Неточные совпадения
Там у нас и вист свой составился: министр
иностранных дел, французский посланник, английский, немецкий посланник и я.
С следующего
дня, наблюдая неизвестного своего друга, Кити заметила, что М-llе Варенька и с Левиным и его женщиной находится уже в тех отношениях, как и с другими своими protégés. Она подходила к ним, разговаривала, служила переводчицей для женщины, не умевшей говорить ни на одном
иностранном языке.
Окончив курсы в гимназии и университете с медалями, Алексей Александрович с помощью дяди тотчас стал на видную служебную дорогу и с той поры исключительно отдался служебному честолюбию. Ни в гимназии, ни в университете, ни после на службе Алексей Александрович не завязал ни с кем дружеских отношений. Брат был самый близкий ему по душе человек, но он служил по министерству
иностранных дел, жил всегда за границей, где он и умер скоро после женитьбы Алексея Александровича.
— Увезли? — спросил он, всматриваясь в лицо Самгина. — А я вот читаю отечественную прессу. Буйный бред и либерально-интеллигентские попытки заговорить зубы зверю. Существенное — столыпинские хутора и поспешность промышленников как можно скорее продать всё, что хочет купить
иностранный капитал. А он — не дремлет и прет даже в текстиль, крепкое московское
дело. В общем — балаган. А вы — постарели, Самгин.
— Мы почти уже колония. Металлургия наша на 67 процентов в руках Франции, в
деле судостроения французский капитал имеет 77 процентов. Основной капитал всех банков наших 585 миллионов, а
иностранного капитала в них 434; в этой — последней — сумме 232 миллиона — французских.
На всякую другую жизнь у него не было никакого взгляда, никаких понятий, кроме тех, какие дают свои и
иностранные газеты. Петербургские страсти, петербургский взгляд, петербургский годовой обиход пороков и добродетелей, мыслей,
дел, политики и даже, пожалуй, поэзии — вот где вращалась жизнь его, и он не порывался из этого круга, находя в нем полное до роскоши удовлетворение своей натуре.
В ней сидел русский чиновник, в вицмундире министерства
иностранных дел, с русским орденом в петлице.
Нехлюдов стал спрашивать ее о том, как она попала в это положение. Отвечая ему, она с большим оживлением стала рассказывать о своем
деле. Речь ее была пересыпана
иностранными словами о пропагандировании, о дезорганизации, о группах и секциях и подсекциях, о которых она была, очевидно, вполне уверена, что все знали, а о которых Нехлюдов никогда не слыхивал.
Такие идеологи государственности, как Катков или Чичерин, всегда казались не русскими, какими-то иностранцами на русской почве, как
иностранной, не русской всегда казалась бюрократия, занимавшаяся государственными
делами — не русским занятием.
Это
дело казалось безмерно трудным всей канцелярии; оно было просто невозможно; но на это никто не обратил внимания, хлопотали о том, чтоб не было выговора. Я обещал Аленицыну приготовить введение и начало, очерки таблиц с красноречивыми отметками, с
иностранными словами, с цитатами и поразительными выводами — если он разрешит мне этим тяжелым трудом заниматься дома, а не в канцелярии. Аленицын переговорил с Тюфяевым и согласился.
Все это вздор, это подчиненные его небось распускают слух. Все они не имеют никакого влияния; они не так себя держат и не на такой ноге, чтоб иметь влияние… Вы уже меня простите, взялась не за свое
дело; знаете, что я вам посоветую? Что вам в Новгород ездить! Поезжайте лучше в Одессу, подальше от них, и город почти
иностранный, да и Воронцов, если не испортился, человек другого «режиму».
— Сколько хотите… Впрочем, — прибавил он с мефистофелевской иронией в лице, — вы можете это
дело обделать даром — права вашей матушки неоспоримы, она виртембергская подданная, адресуйтесь в Штутгарт — министр
иностранных дел обязан заступиться за нее и выхлопотать уплату. Я, по правде сказать, буду очень рад свалить с своих плеч это неприятное
дело.
— Дай бог, — сказал голова, выразив на лице своем что-то подобное улыбке. — Теперь еще, слава богу, винниц развелось немного. А вот в старое время, когда провожал я царицу по Переяславской дороге, еще покойный Безбородько… [Безбородко — секретарь Екатерины II, в качестве министра
иностранных дел сопровождал ее во время поездки в Крым.]
За мной, на некотором расстоянии, шли министр
иностранных дел Бевен и фельдмаршал Уэвелль, бывший вице-король Индии, которые получили докторат права honoris causa.
Мосолов умер в 1914 году. Он пожертвовал в музей драгоценную коллекцию гравюр и офортов, как своей работы, так и
иностранных художников. Его тургеневскую фигуру помнят старые москвичи, но редко кто удостаивался бывать у него. Целые
дни он проводил в своем доме за работой, а иногда отдыхал с трубкой на длиннейшем черешневом чубуке у окна, выходившего во двор, где помещался в восьмидесятых годах гастрономический магазин Генералова.
И сидит в роскошном кабинете вновь отделанного амбара и наслаждается его степенство да недавнее прошлое свое вспоминает. А в это время о миллионных
делах разговаривает с каким-нибудь
иностранным комиссионером.
Впрочем, это название не было официальным; в
день снятия лесов назначено было торжественное, с молебствием освящение «Магазина Елисеева и погреба русских и
иностранных вин».
В эти первые
дни можно было часто видеть любопытных, приставлявших уши к столбам и сосредоточенно слушавших. Тогдашняя молва опередила задолго открытие телефонов: говорили, что по проволоке разговаривают, а так как ее вели до границы, то и явилось естественное предположение, что это наш царь будет разговаривать о
делах с
иностранными царями.
В Кронштате прожил я два
дня с великим удовольствием, насыщаяся зрением множества
иностранных кораблей, каменной одежды крепости Кронштатской и строений, стремительно возвышающихся.
Когда начались военные действия, всякое воскресенье кто-нибудь из родных привозил реляции; Кошанский читал их нам громогласно в зале. Газетная комната никогда не была пуста в часы, свободные от классов: читались наперерыв русские и
иностранные журналы при неумолкаемых толках и прениях; всему живо сочувствовалось у нас: опасения сменялись восторгами при малейшем проблеске к лучшему. Профессора приходили к нам и научали нас следить за ходом
дел и событий, объясняя иное, нам недоступное.
Между тем как товарищи наши, поступившие в гражданскую службу, в июне же получили назначение; в том числе Пушкин поступил в коллегию
иностранных дел и тотчас взял отпуск для свидания с родными.
Не знаю, вследствие ли этого разговора, только Пушкин не был сослан, а командирован от коллегии
иностранных дел, где состоял на службе, к генералу Инзову, начальнику колоний Южного края.
— А вот что такое военная служба!.. — воскликнул Александр Иванович, продолжая ходить и подходя по временам к водке и выпивая по четверть рюмки. — Я-с был девятнадцати лет от роду, титулярный советник, чиновник министерства
иностранных дел, но когда в двенадцатом году моей матери объявили, что я поступил солдатом в полк, она встала и перекрестилась: «Благодарю тебя, боже, — сказала она, — я узнаю в нем сына моего!»
Кроме разведки по части планов генерала Блинова, Перекрестов еще имел специальное поручение объехать весь Урал, чтобы навести справки о проектируемой здесь сети железных дорог, чтобы вперед обеспечить сбыт вагонов, локомотивов и рельсов
иностранного дела.
— Разумеется, в министерство
иностранных дел.
— По случаю
дня ангела-с. Хоть и в
иностранных землях находимся, а все же честь честью надо ангелу своему порадоваться. В русском ресторане-с.
— Теперь критики только и
дело, что расхваливают его нарасхват, — продолжал между тем Годнев гораздо уже более ободренным тоном. — И мне тем приятнее, — прибавил он, склоняя по обыкновению голову набок, — что вы, человек образованный и знакомый со многими
иностранными литературами, так отзываетесь, а здешние некоторые господа не хотят и внимания обратить на это сочинение и еще смеются!
Последние строчки особенно понятны, — постоянный сотрудник и редактор «Русской мысли» М.Н. Ремезов занимал, кроме того, важный пост
иностранного цензора, был в больших чинах и пользовался влиянием в управлении по
делам печати, и часто, когда уж очень высоко ставил парус В.А. Гольцев, бурный вал со стороны цензуры налетал на ладью «Русской мысли», и М.Н. Ремезов умело «отливал воду», и ладья благополучно миновала бури цензуры и продолжала плыть дальше, несмотря на то, что, по словам М.Н. Ремезова...
Около двухсот русских и
иностранных корреспондентов прибыло к этим
дням в Москву, но я был единственный из всех проведший всю ночь в самом пекле катастрофы, среди многотысячной толпы, задыхавшейся и умиравшей на Ходынском поле.
Моя телеграмма в газету через петербургскую цензуру попала в министерство
иностранных дел, которое совместно с представителями других держав послало своих представителей на организованный Миланом суд. Этот суд должен был приговорить шестьдесят шесть обвиняемых вождей радикалов с Пашичем, Протичем и Николичем во главе к смертной казни.
«“Ох, устала, ох, устала!” — припоминал он ее восклицания, ее слабый, надорванный голос. Господи! Бросить ее теперь, а у ней восемь гривен; протянула свой портмоне, старенький, крошечный! Приехала места искать — ну что она понимает в местах, что они понимают в России? Ведь это как блажные дети, всё у них собственные фантазии, ими же созданные; и сердится, бедная, зачем не похожа Россия на их
иностранные мечтаньица! О несчастные, о невинные!.. И однако, в самом
деле здесь холодно…»
Иван Васильевич, дорожа мнением
иностранных держав, положил подождать отъезда бывших тогда в Москве литовских послов и учинить осужденным в один
день общую казнь; а дабы действие ее было поразительнее и устрашило бы мятежников на будущее время, казни сей надлежало совершиться в Москве, в виду всего народа.
Иностранные критики исходили из тех же основ, но рассуждения их о моей книге несколько отличались от рассуждений русских критиков не только меньшей раздражительностью и большей культурностью, но и по существу
дела.
О некоторых особенностях древнегерманского права в
деле судебных наказаний и — О значении городского начала в вопросе цивилизации; жаль только, что обе статьи написаны языком несколько тяжелым и испещрены
иностранными словами.
Подумав, я согласился принять заведование
иностранной корреспонденцией в чайной фирме Альберта Витмера и повел странную, двойную жизнь, одна часть которой представляла деловой
день, другая — отдельный от всего вечер, где сталкивались и развивались воспоминания.
«Древнейшее, впрочем самое краткое, описание сих преданий находим в доношении станичного атамана яикского Федора Рукавишникова государственной Коллегии
иностранных дел, 1720 года. [Сие доношение, в копии мною найденное в
делах архива Оренбургской пограничной комиссии, есть то самое, о котором говорит Рычков в своей Топографии; но он Рукавишникова называет Крашенинниковым. Некоторые достойные вероятия жители уральские сказывали мне, что атаман сей носил обе фамилии. Левшин. (Прим. Пушкина.)]
В амбаре, несмотря на сложность
дела и на громадный оборот, бухгалтера не было, и из книг, которые вел конторщик, ничего нельзя было понять. Каждый
день приходили в амбар комиссионеры, немцы и англичане, с которыми приказчики говорили о политике и религии; приходил спившийся дворянин, больной жалкий человек, который переводил в конторе
иностранную корреспонденцию; приказчики называли его фитюлькой и поили его чаем с солью. И в общем вся эта торговля представлялась Лаптеву каким-то большим чудачеством.
Цирк, его «камрады», коверкавшие на
иностранный лад русский язык, и
иностранные женщины, с которыми я за все время сказал каких-нибудь десять слов, уже с первых
дней показался мне чужим, а потом скучным.
— А знаешь ли, какая мне мысль пришла в голову: как только все
дела здесь прикончим, покажем-ка мы
иностранным гостям Москву!
Во сне я припомнил, что программа этого
дня осталась невыполненною и что нам следовало еще ехать с
иностранными гостями в воронийские бани.
— Однако это, черт возьми, штука скверная! — всполошился Прокоп, третьего
дня этот шут гороховый Левассер говорит мне:"Votre pays, monsieur, est un fichu pays!"[Ваша страна, мсье, скверная страна!] — а я, чтобы не обидеть
иностранного гостя: да, говорю, Карл Иваныч! есть-таки того… попахивает! А ну, как он это в книжку записал?
— Мы ожидали, — продолжал Долгов, — что вы поработаете с нами; я так предположил
разделить занятия: вам —
иностранный отдел, я беру внутренний, а граф Хвостиков — фельетон, критику и статьи об искусствах!
— Да, сама, — продолжала Дарья Михайловна, — я никаких
иностранных глупостей не ввожу, придерживаюсь своего, русского, и, видите,
дела, кажется, идут недурно, — прибавила она, проведя рукой кругом.
К числу первых принадлежит Голиков и многие из
иностранных историков Петра; в числе последних замечателен Крекшин, которого наши ученые принимали, даже до наших
дней, — за достоверный источник и авторитет, но которого г. Устрялов, вслед за Татищевым, справедливо именует баснословцем.
Кроме того, г. Устряловым пересмотрены
дела дипломатические в Главном архиве в Москве;
дела розыскные и следственные, как-то:
дело о Шакловитом,
дело о последнем стрелецком бунте 1698 года,
дело о царевиче Алексее Петровиче и пр.; официальные донесения
иностранных послов и резидентов, собранные в Париже и Вене.
Русский, говоря по-французски, в каждом звуке изобличает, что для органов его неуловима полная чистота французского выговора, беспрестанно изобличает свое
иностранное происхождение в выборе слов, в построении фразы, во всем складе речи, — и мы прощаем ему все эти недостатки, мы даже не замечаем их, и объявляем, что он превосходно, несравненно говорит по-французски, наконец, мы объявляем, что «этот русский говорит по-французски лучше самих французов», хотя в сущности мы и не думаем сравнивать его с настоящими французами, сравнивая его только с другими русскими, также усиливающимися говорить по-французски, — он действительно говорит несравненно лучше их, но несравненно хуже французов, — это подразумевается каждым, имеющим понятие о
деле; но многих гиперболическая фраза может вводить в заблуждение.
И не странно ли, знаменитый писатель, любимец публики, о нем пишут во всех газетах, портреты его продаются, его переводят на
иностранные языки, а он целый
день ловит рыбу и радуется, что поймал двух голавлей.
Людям, удивлявшимся этой новой странной выходке Бенни, он отвечал, что не желает пользоваться привилегиею своего
иностранного подданства и хочет принять на себя ту же самую степень наказания, какая будет определена всем русским подданным, осужденным с ним по одному
делу; но ходатайство Бенни о принятии его в русское подданство не удовлетворено, и он выслан за границу как иностранец.
Из-под ареста Бенни уже не суждено было выйти на свободу, потому что во время его ареста за долг г-ну Сверчкову и портному Степанову в правительствующем сенате было решено
дело Ничипоренки, по оговору которого Бенни был под судом, и, по сенатскому решению, состоявшемуся по этому
делу, Бенни, за передержательство Кельсиева (в чем, как выше сказано, его уличил перед судом Ничипоренко), было определено «подвергнуть его трехмесячному заключению в тюрьме и потом как
иностранного подданного выслать за границу с воспрещением навсегда въезжать в Россию».
Я живу в Пятнадцатой линии на Среднем проспекте и четыре раза в
день прохожу по набережной, где пристают
иностранные пароходы. Я люблю это место за его пестроту, оживление, толкотню и шум и за то, что оно дало мне много материала. Здесь, смотря на поденщиков, таскающих кули, вертящих ворота и лебедки, возящих тележки со всякой кладью, я научился рисовать трудящегося человека.