Неточные совпадения
Домой скотина гонится,
Дорога запылилася,
Запахло молоком.
Вздохнула мать Митюхина:
— Хоть бы одна коровушка
На барский двор
вошла! —
«Чу! песня за деревнею,
Прощай, горю́шка бедная!
Идем встречать
народ».
Пройдя первую проходную залу с ширмами и направо перегороженную комнату, где сидит фруктовщик, Левин, перегнав медленно шедшего старика,
вошел в шумевшую
народом столовую.
Переодевшись без торопливости (он никогда не торопился и не терял самообладания), Вронский велел ехать к баракам. От бараков ему уже были видны море экипажей, пешеходов, солдат, окружавших гипподром, и кипящие
народом беседки. Шли, вероятно, вторые скачки, потому что в то время, как он
входил в барак, он слышал звонок. Подходя к конюшне, он встретился с белоногим рыжим Гладиатором Махотина, которого в оранжевой с синим попоне с кажущимися огромными, отороченными синим ушами вели на гипподром.
Дамы
вошли в вагон, а Вронский со Степаном Аркадьичем пошли за
народом узнавать подробности несчастия.
Едва Сергей Иванович с Катавасовым успели подъехать к особенно оживленной нынче
народом станции Курской железной дороги и, выйдя из кареты, осмотреть подъезжавшего сзади с вещами лакея, как подъехали и добровольцы на четырех извозчиках. Дамы с букетами встретили их и в сопровождении хлынувшей за ними толпы
вошли в станцию.
Но управляющий сказал: «Где же вы его сыщете? разве у себя в носу?» Но председатель сказал: «Нет, не в носу, а в здешнем же уезде, именно: Петр Петрович Самойлов: вот управитель, какой нужен для мужиков Чичикова!» Многие сильно
входили в положение Чичикова, и трудность переселения такого огромного количества крестьян их чрезвычайно устрашала; стали сильно опасаться, чтобы не произошло даже бунта между таким беспокойным
народом, каковы крестьяне Чичикова.
Вот наш герой подъехал к сеням;
Швейцара мимо он стрелой
Взлетел по мраморным ступеням,
Расправил волоса рукой,
Вошел. Полна
народу зала;
Музыка уж греметь устала;
Толпа мазуркой занята;
Кругом и шум и теснота;
Бренчат кавалергарда шпоры;
Летают ножки милых дам;
По их пленительным следам
Летают пламенные взоры,
И ревом скрыпок заглушен
Ревнивый шепот модных жен.
По ее мнению, такого короткого знакомства с богом было совершенно достаточно для того, чтобы он отстранил несчастье. Она
входила и в его положение: бог был вечно занят делами миллионов людей, поэтому к обыденным теням жизни следовало, по ее мнению, относиться с деликатным терпением гостя, который, застав дом полным
народа, ждет захлопотавшегося хозяина, ютясь и питаясь по обстоятельствам.
Он
вошел в эту комнату (четвертую по порядку), тесную и битком набитую публикой, —
народом несколько почище одетым, чем в тех комнатах.
— Конечно, если это
войдет в привычку — стрелять, ну, это — плохо, — говорил он, выкатив глаза. — Тут, я думаю, все-таки сокрыта опасность, хотя вся жизнь основана на опасностях. Однако ежели молодые люди пылкого характера выламывают зубья из гребня — чем же мы причешемся? А нам, Варвара Кирилловна, причесаться надо, мы —
народ растрепанный, лохматый. Ах, господи! Уж я-то знаю, до чего растрепан человек…
— Христос
вошел в плоть русского
народа!
Когда я куда
вхожу, где много
народу, мне всегда чувствуется, что все взгляды меня электризуют.
Так когда и мы все перебрались на шкуну, рассовали кое-куда багаж, когда разошлись по углам, особенно улеглись ночью спать, то хоть бы и еще взять
народу и вещей. Это та же история, что с чемоданом: не верится, чтоб
вошло все приготовленное количество вещей, а потом окажется, что можно как-нибудь сунуть и то, втиснуть другое, третье.
Мы с трудом пробрались сквозь густую толпу
народа ко входу, заплатили по реалу и
вошли в клетку.
Ей показалось, что все люди разбегались, дом был в движении, на дворе было много
народа, у крыльца стояла тройка, издали услышала она голос Кирила Петровича и спешила
войти в комнаты, опасаясь, чтоб отсутствие ее не было замечено.
Огонь быстро придавили к земле, залили, затоптали, полиция разогнала
народ, и в кухню
вошла бабушка.
Русский
народ есть в высшей степени поляризованный
народ, он есть совмещение противоположностей [Я это выразил в старом этюде «Душа России», который
вошел в мою книгу «Судьба России».].
Русский
народ, по своей вечной идее, не любит устройства этого земного града и устремлен к Граду Грядущему, к Новому Иерусалиму, но Новый Иерусалим не оторван от огромной русской земли, он с ней связан, и она в него
войдет.
Лебедь живет в старинных наших песнях, очевидно сложенных на юге России, живет также до сих пор в народной речи, хотя там, где теперь обитает настоящая Русь, лебедь не мог
войти ни в песню, ни в речь, так мало знает и видит его
народ.
Летний, пыльный, душный Петербург давил его как в тисках; он толкался между суровым или пьяным
народом, всматривался без цели в лица, может быть, прошел гораздо больше, чем следовало; был уже совсем почти вечер, когда он
вошел в свой нумер.
— Ничего, значит,
народ не думает, — ответил Белоярцев, который незадолго перед этим
вошел с Завулоновым и сел в гостиной, потому что в зале человек начал приготовлять закуску. — Думает теперича он, как ему что ни в самом что ни есть наилучшем виде соседа поприжать.
Вскоре за тем на площади стал появляться
народ и с каждой минутой все больше и больше прибывал; наконец в приказ снова
вошел голова.
— Ну, Иларион Ардальонович, — сказал он,
входя к Захаревскому, — я сейчас со следствия; во-первых, это — святейшее и величайшее дело. Следователь важнее попа для
народа: уполномоченный правом государства, он
входит в дом к человеку, делает у него обыск, требует ответов от его совести, это черт знает что такое!
Те подползли и поднялись на ноги — и все таким образом
вошли в моленную.
Народу в ней оказалось человек двести. При появлении священника и чиновника в вицмундире все, точно по команде, потупили головы. Стоявший впереди и наряженный даже в епитрахиль мужик мгновенно стушевался; епитрахили на нем не стало, и сам он очутился между другими мужиками, но не пропал он для глаз священника.
Обязанности:
входить в нужды
народа и устроивать его благосостояние с таким расчетом, чтобы государство от того процветало.
Священник села и попадья приняли Мисаила с большим почетом и на другой день его приезда собрали
народ в церкви. Мисаил в новой шелковой рясе, с крестом наперсным и расчесанными волосами,
вошел на амвон, рядом с ним стал священник, поодаль дьячки, певчие, а у боковых дверей полицейские. Пришли и сектанты — в засаленных, корявых полушубках.
— Недавно-с, недавно… Это все татары: извольте узнать! И, что замечательно, честнейший
народ! — говорил князь Калиновичу,
входя в одну из дальних комнат.
— Николай Иванович! Да ведь там
народ сотнями гибнет. От фосфору целые деревни вымирают: зубы вываливаются, кости гниют, лицо — язва сплошная, пальцы отгнивают! В помещения
войдешь — дурно делается, а рабочие больше полусуток в них работают.
— Или, опять, приду я, примерно, к Доминику, — продолжал он, —
народу пропасть, ходят, бродят, один
вошел, другой вышел; служители тоже в разброде — кому тут за тобой уследить! Съешь три куска кулебяки, а говоришь: один!
Они с любовью смотрели на наши страдания, которые мы старались им не показывать. Особенно доставалось нам сначала на работе, за то, что в нас не было столько силы, как в них, и что мы не могли им вполне помогать. Нет ничего труднее, как
войти к
народу в доверенность (и особенно к такому
народу) и заслужить его любовь.
Входя в свой тёмный и тесный старый храм, мальчик замечал, что
народ расступается перед отцом нехотя, провожает его косыми взглядами, враждебным шёпотом.
27 июля Пугачев
вошел в Саранск. Он был встречен не только черным
народом, но духовенством и купечеством… Триста человек дворян всякого пола и возраста были им тут повешены; крестьяне и дворовые люди стекались к нему толпами. Он выступил из города 30-го. На другой день Меллин
вошел в Саранск, взял под караул прапорщика Шахмаметева, посаженного в воеводы от самозванца, также и других важных изменников духовного и дворянского звания, а черных людей велел высечь плетьми под виселицею.
Мы прошли общую залу и
вошли в отдельную комнату, где у окна за столиком разместилась компания неизвестных людей, встретившая появление Порфира Порфирыча гулом одобрения, как театральный
народ встречает короля.
— Одевайся, Юрий Дмитрич, — сказал Истома-Туренин,
войдя в их покой. — Пойдем посмотреть, что там еще этот глупый
народ затевает?
Входя на лестницу, он оглянулся назад: вокруг всей ограды, подле пылающих костров, сидели кучами вооруженные люди; их неистовые восклицания, буйные разговоры, зверский хохот, с коим они указывали по временам на виселицу, вокруг которой разведены были также огни и толпился
народ, — все это вместе составляло картину столь отвратительную, что Юрий невольно содрогнулся и поспешил вслед за дьячком
войти во внутренность церкви.
Медведев. То-то!.. Ах, псы! Разговаривают: Васька с Василисой… дескать… а мне что? Я ей не отец, я — дядя… Зачем надо мной смеяться?.. (
Входит Квашня.) Какой
народ стал… надо всем смеется… А-а! Ты… пришла…
Церковь не вмещала всех желавших
войти сразу,
народ толпился на улице, ожидая очереди, и под ярким мартовским солнцем, и в сырую, холодную ночь, до тех пор, пока от церкви не двинулась процессия к Малому театру.
Вышел я — себя не помню. Пошел наверх в зал, прямо сказать — водки выпить.
Вхожу —
народу еще немного, а машина что-то такое грустное играет… Вижу, за столиком сидит Губонин, младший брат. Завтракают… А у Петра Ионыча я когда-то работал, на дому проверял бухгалтерию, и вся семья меня знала, чаем поили, обедом кормили, когда я долго засижусь. Я поклонился.
Когда же, оставивши сына,
Он с бабой в деревню
входил:
«Как пьяных, шатает кручина!
Гляди-тко!..» —
народ говорил.
Такими простыми мерами, какие мною описаны, княгиня без фраз достигла того, что действительно
вошла в
народ, или, как нынче говорят: «слилась с ним» в одном русле и стояла посреди своих людей именно как владыка, как настоящая народная княгиня и госпожа…
Толпа замаскированных все больше и больше прибывала, и, между прочим,
вошли целых пять мужских масок: две впереди под руку и сзади, тоже под руку, три. Маски эти, должно быть, были все
народ здоровый, не совсем благовоспитанный и заметно выпивший.
Надежда Антоновна. Ах, это очень хорошо… Да, да, да, я вспомнила. Это теперь в моду
вошло… и некоторые даже из богатых людей… для сближения с
народом… Ну, разумеется, вы в красной шелковой… в бархатном кафтане. Я видела зимой в вагоне мильонщика и в простом бараньем… Как это называется?
— Да что это они так расшумелись? — перервал Зарецкой. — Вон еще бегут из Никольской улицы… уж не
входят ли французы?.. Эй, любезный! — продолжал он, подъехав к одному молодому и видному купцу, который, стоя среди толпы, рассказывал что-то с большим жаром, — что это
народ так шумит?
На масленице, наигравшись и накатавшись,
народ сел ужинать, и у Прокудиных вся семья уселась за стол. Только что стали есть молочную лапшу, дверь отворилась, и
вошел Гришка.
Так прошло время до четверга. А в четверг, в двенадцать часов ночи, в камеру к Янсону
вошло много
народу, и какой-то господин с погонами сказал...
Так и есть,
вошли; чего ж я зевал, когда
народу не было?
В славную пристань
вошли мы: ее образуют утесы, круто с обеих сторон поднимаясь…» Листригоны — лестригоны (греч.) — сказочный
народ великанов-людоедов.]
Было четверть одиннадцатого, я
вошел в воксал в такой твердой надежде и в то же время в таком волнении, какого я еще никогда не испытывал. В игорных залах
народу было еще довольно, хотя вдвое менее утрешнего.
Я
вошел в контору; в первой комнате, занятой столами чиновников и множеством всякого театрального
народа, спросил я о Кокошкине и Загоскине; мне отвечали, что они в «присутственной комнате»; я хотел
войти в нее, но стоявший у дверей капельдинер в придворной ливрее не пустил меня, говоря, что «без доклада директору и без его дозволения никто туда
войти не может».
Эта книжечка, какова ни есть, попадись в руки моему Горбу-Маявецкому. Прочитал и узнал меня живьем. Принялся отыскивать; отыскал петербургский Лондон, а меня нет, я любуюсь актерщицами. Он Кузьму за мною: призови, дескать, его ко мне. Кузьма отыскал театр, да и
вошел в него. Как же уже последний театр был, и на исходе, то никто его и не остановил.
Войдя, увидел кучу
народу, а в лесу барышни гуляют; он и подумал, что и я там где с ними загулялся. Вот и стал по-своему вызывать.