь тремя жердями. Три-четыре поколения тихо и счастливо
прожили в ней.
Случается и то, что он исполнится презрения к людскому пороку, ко лжи, к клевете, к разлитому в мире злу и разгорится желанием указать человеку
на его язвы, и вдруг загораются в нем мысли, ходят и гуляют в голове, как волны в море, потом вырастают в намерения, зажгут всю кровь в нем, задвигаются мускулы его, напрягутся
жилы, намерения преображаются в стремления: он, движимый нравственною силою, в одну минуту быстро изменит две-три позы, с блистающими глазами привстанет до
половины на постели, протянет руку и вдохновенно озирается кругом…
Маленький ребенок, значит,
жил еще тогда в душе моей
на целую
половину.
— Мы ведь нынче со старухой
на две
половины живем, — с улыбкой проговорил Бахарев, останавливаясь в дверях столовой передохнуть. — Как же, по-современному… Она ко мне
на половину ни ногой. Вот в столовой сходимся, если что нужно.
Жилая половина дощатыми перегородками разделяется еще
на отдельные комнаты, устланные чистыми циновками.
Два года с
половиной я
прожил с великим художником и видел, как под бременем гонений и несчастий разлагался этот сильный человек, павший жертвою приказно-казарменного самовластия, тупо меряющего все
на свете рекрутской меркой и канцелярской линейкой.
Лет до десяти я не замечал ничего странного, особенного в моем положении; мне казалось естественно и просто, что я
живу в доме моего отца, что у него
на половине я держу себя чинно, что у моей матери другая
половина, где я кричу и шалю сколько душе угодно. Сенатор баловал меня и дарил игрушки, Кало носил
на руках, Вера Артамоновна одевала меня, клала спать и мыла в корыте, m-me Прово водила гулять и говорила со мной по-немецки; все шло своим порядком, а между тем я начал призадумываться.
Усадьбу ее, даже по наружному виду, нельзя было назвать господской; это была просторная изба, разделенная
на две
половины, из которых в одной, «черной», помещалась стряпущая и дворовые, а в другой, «чистой», состоявшей из двух комнат,
жила она с детьми.
Они ютились больше в «вагончике». Это был крошечный одноэтажный флигелек в глубине владения Румянцева. В первой
половине восьмидесятых годов там появилась и
жила подолгу красавица, которую звали «княжна». Она исчезала
на некоторое время из Хитровки, попадая за свою красоту то
на содержание, то в «шикарный» публичный дом, но всякий раз возвращалась в «вагончик» и пропивала все свои сбережения. В «Каторге» она распевала французские шансонетки, танцевала модный тогда танец качучу.
На углу Остоженки и 1-го Зачатьевского переулка в первой
половине прошлого века был большой одноэтажный дом, занятый весь трактиром Шустрова, который сам с семьей
жил в мезонине, а огромный чердак да еще пристройки
на крыше были заняты голубятней, самой большой во всей Москве.
Весь дом был тесно набит невиданными мною людьми: в передней
половине жил военный из татар, с маленькой круглой женою; она с утра до вечера кричала, смеялась, играла
на богато украшенной гитаре и высоким, звонким голосом пела чаще других задорную песню...
Те дербинцы, которые, отбыв каторгу до 1880 г., селились тут первые, вынесли
на своих плечах тяжелое прошлое селения, обтерпелись и мало-помалу захватили лучшие места и куски, и те, которые прибыли из России с деньгами и семьями, такие
живут не бедно; 220 десятин земли и ежегодный улов рыбы в три тысячи пудов, показываемые в отчетах, очевидно, определяют экономическое положение только этих хозяев; остальные же жители, то есть больше
половины Дербинского, голодны, оборваны и производят впечатление ненужных, лишних, не живущих и мешающих другим
жить.
Изба разделяется сенями
на две
половины: налево
живут матросы, направо — офицер с семьей.
Травники оказываются весною в
половине апреля: сначала пролетают довольно большими стаями и очень высоко, не опускаясь
на землю, а потом, когда время сделается потеплее, травники появляются парами по берегам разлившихся рек, прудов и болотных луж. Они довольно смирны, и в это время их стрелять с подъезда и с подхода. В одну пору с болотными куликами занимают они болота для вывода детей и
живут всегда вместе с ними. Мне редко случалось встретить травников в болотах без болотных куликов, и наоборот.
Кречетки
живут парами; самец и самка сидят попеременно
на яйцах не более двух недель с
половиною; оба кружатся над охотником, стараясь отвлечь его в сторону, налетают гораздо ближе и вьются неотступнее кроншнепов, с которыми вместе, по крайней мере в продолжение лета, питаются совершенно одинаким кормом. предположить, что и впоследствии времени самец разделяет с самкою все заботы о детях до полного их возраста, хотя кречетки исчезают так скоро, что нельзя сделать наблюдения над выводками молодых, уже начавших летать.
Пятистенная изба гущинского двора холодными сенями делилась
на две
половины: в передней
жил Спирька с женой и сестрой Аграфеной, а в задней середняк с меньшаком.
Изба делилась сенями по-москалиному
на две
половины: в передней
жил сам старик со старухой и дочерью, а в задней — Терешка с своей семьей.
Пора бы за долговременное терпение дать право гражданства в Сибири, но, видно, еще не пришел назначенный срок. Между тем уже с лишком
половины наших нет
на этом свете. Очень немногие в России — наша категория еще не тронута. Кто больше
поживет, тот, может быть, еще обнимет родных и друзей зауральских. Это одно мое желание, но я это с покорностию предаю
на волю божию.
Комната, в которой
жил Лихонин, помещалась в пятом с
половиной этаже. С
половиной потому, что есть такие пяти-шести и семиэтажные доходные дома, битком набитые и дешевые, сверху которых возводятся еще жалкие клоповники из кровельного железа, нечто вроде мансард, или, вернее, скворечников, в которых страшно холодно зимой, а летом жарко, точно
на тропиках. Любка с трудом карабкалась наверх. Ей казалось, что вот-вот, еще два шага, и она свалится прямо
на ступени лестницы и беспробудно заснет.
— Разумеется; мы будем
жить на верху в одной
половине; вы в другой
половине; а папа во флигеле; а обедать будем все вместе, внизу у бабушки.
Это был каменный флигель, в котором
на одной
половине жил писарь и производились дела приказские, а другая была предназначена для приезда чиновников. Вихров прошел в последнее отделение. Вскоре к нему явился и голова, мужик лет тридцати пяти, красавец из себя, но довольно уже полный, в тонкого сукна кафтане, обшитом золотым позументом.
— Это пустяки! — ответила Софья, наливая себе еще кофе. — Будет
жить, как
живут десятки бежавших… Я вот только что встретила и проводила одного, — тоже очень ценный человек, — был сослан
на пять лет, а
прожил в ссылке три с
половиной месяца…
Желание полковника было исполнено. Через товарищей разузнали, что Лидочка, вместе с сестрою покойного,
живет в деревне, что Варнавинцев недели за две перед сраженьем послал сестре
половину своего месячного жалованья и что вообще положение семейства покойного весьма незавидное, ежели даже оно воспользуется небольшою пенсией, следовавшей, по закону, его дочери. Послана была бумага, чтобы удостовериться
на месте, как признавалось бы наиболее полезным устроить полковницкую дочь.
Вот как
на две-то с
половиной тысячи умные люди
живут, а не то чтобы что.
Но там дорого служить, нужна хорошая поддержка из дома,
на подпоручичье жалованье — сорок три рубля двадцать семь с
половиной копейки в месяц — совсем невозможно
прожить.
Я не знаю и не могу сказать, обладала ли Олеся и
половиной тех секретов, о которых говорила с такой наивной верой, но то, чему я сам бывал нередко свидетелем, вселило в меня непоколебимое убеждение, что Олесе были доступны те бессознательные, инстинктивные, туманные, добытые случайным опытом, странные знания, которые, опередив точную науку
на целые столетия,
живут, перемешавшись со смешными и дикими поверьями, в темной, замкнутой народной массе, передаваясь как величайшая тайна из поколения в поколение.
Савины
жили в самом рынке, в каменном двухэтажном доме; второй этаж у них всегда стоял пустой, в качестве парадной
половины «
на случай гостей».
Я слыхал, что щука может
жить очень долго, до ста лет (то же рассказывают и даже пишут о карпии), в чем будто удостоверились опытами, пуская небольших щурят с заметками
на хвосте или перьях в чистые, проточные пруды, которые никогда не уходили, и записывая время, когда пускали их; слыхал, что будто щуки вырастают до двух аршин длины и до двух с
половиною пуд весу; все это, может быть, и правда, но чего не знаю, того не утверждаю.
— Чего тут?.. Вишь,
половину уж дела отмахнули!.. Рази нам впервака: говорю, как
жил этта я в Серпухове, у Григорья Лукьянова — бывало, это у нас вчастую так-то пошаливали… Одно слово: обделаем — лучше быть нельзя!.. Смотри, только ты не зевай, делай, как, примерно, я говорил; а уж насчет, то есть, меня не сумневайся: одно слово — Захар! Смотри же, жди где сказано: духом буду… Ну что ж
на дожде-то стоять?.. Качай! — заключил Захар, оправляя мокрые волосы, которые хлестали его по лицу.
— Непременно скажи, прошу тебя о том! — восклицала Елизавета Петровна почти умоляющим голосом. — Или вот что мы лучше сделаем! — прибавила она потом, как бы сообразив нечто. — Чтобы мне никак вам не мешать, ты возьми мою спальную: у тебя будет зала, гостиная и спальная, а я возьму комнаты за коридором, так мы и будем
жить на двух разных
половинах.
Мать дала мне обещание, что по первому летнему пути она приедет в Казань и
проживет до окончания экзаменов, а после гимназического акта, который всегда бывал в первых числах июля, увезет меня
на вакацию в деревню, где я
проживу до
половины августа.
И если искал его друг, то находил так быстро и легко, словно не прятался Жегулев, а
жил в лучшей городской гостинице
на главной улице, и адрес его всюду пропечатан; а недруг ходил вокруг и возле, случалось, спал под одной крышей и никого не видел, как околдованный: однажды в Каменке становой целую ночь проспал в одном доме с Жегулевым, только
на разных
половинах; и Жегулев, смеясь, смотрел
на него в окно, но ничего,
на свое счастье, не разглядел в стекле: быть бы ему убиту и блюдечка бы не допить.
Она взошла… и встретила пьяные глаза, дерзко разбирающие ее прелести; но она не смутилась; не покраснела; — тусклая бледность ее лица изобличала совершенное отсутствие беспокойства, совершенную преданность судьбе; — в этот миг она
жила половиною своей жизни; она походила
на испорченный орган, который не играет ни начало ни конец прекрасной песни.
Бучинский любил прибавить для красного словца, и в его словах можно было верить любой
половине, но эта характеристика Гараськи произвела
на меня впечатление против всякого желания. При каждой встрече с Гараськой слова Бучинского вставали живыми, и мне начинало казаться, что действительно в этом изможденном теле
жило что-то особенное, чему не приберешь названия, но что заставляло себя чувствовать. Когда Гараська улыбался, я испытывал неприятное чувство.
Флигелек его разделялся
на две
половины, в одной из них
жил его мужик с семейством и пускались по зимам коровы и овцы, а другую занимал он сам. Последняя была, в свою очередь, разгорожена
на две комнатки —
на прихожую и спаленку, в которой он поместил больную.
Юрья Владимировича Долгорукого, который все еще продолжал
жить на Большой Никитской, в своих безобразных барских палатах, одна
половина которых все еще оставалась неоштукатуренною.
Изба темными сенями делилась
на две
половины — переднюю и заднюю; в передней
жил сам Прохор Пантелеич с младшим сыном Константином, в задней
жил его старший сын, лесообъездчик Филька.
Жил он в маленькой, сильно покосившейся набок избушке, у которой одно окно было закрыто ставнем, а
половина другого была заклеена частью синей сахарной бумагой, частью пузырем; издали эта избушка сильно походила
на физиономию пьяницы, которую с жестокого похмелья повело набок, один глаз залеплен пластырем, другой сильно подбит.
— Всего знать нельзя, зачем да как, — сказал старик. — Птице положено не четыре крыла, а два, потому что и
на двух лететь способно; так и человеку положено знать не всё, а только
половину или четверть. Сколько надо ему знать, чтоб
прожить, столько и знает.
Пожалуйте, как же мы начали свое ученье? Большое строение, разделенное
на две
половины длинными сенями; вот мы и вошли. Налево была хата и «комната», где
жил пан дьяк Тимофтей Кнышевский с своим семейством, а направо большая изба с лавками кругом и с большим столом.
Сарай был переделен надвое: одна
половина, обмазанная глиной и выбеленная, с тремя окнами
на Орлик, была
жилым помещением Голована и находившихся при нем пяти женщин, а в другой были наделаны стойла для коров и быка.
Я имел честь всю эту глупость проделать, а она исполняла то, что
жила, как хотела, но требовала с меня
половину моего жалованья, которого мне самому
на себя недоставало.
Кисельников. Коли тесть даст денег, так оживит. Вот он теперь несостоятельным объявился. А какой он несостоятельный. Ничего не бывало. Я вижу, что ему хочется сделку сделать. Я к нему приставал; с тобой, говорит, поплачусь. А что это такое «поплачусь»?.. Все ли он заплатит или только часть? Да уж хоть бы
половину дал или хоть и меньше, все бы мы сколько-нибудь времени без нужды
пожили; можно бы и Лизаньке
на приданое что-нибудь отложить.
Давно когда-то, за Москвой-рекой,
На Пятницкой, у самого канала,
Заросшего негодною травой,
Был дом угольный; жизнь тогда играла
Меж стен высоких… Он теперь пустой.
Внизу
живет с беззубой
половинойБезмолвный дворник… Пылью, паутиной
Обвешаны, как инеем, кругом
Карнизы стен, расписанных огнем
И временем, и окна краской белой
Замазаны повсюду кистью смелой.
Андрей. А вот к чему-с: целый месяц я делал для вашего удовольствия все, что вам было угодно; дела свои бросил и чуть не молился
на вас; но только из этого хорошего ничего для меня не вышло, окромя стыда и конфуза… Но я имею свою гордость — довольно дурака-то корчить! Я теперь займусь своим купеческим делом, а вы
живите, как знаете, я вам мешать не буду. Уж
на вашу
половину я проситься больше не стану, а если вы, паче чаяния, почувствуете ко мне расположение, так милости просим ко мне,
на мою-с.
В
половине четвертого мы были в гостиной, где нашли тетку, двух ее племянниц, девиц Хвостовых, и двух молодых людей, приятелей Казначеева, Хвощинского и Татаринова, с которыми я уже познакомился поутру, потому что они
жили на одной квартире с Казначеевым.
Любил страстно, бешено,
на всякие манеры, черт меня возьми, трещал, как сорока, об эмансипации,
прожил на нежном чувстве
половину состояния, но теперь — слуга покорный!
На вторую
половину года
жить Чистякову стало труднее.
Алеша заключает, что для Ивана
половина дела его уже сделана. Но он глубоко заблуждается, дело жизни для Ивана и не начиналось, — вернее, давно уже кончилось. Свою «жажду жизни, несмотря ни
на что», Иван сам готов признать «неприличною».
Жить дольше тридцати лет он не хочет: «до семидесяти подло, лучше до тридцати: можно сохранить «оттенок благородства», себя надувая».