Неточные совпадения
На это
отвечу: цель издания законов двоякая: одни издаются для вящего
народов и стран устроения, другие — для того, чтобы законодатели не коснели в праздности…"
— Надо орудовать, —
отвечал помощник градоначальника, — вот что! не пустить ли, сударь, в
народе слух, что оная шельма Анелька заместо храмов божиих костелы везде ставить велела?
— Впрочем, — нахмурившись сказал Сергей Иванович, не любивший противоречий и в особенности таких, которые беспрестанно перескакивали с одного на другое и без всякой связи вводили новые доводы, так что нельзя было знать, на что
отвечать, — впрочем, не в том дело. Позволь. Признаешь ли ты, что образование есть благо для
народа?
Кроме того, хотя он долго жил в самых близких отношениях к мужикам как хозяин и посредник, а главное, как советчик (мужики верили ему и ходили верст за сорок к нему советоваться), он не имел никакого определенного суждения о
народе, и на вопрос, знает ли он
народ, был бы в таком же затруднении
ответить, как на вопрос, любит ли он
народ.
— Мне кажется, — неторопливо и вяло
отвечал Алексей Александрович, — что это одно и то же. По моему мнению, действовать на другой
народ может только тот, который имеет высшее развитие, который…
— Никогда этого с русским
народом не будет! Власти нет, —
отвечал помещик.
Анна, не
отвечая мужу, подняла бинокль и смотрела на то место, где упал Вронский; но было так далеко, и там столпилось столько
народа, что ничего нельзя было разобрать. Она опустила бинокль и хотела итти; но в это время подскакал офицер и что-то докладывал Государю. Анна высунулась вперед, слушая.
Константин Левин, если б у него спросили, любит ли он
народ, решительно не знал бы, как на это
ответить.
Народ, доктор и фельдшер, офицеры его полка, бежали к нему. К своему несчастию, он чувствовал, что был цел и невредим. Лошадь сломала себе спину, и решено было ее пристрелить. Вронский не мог
отвечать на вопросы, не мог говорить ни с кем. Он повернулся и, не подняв соскочившей с головы фуражки, пошел прочь от гипподрома, сам не зная куда. Он чувствовал себя несчастным. В первый раз в жизни он испытал самое тяжелое несчастие, несчастие неисправимое и такое, в котором виною сам.
— Да что этому
народу делается! —
отвечал он, допивая стакан чая. — Ведь ускользнул!
— Преглупый
народ! —
отвечал он. — Поверите ли? ничего не умеют, не способны ни к какому образованию! Уж по крайней мере наши кабардинцы или чеченцы хотя разбойники, голыши, зато отчаянные башки, а у этих и к оружию никакой охоты нет: порядочного кинжала ни на одном не увидишь. Уж подлинно осетины!
— Ваше высокоблагородие! умирать отправился, —
отвечал он, — такой проклятый
народ, сразу не убьешь.
— Да ведь какие крестьяне, —
отвечал ему на это тоже шепотом Чичиков, — препустой и преничтожный
народ, и половины не стоит.
Цитует немедленно тех и других древних писателей и чуть только видит какой-нибудь намек или просто показалось ему намеком, уж он получает рысь и бодрится, разговаривает с древними писателями запросто, задает им запросы и сам даже
отвечает на них, позабывая вовсе о том, что начал робким предположением; ему уже кажется, что он это видит, что это ясно, — и рассуждение заключено словами: «так это вот как было, так вот какой
народ нужно разуметь, так вот с какой точки нужно смотреть на предмет!» Потом во всеуслышанье с кафедры, — и новооткрытая истина пошла гулять по свету, набирая себе последователей и поклонников.
Собакевич
отвечал, что Чичиков, по его мнению, человек хороший, а что крестьян он ему продал на выбор и
народ во всех отношениях живой; но что он не ручается за то, что случится вперед, что если они попримрут во время трудностей переселения в дороге, то не его вина, и в том властен Бог, а горячек и разных смертоносных болезней есть на свете немало, и бывают примеры, что вымирают-де целые деревни.
В это время из толпы
народа, вижу, выступил мой Савельич, подходит к Пугачеву и подает ему лист бумаги. Я не мог придумать, что из того выйдет. «Это что?» — спросил важно Пугачев. «Прочитай, так изволишь увидеть», —
отвечал Савельич. Пугачев принял бумагу и долго рассматривал с видом значительным. «Что ты так мудрено пишешь? — сказал он наконец. — Наши светлые очи не могут тут ничего разобрать. Где мой обер-секретарь?»
Счастливый путь, ваше благородие!» Потом обратился он к
народу и сказал, указывая на Швабрина: «Вот вам, детушки, новый командир: слушайтесь его во всем, а он
отвечает мне за вас и за крепость».
Кибитка подъехала к крыльцу комендантского дома.
Народ узнал колокольчик Пугачева и толпою бежал за нами. Швабрин встретил самозванца на крыльце. Он был одет казаком и отрастил себе бороду. Изменник помог Пугачеву вылезть из кибитки, в подлых выражениях изъявляя свою радость и усердие. Увидя меня, он смутился, но вскоре оправился, протянул мне руку, говоря: «И ты наш? Давно бы так!» — Я отворотился от него и ничего не
отвечал.
— Возьмем на прицел глаза и ума такое происшествие: приходят к молодому царю некоторые простодушные люди и предлагают: ты бы, твое величество, выбрал из
народа людей поумнее для свободного разговора, как лучше устроить жизнь. А он им
отвечает: это затея бессмысленная. А водочная торговля вся в его руках. И — всякие налоги. Вот о чем надобно думать…
— Себя, конечно. Себя, по завету древних мудрецов, —
отвечал Макаров. — Что значит — изучать
народ? Песни записывать? Девки поют постыднейшую ерунду. Старики вспоминают какие-то панихиды. Нет, брат, и без песен не весело, — заключал он и, разглаживая пальцами измятую папиросу, которая казалась набитой пылью, продолжал...
Англичане — наиболее
отвечают понятию нация, это
народ одной крови, крепко спаянный этим единством в некую монолитную силу, которая заставляет работать на нее сотни миллионов людей иной крови.
— Свирель, рожок, гусли — вот истинно народные инструменты. Наш
народ — лирик, балалайка не
отвечает духу его…
— Нет, иногда захожу, — неохотно
ответил Стратонов. — Но, знаете, скучновато. И — между нами — «блажен муж, иже не иде на совет нечестивых», это так! Но дальше я не согласен. Или вы стоите на пути грешных, в целях преградить им путь, или — вы идете в ногу с ними. Вот-с. Прейс — умница, — продолжал он, наморщив нос, — умница и очень знающий человек, но стадо, пасомое им, — это все разговорщики, пустой
народ.
— Вы сами знаете —
народ недоволен, — сквозь зубы
ответил Самгин, но это не удовлетворило мужчину.
— Давно. Должен сознаться, что я… редко пишу ему. Он
отвечает мне поучениями, как надо жить, думать, веровать. Рекомендует книги… вроде бездарного сочинения Пругавина о «Запросах
народа и обязанностях интеллигенции». Его письма кажутся мне наивнейшей риторикой, совершенно несовместной с торговлей дубовой клепкой. Он хочет, чтоб я унаследовал те привычки думать, от которых сам он, вероятно, уже отказался.
«Что это за
народ?» — «Black people», —
отвечал Вандик, пуская лошадей дальше.
«А это вы? — сказал я, — что вы так невеселы?» — «Да вот поглядите, —
отвечал он, указывая на быка, которого я в толпе
народа и не заметил, — что это за бык?
— Нет никакого деспотизма, — спокойно
отвечал Новодворов. — Я только говорю, что знаю тот путь, по которому должен итти
народ, и могу указывать этот путь.
Они говорили о несправедливости власти, о страданиях несчастных, о бедности
народа, но, в сущности, глаза их, смотревшие друг на друга под шумок разговора, не переставая спрашивали: «можешь любить меня?», и
отвечали: «могу», и половое чувство, принимая самые неожиданные и радужные формы, влекло их друг к другу.
И действительно, Коля задал ему раз вопрос: «Кто основал Трою?» — на что Дарданелов
отвечал лишь вообще про
народы, их движения и переселения, про глубину времен, про баснословие, но на то, кто именно основал Трою, то есть какие именно лица,
ответить не мог, и даже вопрос нашел почему-то праздным и несостоятельным.
О царь!
Спроси меня сто раз, сто раз
отвечу,
Что я люблю его. При бледном утре
Открыла я избраннику души
Любовь свою и кинулась в объятья.
При блеске дня теперь, при всем
народеВ твоих глазах, великий Берендей,
Готова я для жениха и речи
И ласки те сначала повторить.
Первый осужденный на кнут громким голосом сказал
народу, что он клянется в своей невинности, что он сам не знает, что
отвечал под влиянием боли, при этом он снял с себя рубашку и, повернувшись спиной к
народу, прибавил: «Посмотрите, православные!»
— Вся ваша воля, — начал было Сергеич, но спохватился и резко, но резонно
ответил: — Вы, сударыня, только не знай за что
народ изводите. Сенька-то, может, и во сне не видал, где брат у него находится… Нечего ему и писать.
— Самый это
народ внимания не стоящий, —
отвечает он, принимая совсем наклонное положение.
— Як же, мамо!ведь человеку, сама знаешь, без жинки нельзя жить, —
отвечал тот самый запорожец, который разговаривал с кузнецом, и кузнец удивился, слыша, что этот запорожец, зная так хорошо грамотный язык, говорит с царицею, как будто нарочно, самым грубым, обыкновенно называемым мужицким наречием. «Хитрый
народ! — подумал он сам себе, — верно, недаром он это делает».
На замечание второе я могу только
отвечать, что так думают охотники и
народ.
— И в скитах так же живут, — неохотно
отвечал Мосей. — Те же люди, как и в миру, а только название одно: скит… Другие скитские-то, пожалуй, и похуже будут мирских. Этак вон сибирские старцы проезжали как-то по зиме… С Москвы они, значит, ехали, от боголюбивых
народов, и денег везли с собой уйму.
— Ничего, значит,
народ не думает, —
ответил Белоярцев, который незадолго перед этим вошел с Завулоновым и сел в гостиной, потому что в зале человек начал приготовлять закуску. — Думает теперича он, как ему что ни в самом что ни есть наилучшем виде соседа поприжать.
Когда же мой отец спросил, отчего в праздник они на барщине (это был первый Спас, то есть первое августа), ему
отвечали, что так приказал староста Мироныч; что в этот праздник точно прежде не работали, но вот уже года четыре как начали работать; что все мужики постарше и бабы-ребятницы уехали ночевать в село, но после обедни все приедут, и что в поле остался только
народ молодой, всего серпов с сотню, под присмотром десятника.
Отец мой продолжал разговаривать и расспрашивать о многом, чего я и не понимал; слышал только, как ему
отвечали, что, слава богу, все живут помаленьку, что с хлебом не знай, как и совладать, потому что много
народу хворает.
— Все ведь они здесь — пренеотесанный
народ, —
отвечал Клыков, уходя опять на цыпочках за недоимщиком.
—
Народ усердствует и желает того, —
отвечал священник, потупляя свои глаза.
— В донесении моем это отчасти сказано, —
отвечал Вихров, — потому что по последнему моему поручению я убедился, что всеми этими действиями мы, чиновники, окончательно становимся ненавистными
народу; когда мы приехали в селение, ближайшее к месту укрывательства бегунов, там вылили весь квас, молоко, перебили все яйца, чтобы только не дать нам съесть чего-нибудь из этого, — такого унизительного положения и такой ненависти от моего
народа я не желаю нести!
— Ей-богу, не знаю-с! После шестидесятого года почти не видал
народа, —
отвечал тот уклончиво.
— Об общине я равнодушно слышать не могу, — заговорил он прерывающимся от волнения голосом и, видимо, употребляя над собой все усилия, чтобы не сказать чего-нибудь резкого, — эту общину выдумали в Петербурге и навязали ее
народу; он ее не любит, тяготится ею, потому что, очень естественно, всякий человек желает иметь прочную собственность и
отвечать только за себя!
— Общину выдумали, во-первых, не в Петербурге, — начал ему
отвечать в явно насмешливом тоне Плавин, — а скорей в Москве; но и там ее не выдумали, потому что она долгое время существовала у нашего
народа, была им любима и охраняема; а то, что вы говорите, как он не любит ее теперь, то это опять только один ваш личный взгляд!
— А оттого-с, —
отвечал Евгений Петрович, — что я человек старый, может быть, даже отсталый, вы там будете все
народ ученый, высокоумный; у вас будет своя беседа, свои разговоры, — что ж я тут буду как пятое колесо в колеснице.
За всех за них стал
отвечать староста:
народ в этих местах был хлебопашествующий, а потому — очень простой.
— Ежели бы я был член святейшего синода, —
отвечал священник, — то я прямо подал бы мнение, что никакого раскола у нас быть совсем не должно! Что он такое за учение? На каком вселенском соборе был рассматриваем и утверждаем?.. Значит, одно только невежество в нем укрывается; а дело правительства — не допускать того, а, напротив, просвещать
народ!
— Все запишут! —
отвечал ему с сердцем Вихров и спрашивать
народ повел в село. Довольно странное зрелище представилось при этом случае: Вихров, с недовольным и расстроенным лицом, шел вперед; раскольники тоже шли за ним печальные; священник то на того, то на другого из них сурово взглядывал блестящими глазами. Православную женщину и Григория он велел старосте вести под присмотром — и тот поэтому шел невдалеке от них, а когда те расходились несколько, он говорил им...