Неточные совпадения
— Долли! — проговорил он, уже всхлипывая. — Ради Бога, подумай о
детях, они не виноваты. Я виноват, и
накажи меня, вели мне искупить свою вину. Чем я могу, я всё готов! Я виноват, нет слов сказать, как я виноват! Но, Долли, прости!
Но это спокойствие часто признак великой, хотя скрытой силы; полнота и глубина чувств и мыслей не допускает бешеных порывов: душа, страдая и наслаждаясь, дает во всем себе строгий отчет и убеждается в том, что так должно; она знает, что без гроз постоянный зной солнца ее иссушит; она проникается своей собственной жизнью, — лелеет и
наказывает себя, как любимого
ребенка.
Матушка в слезах
наказывала мне беречь мое здоровье, а Савельичу смотреть за
дитятей.
— Да, — продолжала она, подойдя к постели. — Не все. Если ты пишешь плохие книги или картины, это ведь не так уж вредно, а за плохих
детей следует
наказывать.
Бьет восемь, на дворе начинает чувствоваться зной.
Дети собрались в столовой, разместились на определенных местах и пьют чай. Перед каждым стоит чашка жидкого чая, предварительно подслащенного и подбеленного снятым молоком, и тоненький ломоть белого хлеба. Разумеется, у любимчиков и чай послаще, и молоко погуще. За столом председательствует гувернантка, Марья Андреевна, и уже спозаранку выискивает, кого бы ей
наказать.
— А что до этого дьявола в вывороченном тулупе, то его, в пример другим, заковать в кандалы и
наказать примерно. Пусть знают, что значит власть! От кого же и голова поставлен, как не от царя? Потом доберемся и до других хлопцев: я не забыл, как проклятые сорванцы вогнали в огород стадо свиней, переевших мою капусту и огурцы; я не забыл, как чертовы
дети отказались вымолотить мое жито; я не забыл… Но провались они, мне нужно непременно узнать, какая это шельма в вывороченном тулупе.
— Это, конечно, заблуждение разума, — сказал отец и прибавил убежденно и несколько торжественно: — Бог,
дети, есть, и он все видит… все. И тяжко
наказывает за грехи…
— Боже мой, за что ты меня
наказываешь? — стонал Стабровский, ломая руки. — Ведь живут же
дети бедняков, нищие, подкидыши, и здоровы, а у меня одна дочь… Ах, Дидя, Дидя!
Казацкому сотнику Черному, приводившему курильских айно в русское подданство, вздумалось
наказать некоторых розгами: «При одном виде приготовлений к наказанию айно пришли в ужас, а когда двум женщинам стали вязать руки назад, чтобы удобнее расправиться с ними, некоторые из айно убежали на неприступный утес, а один айно с 20 женщинами и
детьми ушел на байдаре в море…
Когда Johann делал глупости, папенька говорил: „С этим
ребенком Карлом мне не будет минуты покоя!“, меня бранили и
наказывали.
Когда я глядел на деревни и города, которые мы проезжали, в которых в каждом доме жило, по крайней мере, такое же семейство, как наше, на женщин,
детей, которые с минутным любопытством смотрели на экипаж и навсегда исчезали из глаз, на лавочников, мужиков, которые не только не кланялись нам, как я привык видеть это в Петровском, но не удостоивали нас даже взглядом, мне в первый раз пришел в голову вопрос: что же их может занимать, ежели они нисколько не заботятся о нас? и из этого вопроса возникли другие: как и чем они живут, как воспитывают своих
детей, учат ли их, пускают ли играть, как
наказывают? и т. д.
— Но ежели ты так верно знаешь, что бог непочтительных
детей наказывает, то пусть он и
накажет Короната! Предоставь это дело богу, а сама жди и не вмешивайся!
Но когда, по временам, даже и в нем поднимался какой-то тусклый голос, который бормотал, что все-таки разрешение семейного спора самоубийством — вещь по малой мере подозрительная, тогда он выводил на сцену целую свиту готовых афоризмов, вроде «Бог непокорных
детей наказывает», «гордым Бог противится» и проч. — и успокоивался.
— Ну нет, это дудки! И на порог к себе его не пущу! Не только хлеба — воды ему, постылому, не вышлю! И люди меня за это не осудят, и Бог не
накажет. На-тко! дом прожил, имение прожил — да разве я крепостная его, чтобы всю жизнь на него одного припасать? Чай, у меня и другие
дети есть!
Бог непокорных
детей наказывает.
— Она и в красной рубахе ходит. А иногда так даже босая ходит, и в сарафане. С мальчишками в козны играет. У них в школах очень вольно, — продолжал Передонов, — никакой дисциплины. Они совсем не хотят
наказывать. А с мужицкими
детьми так нельзя, как с дворянскими. Их стегать надо.
— Эти порядки нам хорошо известны, — возразил сейчас же Творожков, не давая ему продолжать, — провинится гимназист, его в гимназии
накажут, как по правилам следует; коли ему неймется, родителям дадут знать или там в гимназию вызовут, классный наставник или там инспектор скажет, в чем его вина; а уж как с ним дома поступить, это родители сами знают, по
ребенку глядя, ну и опять же по вине.
— Да, из твоего дома, — продолжал между тем старик. — Жил я о сю пору счастливо, никакого лиха не чая, жил, ничего такого и в мыслях у меня не было;
наказал, видно, господь за тяжкие грехи мои! И ничего худого не примечал я за ними. Бывало, твой парень Ваня придет ко мне либо Гришка — ничего за ними не видел. Верил им, словно
детям своим. То-то вот наша-то стариковская слабость!
Наказал меня создатель, горько
наказал. Обманула меня… моя дочка, Глеб Савиныч!
Если спрашивали его об этом, он отвечал обыкновенно с явным неудовольствием, что есть у него свои дела, что идет получать какие-то должишки, или проведать идет такого-то, или же, наконец, что тот-то строго
наказывал ему беспременно навестить жену и
детей, и проч., и проч.
— За что! За… за что! — простонал Долинский и, упав в колена Веры Сергеевны, зарыдал как
ребенок, которого без вины
наказали в пример прочим.
Кончилось тем, что «приупадавший» дом Долинских упал и разорился совершенно. Игнатий Долинский покушал спелых дынь-дубровок, лег соснуть, встал часа через два с жестокою болью в желудке, а к полуночи умер. С него распочалась в городе шедшая с северо-запада холера. Ульяна Петровна схоронила мужа, не уронив ни одной слезы на его могиле, и
детям наказывала не плакать.
«А что же, ваше сиятельство, если так, то
детям какое
накажете благословение?»
Про то забыли, как я их, курицыных
детей, за свой стол сажал, а вспомнили, как я Кузьку да Фомку на конюшне
наказывал!
И ей было смешно, что студенты дерутся и что я ставлю их на колени, и она смеялась. Это был кроткий, терпеливый и добрый
ребенок. Нередко мне приходилось видеть, как у нее отнимали что-нибудь,
наказывали понапрасну или не удовлетворяли ее любопытства; в это время к постоянному выражению доверчивости на ее лице примешивалась еще грусть — и только. Я не умел заступаться за нее, а только когда видел грусть, у меня являлось желание привлечь ее к себе и пожалеть тоном старой няньки: «Сиротка моя милая!»
— Нет, дядя Антон, нет, Никита Федорыч прислал, — отвечал скороговоркою
ребенок, приправляя каждое слово быстрыми, живыми движениями рук, — приказал кликнуть тебя — ступай скорей — сам
наказывал…
До чего я дожил!
Что бог привел услышать! Грех тебе
Так горько упрекать отца родного.
Одно
дитя ты у меня на свете,
Одна отрада в старости моей.
Как было мне тебя не баловать?
Бог
наказал меня за то, что слабо
Я выполнил отцовский долг.
— Павел Андреич, — сказала она, сложив на груди руки, и ее лицо приняло страдальческое, умоляющее выражение, с каким испуганные, плачущие
дети просят, чтобы их не
наказывали. — Я отлично знаю, вы мне откажете, но я всё-таки прошу. Принудьте себя, сделайте хоть раз в жизни доброе дело. Я прошу вас, уезжайте отсюда! Это единственное, что вы можете сделать для голодающих. Уезжайте, и я прощу вам всё, всё!
— Не плачьте, а тростите меня: я много против вас виноват, — начал он, — моею смертию вас бог
наказывает за Лиду… вы погубили ее замужеством… За что?.. Это нехорошо. Родители должны быть равны к
детям.
Он все слушает; а я ему рассказываю, что знал про ушаковское писание, и про рублевское, и про древнейшего русского художника Парамшина, коего рукомесла иконы наши благочестивые цари и князья в благословение
детям дарствовали и в духовных своих
наказывали им те иконы блюсти паче зеницы ока.
Русаков. Не подходи! Я тебя растил, я тебя берег пуще глазу. Что греха на душу принял… ведь гордость меня одолела с тобой, я не давал никому про своих
детей слова выговорить, я думал, что уж лучше тебя и на свете нет.
Наказал бог по грехам! Говорю тебе, Авдотья, иди за Бородкина. Не пойдешь, не будет тебе моего благословения. А чтоб я и не слыхал про этого проходимца! Я его и знать не хочу. Слышишь ты, не доводи меня до греха! (Уходит.)
— Как! — вскричал он с гневом. — Вместо того, чтобы раскаяться в дурном поведении вашем, вы меня еще вздумали дурачить, рассказывая сказку о черной курице?.. Этого слишком уж много. Нет,
дети, вы видите сами, что его нельзя не
наказать!
— Слушай, девочка, — продолжала она, — я не люблю непослушания и противоречий. Ни того, ни другого не было до сих пор в моем маленьком царстве. Мир и тишина царили в нем до сей поры, и если ты попробуешь их нарушить, то я
накажу тебя и отобью всякую охоту быть непокорной в отношении меня — твоей бабушки, княгини Джаваха. А теперь поешь, если ты голодна, и ступай спать.
Дети должны ложиться рано.
Конечно, со стороны бабушки было смешно и непростительно
наказывать меня подобным образом. Не
ребенок же я, в самом деле, чтобы со мной, почти взрослой девушкой, поступать подобным бесцеремонным образом!
Теперь боюсь, как бы не замерз дорогой…» Я ей и говорю: «Послушай, сударыня, бог посылает людям
детей, кому десять, кому и двенадцать, а меня с хозяином
наказал, ни одного не дал; оставь нам своего Сашу, мы его себе в сыночки возьмем».
— Ты всегда был враг своему родному
дите… Кроме зла, ты Лидочке никогда ничего не желал… Смотри, Алексей, как бы бог не
наказал тебя за твою лютость! Боюсь я за тебя! Недолго-то ведь жить осталось!
Митька, которому и
дети, и Фридрих Адольфович строго-настрого
наказывали стоять неподвижно в живой картине, в одну минуту позабыл все их предостережения. Он быстро повернул голову в ту сторону, откуда слышался детский голос, и высунул язык своему деревенскому приятелю, вдобавок погрозив еще кулаком в его сторону.
То
наказывали отцам и матерям прятать от него
детей, особенно пригожих: он-де похищает их, чтобы пить их кровь, от которой молодеет и хорошеет.
— Вы правы. Этот случай был с Таней, но вы ошибаетесь в дальнейшем; в следующую за тем летом, в которое случилось с ней это несчастье, осень занозила тот же палец и я. У меня тоже сошел ноготь и вырос несколько неправильным. Я тогда еще
ребенком решила, что это меня
наказал Бог за то, что я радовалась, что между мною и Таней есть какое-нибудь различие.
Только дорогой его милость все скучал об вас, то и дело
наказывал мне и просил: смотри, Якубек, служите верно, усердно матушке, как
дети ее.
Но сердце этого презренного жида хранило благодеяния молодого бакалавра, как святой завет; оно-то строго
наказало Курицыну беречь его, как зеницу своего ока, как любимое
дитя свое, внушать великому князю все доброе о нем, помогать ему, в случае нужды, деньгами, силою своего влияния, огнем и мечом, чем хотел, лишь бы уберечь драгоценную голову от житейских бурь.
— А ты не хотела привезти ее. Ты не хотела, чтобы она видела своего отца! — рассвирепел больной. — Презренная женщина! Ты хотела отомстить мне,
наказать меня… или скорей, я тебя понимаю, я угадываю, ты сама ее убила, ты убила нашего
ребенка, чудовище, бесчувственная мать…
Вот чтó следует из того, что холодно, а не то чтоб оставаться дома, когда
ребенку нужен воздух, — говорил он с особенною логичностью, как бы
наказывая кого-то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу.
Если закон
наказывает за покушение на жизнь и увечие
детей, то общество может и должно охранять их от вреда нравственного, который наносит им неразумие и алчность родственников, ведущих их на путь погибели. Это может не оставаться одною фразою, но может перейти в действие и оказать подрастающим девушкам более существенную пользу, чем заботы возвратить погубленные души.