Неточные совпадения
— Вот, например, англичане: студенты у них не бунтуют, и вообще они — живут без фантазии, не бредят, потому что у них — спорт. Мы на
Западе плохое — хватаем, а хорошего — не видим. Для
народа нужно чаще устраивать религиозные процессии, крестные хода. Папизм — чем крепок? Именно — этими зрелищами, театральностью.
Народ постигает религию глазом, через материальное. Поклонение богу в духе проповедуется тысячу девятьсот лет, но мы видим, что пользы в этом мало, только секты расплодились.
Недостаток мужественного характера и того закала личности, который на
Западе вырабатывался рыцарством, — самый опасный недостаток русских, и русского
народа и русской интеллигенции.
Этого движения боялись
народы Европы, чувствуя себя как бы неготовыми для него, и факт существования Турции с Константинополем у входа
Запада на Восток был выражением духовной незрелости европейских
народов.
Я думал, что мировая война выведет европейские
народы за пределы Европы, преодолеет замкнутость европейской культуры и будет способствовать объединению
Запада и Востока.
У них и у нас
запало с ранних лет одно сильное, безотчетное, физиологическое, страстное чувство, которое они принимали за воспоминание, а мы — за пророчество: чувство безграничной, обхватывающей все существование любви к русскому
народу, русскому быту, к русскому складу ума. И мы, как Янус или как двуглавый орел, смотрели в разные стороны, в то время как сердце билось одно.
Тема «интеллигенция и
народ» чисто русская тема, мало понятная
Западу.
Россия есть Великий Востоко-Запад, она есть целый огромный мир, и в русском
народе заключены великие силы.
Русский
народ — как народ-богоносец — должен лучше
Запада решить социальный вопрос.
Необычайный, взрывчатый динамизм русского
народа обнаружился в его культурном слое лишь от соприкосновения с
Западом и после реформы Петра.
Вера в русский
народ принуждает нас думать, что
Запад не в силах выйти из кризиса без истины, хранящейся на Востоке, в восточном православии, в восточной мистике, в восточном созерцании Божества.
Мировая история разрешится лишь совместными силами Востока и
Запада, и каждый великий
народ имеет тут свою миссию.
— Учредителю плавания я рек: — Да корабли мои рассеются по всем морям, да узрят их неведомые
народы; флаг мой да известен будет на Севере, Востоке, Юге и
Западе.
Если бы, паче чаяния, какой-нибудь частице человечества, положим хоть всему цивилизованному
Западу, удалось остановить действие этого закона, то другие
народы, более первобытные, применили бы его против нас.
Это наше общее, общерусское: у
народа мысль на восток заскакивает, а у нас, образованных, вперёд, на
запад, и отсюда великое, не сознаваемое нами горе, мучительнейшее горе и стояние на одном месте многие века.
Я слишком залетел высоко,
Верней избрать я должен путь…
И замысел иной глубоко
Запал в мою измученную грудь.
Так, так, он будет жить… убийство уж не в моде:
Убийц на площадях казнят.
Так!.. в образованном я родился
народе;
Язык и золото… вот наш кинжал и яд!
— Смотри-ка, брат? — сказал один из них, — Ну что за
народ эти французы, и огонька-то разложить порядком не умеют. Видишь — там, какой костер
запалили?.. Эк они навалили бревен-то, проклятые!
— Как нечего? Что вы, сударь! По-нашему вот как. Если дело пошло наперекор, так не доставайся мое добро ни другу, ни недругу. Господи боже мой! У меня два дома да три лавки в Панском ряду, а если божиим попущением враг придет в Москву, так я их своей рукой
запалю. На вот тебе! Не хвались же, что моим владеешь! Нет, батюшка! Русской
народ упрям; вели только наш царь-государь, так мы этому Наполеону такую хлеб-соль поднесем, что он хоть и семи пядей во лбу, а — вот те Христос! — подавится.
Странно во всех делах вел себя Еремей: созерцателем. Всюду таскался за шайкой, ничему не мешал, но и не содействовал; и даже напивался как-то снисходительно. Но в одном он всех опережал: смотрел, позевывал — и, не ожидая приказу, рискуя поджечь своих, тащил коробок со спичками и
запаливал; и
запаливал деловито, с умом и расчетом, раньше принюхавшись к ветру. Если был поблизости
народ, то и пошучивал.
— Ну и жадный у нас
народ, не может порядку установить.
Запалить бы, не мигаючи, чего тут!
Потом
народ рассыпался частью по избам, частью по улице; все сии происшествия заняли гораздо более времени, нежели нам нужно было, чтоб описать их, и уж солнце начинало приближаться к
западу, когда волнение в деревне утихло; девки и бабы собрались на заваленках и запели праздничные песни!.. вскоре стада с топотом, пылью и блеянием, возвращая<сь> с паствы, рассыпались по улице, и ребятишки с обычным криком стали гоняться за отсталыми овцами… и никто бы не отгадал, что час или два тому назад, на этом самом месте, произнесен смертный приговор целому дворянскому семейству!..
Как бы по манию волшебного жезла, мгновенно пробудился русский исполин и, стряхнув с себя дремотную лень, успел с быстротою, беспримерною в истории веков и
народов, совершить то, чего только тяжкими вековыми усилиями мог достигнуть дряхлеющий
Запад.
Они, во-первых, приписывают его почему-то древней Руси преимущественно пред новою; во-вторых, кроме христианства, примешивают еще к делу Византию и Восток в противоположность
Западу; в-третьих, формальное принятие веры смешивают с действительным водворением ее начал в сердцах
народа.
Но, к несчастию, новгородцы не были совершенно изолированы от
Запада: их торговые дела заставляли иметь сношения с западными
народами.
«С Востока — лучшие дворянские традиции, с их бытом, приветом и милыми „закоулочками“, с „затишьем“ и „лишними людьми“ захолустных уездов». Да, то, что Розанов называет «лучшими традициями дворянства», — это с Востока. Но либеральные идеи дворянства, его культурность, любовь к искусствам, заботы о просвещении
народа, — это от
Запада, от Вольтера, от XVIII века.
Естественно, что при таких условиях русский
народ должен был отстать от
Запада в своем духовном росте, и естественно, что в нем должны были укрепиться начала Востока, обезличивающие душу.
Русский
народ издавна отличался долготерпением. Били нас татары — мы молчали просто, били цари — молчали и кланялись, теперь бьют немцы — мы молчим и уважаем их… Прогресс!.. Да в самом деле, что нам за охота заваривать серьезную кашу? Мы ведь широкие натуры, готовые на грязные полицейские скандальчики под пьяную руку. Это только там, где-то на
Западе, есть такие души, которых ведет на подвиги одно пустое слово — la gloire [Слава (фр.).].
Живо вспомнились ему все переходы их бесед в Кладенце… С того времени многое
запало ему в совесть, под горячим обаянием веры в
народ и жалости к нему этого горюна, считающего себя теперь счастливцем.
Влияние
Запада первоначально ударило по
народу и укрепило привилегированное барство.
Именно на этой потенциальности и отсталости русского
народа весь XIX век будет основывать надежду на то, что русский
народ призван разрешить вопросы, которые трудно разрешить
Западу, вследствие его отягченности прошлым, — например, вопрос социальный.
Влияние
Запада в течение двух столетий не овладело русским
народом.
Русский коммунизм увлечет
народы Востока и пойдет истреблять буржуазный мир
Запада.
Народники верили в особые пути развития России, в возможность миновать западный капитализм, в предназначение русского
народа разрешить социальный вопрос лучше и скорее, чем на
Западе.
Слишком огромными пространствами приходилось овладевать русскому
народу, слишком велики были опасности с Востока, от татарских нашествий, от которых он охранял и
Запад, велики были опасности и со стороны самого
Запада.
В душе русского
народа происходила борьба Востока и
Запада, и борьба эта продолжается в русской революции.
Нигде на
Западе не существовала в такой своеобразной форме проблема «интеллигенция и
народ», которой посвящено все русское мышление второй половины XIX века, ибо на
Западе в сущности не было ни «интеллигенции», ни «
народа» в русском смысле слова.
Западники были неправы потому, что они отрицали своеобразие русского
народа и русской истории, держались упрощенных взглядов на прогресс просвещения и цивилизации, не видели никакой миссии России, кроме необходимости догнать
Запад.
Пушки
запалят, музыка играет, трубы, роги раздадутся, а
народ во все горло: ура! и шапки кверху.
А на юго-запад привлекали иностранцев, особенно поляков и австрийских сербов: возникла Новая Сербия и был заложен Елизаветград. Промыслы развивались благодаря льготам.
Народ уже не страдал от недостатка соли с открытия эльтонского производства.
Не воспользовавшись еще возрождением наук и искусств, изобретениями и открытиями, мы в эту пору, конечно, отстали от
Запада, но было бы в высшей степени несправедливо думать, что мы стояли тогда на уровне азиатских
народов.
В русском
народе нарушено должное отношение между мужским и женским началом, между духом и душой. И это — источник всех болезней нашего религиозного и национального сознания. С изумительной силой интуитивного проникновения изображена жуткая стихия русского
народа в романе Андрея Белого «Серебряный голубь». Россия не
Запад, но и не Восток. Она есть великий Востоко-Запад, встреча и взаимодействие восточных и западных начал. В этом сложность и загадочность России.
И вот является соблазн думать, что эта мировая тенденция современной цивилизации не имеет власти над Россией и русским
народом, что мы другого духа, что она есть лишь явление
Запада,
народов Европы.
В русском Востоке открывается огромный мир, который может быть противопоставлен всему миру
Запада, всем
народам Европы.
Стòит только признать, что цель волнений европейских
народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с
запада на восток и с востока на
запад составляют общую сущность этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Александр Первый, для движения
народов с востока на
запад и для восстановления границ
народов, был также необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Русская революционная интеллигенция, вся изъеденная застарелыми болезнями, отравившая
народ злобными нигилистическими чувствами и мыслями, начала кричать, что в «революционной демократии» раскрывается какая-то неслыханная и невиданная на
Западе правда, брезжит свет с Востока.
В 1789-м году поднимается брожение в Париже; оно растет, разливается и выражается движением
народов с
запада на восток.
Для нас осталось непонятным движение
народов с
запада на восток, без всякой цели, без предводительства, с толпой бродяг, с Петром Пустынником.
Совершается противодвижение с востока на
запад с замечательным сходством с предшествовавшим движением с
запада на восток. Те же попытки движения с востока на
запад в 1805 — 1807 — 1809-м годах предшествуют большому движению; то же сцепление в группу огромных размеров; то же приставание серединных
народов к движению; тоже колебание в середине пути и та же быстрота, по мере приближения к цели.
Несколько раз движение это направляется на восток, приходит в столкновение с противодвижением с востока на
запад; в 12-м году оно доходит до своего крайнего предела — Москвы, и, с замечательною симметрией, совершается противодвижение с востока на
запад, точно так же, как и в первом движении, увлекая за собой серединные
народы.
Основной, существенный факт европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских
народов с
запада на восток и потом с востока на
запад.