Неточные совпадения
Он сидел
на своем
кресле, то прямо устремив глаза вперед себя, то оглядывая входивших и выходивших, и если и прежде он поражал и волновал незнакомых ему людей своим
видом непоколебимого спокойствия, то теперь он еще более казался горд и самодовлеющ.
Она зашла в глубь маленькой гостиной и опустилась
на кресло. Воздушная юбка платья поднялась облаком вокруг ее тонкого стана; одна обнаженная, худая, нежная девичья рука, бессильно опущенная, утонула в складках розового тюника; в другой она держала веер и быстрыми, короткими движениями обмахивала свое разгоряченное лицо. Но, вопреки этому
виду бабочки, только что уцепившейся за травку и готовой, вот-вот вспорхнув, развернуть радужные крылья, страшное отчаяние щемило ей сердце.
Везде почерневшие, массивные, дубовые и из черного дерева
кресла, столы, с бронзовой отделкой и деревянной мозаикой; большие китайские вазы; часы — Вакх, едущий
на бочке; большие овальные, в золоченых, в
виде веток, рамах, зеркала; громадная кровать в спальне стояла, как пышный гроб, покрытый глазетом.
Так же все вставали, так же входили сенаторы в своих мундирах, так же садились в
кресла с высокими спинками, так же облокачивались
на стол, стараясь иметь естественный
вид.
— Нет, это пустяки. Я совсем не умею играть… Вот садитесь сюда, — указала она
кресло рядом с своим. — Рассказывайте, как проводите время. Ах да, я третьего дня, кажется, встретила вас
на улице, а вы сделали
вид, что не узнали меня, и даже отвернулись в другую сторону. Если вы будете оправдываться близорукостью, это будет грешно с вашей стороны.
Пока Половодов шел до спальни, Антонида Ивановна успела уничтожить все следы присутствия постороннего человека в комнате и сделала
вид, что спит. Привалов очутился в самом скверном положении, какое только можно себе представить. Он попал
на какое-то
кресло и сидел
на нем, затаив дыхание; кровь прилила в голову, и колени дрожали от волнения. Он слышал, как Половодов нетвердой походкой вошел в спальню, поставил свечу
на ночной столик и, не желая тревожить спавшей жены, осторожно начал раздеваться.
Она тотчас же встала, все по-прежнему серьезно и важно, с таким
видом, как будто заранее к тому готовилась и только ждала приглашения, вышла
на средину террасы и стала напротив князя, продолжавшего сидеть в своих
креслах.
Князь намекал
на то, что Лебедев хоть и разгонял всех домашних под
видом спокойствия, необходимого больному, но сам входил к князю во все эти три дня чуть не поминутно, и каждый раз сначала растворял дверь, просовывал голову, оглядывал комнату, точно увериться хотел, тут ли? не убежал ли? и потом уже
на цыпочках, медленно, крадущимися шагами, подходил к
креслу, так что иногда невзначай пугал своего жильца.
Здесь имеется в
виду его известная гравюра с картины итальянского художника Рафаэля Санти (1483—1520) «Преображение».] и, наконец, масляная женская головка, весьма двусмысленной работы, но зато совсем уж с томными и закатившимися глазами, стояли просто без рамок, примкнутыми
на креслах; словом, все показывало учено-художественный беспорядок, как бы свидетельствовавший о громадности материалов, из которых потом вырабатывались разные рубрики журнала.
Однако, едва только я вступил в светлую паркетную залу, наполненную народом, и увидел сотни молодых людей в гимназических мундирах и во фраках, из которых некоторые равнодушно взглянули
на меня, и в дальнем конце важных профессоров, свободно ходивших около столов и сидевших в больших
креслах, как я в ту же минуту разочаровался в надежде обратить
на себя общее внимание, и выражение моего лица, означавшее дома и еще в сенях как бы сожаление в том, что я против моей воли имею
вид такой благородный и значительный, заменилось выражением сильнейшей робости и некоторого уныния.
Старик вынул из бумажника фотографию. В
кресле сидит мужчина средних лет, гладко причесанный, елейного
вида, с правильными чертами лица, окаймленного расчесанной волосок к волоску не широкой и не узкой бородой. Левая рука его покоится
на двух книгах,
на маленьком столике, правая держится за шейную часовую цепочку, сбегающую по бархатному жилету под черным сюртуком.
Да, это было так. Мне удалось узнать, что еще жива В.А. Нащокина и ютится где-то в подмосковном селе Всехсвятском. Я нашел ее
на задворках, в полуразрушенном флигельке. Передо мной
на ветхом
кресле сидела ветхая, ветхая старушка, одна-одинешенька. Ее сын, уже с проседью, я видел его после
на скачках в потрепанном
виде, был без места и ушел в Москву, а его дети убежали играть.
— Да вот она, вся-то правда сидит! — указала вдруг Прасковья Ивановна пальцем
на Марью Тимофеевну, с тою отчаянною решимостию, которая уже не заботится о последствиях, только чтобы теперь поразить. Марья Тимофеевна, всё время смотревшая
на нее с веселым любопытством, радостно засмеялась при
виде устремленного
на нее пальца гневливой гостьи и весело зашевелилась в
креслах.
Я особенно припоминаю ее в то мгновение: сперва она побледнела, но вдруг глаза ее засверкали. Она выпрямилась в
креслах с
видом необычной решимости. Да и все были поражены. Совершенно неожиданный приезд Николая Всеволодовича, которого ждали у нас разве что через месяц, был странен не одною своею неожиданностью, а именно роковым каким-то совпадением с настоящею минутой. Даже капитан остановился как столб среди комнаты, разинув рот и с ужасно глупым
видом смотря
на дверь.
— А-а! — приподнялся Кармазинов с дивана, утираясь салфеткой, и с
видом чистейшей радости полез лобызаться — характерная привычка русских людей, если они слишком уж знамениты. Но Петр Степанович помнил по бывшему уже опыту, что он лобызаться-то лезет, а сам подставляет щеку, и потому сделал
на сей раз то же самое; обе щеки встретились. Кармазинов, не показывая
виду, что заметил это, уселся
на диван и с приятностию указал Петру Степановичу
на кресло против себя, в котором тот и развалился.
Окруженный множеством опричников, Иван Васильевич подъехал верхом к месту поединка, слез с коня, взошел по ступеням помоста и, поклонившись народу, опустился
на кресла с
видом человека, готовящегося смотреть
на занимательное зрелище.
Тогда
на их шум, и особливо
на крик лекаря, вошли мы, и я с прочими, и застали, что лекарь сидит
на верху шкафа и отчаянно болтает ногами, производя стук, а Ахилла в спокойнейшем
виде сидит посреди комнаты в
кресле и говорит: „Не снимайте его, пожалуйста, это я его яко
на водах повесих за его сопротивление“.
Напряженно торжественные поместились Передонов
на диване, Володин в
кресле. Надежда с удивлением смотрела
на гостей. Гости беседовали о погоде и о новостях с
видом людей, пришедших по щекотливому делу и не знающих, как приступить к нему. Наконец Передонов откашлялся и сказал...
Генеральша немедленно приняла
вид оскорбленного достоинства. Фома, сидя в
кресле, иронически обмеривал взглядом эксцентрического гостя. Бахчеев смотрел
на него с недоумением, сквозь которое проглядывало, однако, некоторое сочувствие. Смущение же дяди было невероятное; он всею душою страдал за Коровкина.
Человек лет тридцати, прилично и просто одетый, вошел, учтиво кланяясь хозяину. Он был строен, худощав, и в лице его как-то странно соединялись добродушный взгляд с насмешливыми губами, выражение порядочного человека с выражением баловня, следы долгих и скорбных дум с следами страстей, которые, кажется, не обуздывались. Председатель, не теряя чувства своей доблести, приподнялся с
кресел и показывал, стоя
на одном месте,
вид, будто он идет навстречу.
Против нее — для того ли, чтоб пользоваться милым vis-а-vis [Здесь: в смысле — сидящим напротив (фр.).], или для того, чтоб не видать его за самоваром, — вдавливал в пол какие-то дедовские
кресла Алексей Абрамович; за
креслами стояла девочка лет десяти с чрезвычайно глупым
видом; она выглядывала из-за отца
на учителя: ее-то трепетал храбрый кандидат!
У окна,
на креслах, с чулком в руке, — миньятюрная старушка, с веселым и сморщившимся
видом, с повисшими бровями и тоненькими бледными губами.
Он был владельцем канатного завода, имел в городе у пристаней лавочку. В этой лавочке, до потолка заваленной канатом, веревкой, пенькой и паклей, у него была маленькая каморка со стеклянной скрипучей дверью. В каморке стоял большой, старый, уродливый стол, перед ним — глубокое
кресло, и в нем Маякин сидел целыми днями, попивая чай, читая «Московские ведомости». Среди купечества он пользовался уважением, славой «мозгового» человека и очень любил ставить
на вид древность своей породы, говоря сиплым голосом...
Затем последовало представление княгине и какому-то крошечному старичку (дяде хозяина), который сидел отдельно
на длинном
кресле и имел
вид черемисского божка, которому вымазали красною глиной щеки и, вместо глаз, вставили можжевеловые ягодки.
— Мне это чрезвычайно лест-но, — шепелявил князь, подсаживаясь к столу,
на котором кипел самовар. Дамы тотчас же окружили его. Возле Марьи Александровны остались только Анна Николаевна да Наталья Дмитриевна. Афанасий Матвеич почтительно улыбался. Мозгляков тоже улыбался и с вызывающим
видом глядел
на Зину, которая, не обращая
на него ни малейшего внимания, подошла к отцу и села возле него
на кресла, близ камина.
При входе в гостиную он увидел колоссальную фигуру Задор-Мановского, который в широком суконном сюртуке сидел, развалившись в
креслах; невдалеке от него
на диване сидела хозяйка. По расстроенному
виду и беспокойству в беспечном, по обыкновению, лице Клеопатры Николаевны нетрудно было догадаться, что она имела неприятный для нее разговор с своим собеседником: глаза ее были заплаканы. Задор-Мановский, видно, имел необыкновенную способность всех женщин заставлять плакать.
Во время представления «Дидоны» я увидел Ильина в
креслах; он не садился
на свое место, а картинно стоял у самого оркестра, прислонясь к бенуару, у всех
на виду, беспрестанно кланяясь с знакомою знатью и разговаривая во время антрактов с проходившими мимо него московскими джентльменами из первых рядов
кресел.
Против окна стоял письменный стол, покрытый кипою картинок, бумаг, книг, разных
видов чернильниц и модных мелочей, — по одну его сторону стоял высокий трельяж, увитый непроницаемою сеткой зеленого плюща, по другую
кресла,
на которых теперь сидел Жорж…
Григорий Александрович, войдя в свой кабинет, повалился в широкие
кресла; лакей взошел и доложил ему, что, дескать, барыня изволила уехать обедать в гости, а сестра изволила уж откушать… «Я обедать не буду, — был ответ: я завтракал!..» Потом взошел мальчик лет тринадцати в красной казачьей куртке, быстроглазый, беленький, и с
виду большой плут, — и подал, не говоря ни слова, визитную карточку: Печорин небрежно положил ее
на стол и спросил, кто принес.
В кабинете мы застали и г-на Менделя. Он проводил ладонями по своей шелковистой бороде, и
на лбу его виднелась глубокая морщина. Дядя имел тоже озабоченный
вид. Когда мы вошли в кабинет, он запер за нами дверь и спустил гардину. Потом уселся в
кресло и некоторое время задумчиво играл ножом для разрезывания книг. Потом, взглянув
на нас, он сказал, обращаясь к Менделю-отцу...
Голос Менделя-отца слегка дрогнул. Израиль слушал с серьезным и заинтересованным
видом. Лицо Фроима выражало равнодушие. Он вспомнил агаду, но мораль ее, по-видимому, ему не нравилась. Быть может даже, он уже пародировал ее в уме. Но отец этого не видел. Инстинктом рассказчика-художника он чувствовал, где самый внимательный его слушатель, и повернулся в сторону дяди, который, опершись
на ручку
кресла, очевидно, ждал конца.
Оставшись один, Алеша со вниманием стал рассматривать залу, которая очень богато была убрана. Ему показалось, что стены сделаны из мрамора, какой он видел в минеральном кабинете, имеющемся в пансионе. Панели и двери были из чистого золота. В конце залы, под зеленым балдахином,
на возвышенном месте, стояли
кресла из золота. Алеша очень любовался этим убранством, но странным показалось ему, что все было в самом маленьком
виде, как будто для небольших кукол.
Отец Яков кашлянул в кулак, неловко опустился
на край
кресла и положил ладони
на колени. Малорослый, узкогрудый, с потом и краской
на лице, он
на первых же порах произвел
на Кунина самое неприятное впечатление. Ранее Кунин никак не мог думать, что
на Руси есть такие несолидные и жалкие
на вид священники, а в позе отца Якова, в этом держании ладоней
на коленях и в сидении
на краешке, ему виделось отсутствие достоинства и даже подхалимство.
Вы думаете, что все кончено, — ничуть не бывало; наблюдая вашего собеседника, вы невольно начнете себя спрашивать: зачем, например упав в
кресло, выбрал он именно такое место, которое больше всего
на виду?
К вам является господин очень чисто одетый, очень скромного, тихого
вида; он вяло раскланивается, вяло опускается в
кресло, начинает вертеть шляпу между коленями и молчит; молчит час, другой, третий, изредка разве, и то весьма лаконически, отвечая
на вопросы и скрепляя слова свои грустной улыбкой.
Земский врач, чрезвычайно утомленный и
на вид больной человек, сидел около кровати в
кресле и, задумавшись, делал
вид, что считает пульс. Отец Иеремия, только что кончивший свое дело, заворачивал в епитрахиль крест и собирался уходить…
Великолепное богатое знамя, отороченное золотой бахромой, с золотыми кистями по концам, было уже снято с пялец и наброшено, для
виду,
на высокую спинку широкого готического
кресла. В нем действительно было
на что полюбоваться и было чем похвалиться, и Цезарина сама залюбовалась
на свое произведение.
И Висленев, сложив кисть левой руки чайничком, сделал
вид, как будто что-то наливает; но в это время колесо вагона подпрыгнуло и запищало
на переводной стрелке и собеседники, попятясь назад, подались в глубь своих мягких
кресел.
Она была некрасива и не молода — Володя отлично знал это, но почему-то он был не в силах не думать о ней, не глядеть
на нее, когда она, играя в крокет, пожимала своими круглыми плечами и двигала гладкой спиной или же после долгого смеха и беготни по лестницам падала в
кресло и, зажмурив глаза, тяжело дыша, делала
вид, что ее груди тесно и душно.
Понятно, что после такого открытия о большом угощении уже нечего было думать; появление Сафроныча в этом жалостном
виде заставило свертеть все это кое-как,
на скорую руку, и Флавиан удовольствовался только горячим чаем, который кушал, сидя в широком
кресле, поставленном возле печки, где отогревался Сафроныч и кое-как отвечал
на шббольно предлагаемые ему вопросы.
Экипаж был мудрен и имел такой
вид, что ездившего
на нем Пекторалиса мужики прозвали «мордовским богом»; но что всего хуже —
кресло, лишенное своего комнатного покоя, ни за что не хотело путешествовать, оно не выдерживало тряски и очень часто соскакивало с рамы, и от этого не раз случалось, что лошадь Гуго прибегала домой одна, а потом через час или два плелся бедный Гуго, таща у себя
на загорбке свое
кресло.
Он бежит в кухню и разражается там драматическим воплем. Когда, немного погодя, жена, осторожно ступая
на цыпочках, приносит ему стакан чаю, он по-прежнему сидит в
кресле, с закрытыми глазами, и погружен в свою тему. Он не шевелится, слегка барабанит по лбу двумя пальцами и делает
вид, что не слышит присутствия жены…
На лице его по-прежнему выражение оскорбленной невинности.
Гостиная, убранная так же, как и зала, по-старинному, мебелью красного дерева, с лакированными спинками и мягкими подушками, обитыми коричневым сафьяном, атласными такого же цвета гардинами
на окнах, заставленных жардиньерками, полными цветов, была бы мрачна, если бы не вышитые подушки
на диване, скамеечки и разбросанные там и сям
на столиках и
креслах белоснежные вязаные салфеточки, придававшие ей уютный и приветливый
вид и указывавшие, как и чистота залы,
на заботливую аккуратную женскую руку.
Окончив чтение этого письма, Павел Кириллович обыкновенно с торжествующим
видом взглядывал
на своего собеседника, вставал со своего вольтеровского
кресла и, бережно уложив в шифоньерку бумаги, возвращался
на место и некоторое время молчал, выжидая вопроса.
Нас попросили в гостиную, где сидел в
кресле довольно красивый господин,
на вид лет сорока, элегантно одетый с волнистыми светло-каштановыми волосами и такой же расчесанной
на двое бородой.
— Поедем, поедем! — воскликнул несчастный при
виде входящего Караулова, встал с
кресла, но не мог устоять
на ногах и снова сел.
Княжна, действительно, сидела в
кресле с неподвижностью статуи. При
виде входившего в горницу Якова Потаповича она сделала радостное движение и даже легкая улыбка появилась
на ее побелевших губах.
Князь Василий сидел
на кресле, в своей фамильярной позе, высоко заложив ногу
на ногу. Щеки его сильно перепрыгивали и, опустившись, казались толще внизу; но он имел
вид человека, мало занятого разговором двух дам.
Княжна бессильно опустилась в
кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным
видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок
на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
— Ты даже можешь заставить забыть страх в
виду неминуемой смерти, — произнес голос вблизи самого
кресла,
на котором стояла Нефора.