Неточные совпадения
Хлестаков,
молодой человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без
царя в голове, — один из тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет. Одет по моде.
На платформе раздалось Боже
Царя храни, потом крики: ура! и живио! Один из добровольцев, высокий, очень
молодой человек с ввалившеюся грудью, особенно заметно кланялся, махая над головой войлочною шляпой и букетом. За ним высовывались, кланяясь тоже, два офицера и пожилой человек с большой бородой в засаленной фуражке.
Невозможно было помириться с тем, что
царь похож на Диомидова, недопустима была виноватая улыбка на лице владыки стомиллионного народа. И непонятно было, чем мог этот
молодой, красивенький и мягкий человек вызвать столь потрясающий рев?
Царь, маленький, меньше губернатора, голубовато-серый, мягко подскакивал на краешке сидения экипажа, одной рукой упирался в колено, а другую механически поднимал к фуражке, равномерно кивал головой направо, налево и улыбался, глядя в бесчисленные кругло открытые, зубастые рты, в красные от натуги лица. Он был очень
молодой, чистенький, с красивым, мягким лицом, а улыбался — виновато.
Этого он не мог представить, но подумал, что, наверное, многие рабочие не пошли бы к памятнику
царя, если б этот человек был с ними. Потом память воскресила и поставила рядом с Кутузовым
молодого человека с голубыми глазами и виноватой улыбкой; патрона, который демонстративно смахивает платком табак со стола; чудовищно разжиревшего Варавку и еще множество разных людей. Кутузов не терялся в их толпе, не потерялся он и в деревне, среди сурово настроенных мужиков, которые растащили хлеб из магазина.
Шли десятки тысяч рабочих к бронзовому
царю, дедушке голубоглазого
молодого человека, который, подпрыгивая на сиденье коляски, скакал сквозь рев тысяч людей, виновато улыбаясь им.
Другого занятия не было, и самые высокопоставленные люди,
молодые, старики,
царь и его приближенные не только одобряли это занятие, но хвалили, благодарили за это.
Молодые берендеи водят круги; один круг ближе к зрителям, другой поодаль. Девушки и парни в венках. Старики и старухи кучками сидят под кустами и угощаются брагой и пряниками. В первом кругу ходят: Купава, Радушка, Малуша, Брусило, Курилка, в середине круга: Лель и Снегурочка. Мизгирь, не принимая участия в играх, то показывается между народом, то уходит в лес. Бобыль пляшет под волынку. Бобылиха, Мураш и несколько их соседей сидят под кустом и пьют пиво.
Царь со свитой смотрит издали на играющих.
На вершине горы на несколько мгновений рассеивается туман, показывается Ярило в виде
молодого парня в белой одежде, в правой руке светящаяся голова человечья, в левой — ржаной сноп. По знаку
царя прислужники несут целых жареных быков и баранов с вызолоченными рогами, бочонки и ендовы с пивом и медом, разную посуду и все принадлежности пира.
Близ Москвы, между Можайском и Калужской дорогой, небольшая возвышенность
царит над всем городом. Это те Воробьевы горы, о которых я упоминал в первых воспоминаниях юности. Весь город стелется у их подошвы, с их высот один из самых изящных видов на Москву. Здесь стоял плачущий Иоанн Грозный, тогда еще
молодой развратник, и смотрел, как горела его столица; здесь явился перед ним иерей Сильвестр и строгим словом пересоздал на двадцать лет гениального изверга.
Любовь Грановского к ней была тихая, кроткая дружба, больше глубокая и нежная, чем страстная. Что-то спокойное, трогательно тихое
царило в их
молодом доме. Душе было хорошо видеть иной раз возле Грановского, поглощенного своими занятиями, его высокую, гнущуюся, как ветка, молчаливую, влюбленную и счастливую подругу. Я и тут, глядя на них, думал о тех ясных и целомудренных семьях первых протестантов, которые безбоязненно пели гонимые псалмы, готовые рука в руку спокойно и твердо идти перед инквизитора.
Как-то в разговоре с Энгельгардтом
царь предложил ему посылать нас дежурить при императрице Елизавете Алексеевне во время летнего ее пребывания в Царском Селе, говоря, что это дежурство приучит
молодых людей быть развязнее в обращении и вообще послужит им в пользу.
— Описывается, как Парис,
молодой троянский царевич, похитил у спартанского
царя Менелая жену Елену. Греческие
цари рассердились и отправились осаждать Трою, и вот десятый год этой осады и описан в «Илиаде».
— Петр Михайлыч! — обратился он с той же просьбой к Годневу. — Не погубите навеки
молодого человека.
Царь небесный заплатит вам за вашу доброту.
Но капитан не пришел. Остаток вечера прошел в том, что жених и невеста были невеселы; но зато Петр Михайлыч плавал в блаженстве: оставив
молодых людей вдвоем, он с важностью начал расхаживать по зале и сначала как будто бы что-то рассчитывал, потом вдруг проговорил известный риторический пример: «Се тот, кто как и он, ввысь быстро, как птиц
царь, порх вверх на Геликон!» Эка чепуха, заключил он.
Показаться перед нею не жалким мальчиком-кадетом, в неуклюже пригнанном пальто, а стройным, ловким юнкером славного Александровского училища, взрослым
молодым человеком, только что присягнувшим под батальонным знаменем на верность вере,
царю и отечеству, — вот была его сладкая, тревожная и боязливая мечта, овладевавшая им каждую ночь перед падением в сон, в те краткие мгновенья, когда так рельефно встает и видится недавнее прошлое…
Сусанна прослушала эту легенду с трепетным вниманием. В ее
молодом воображении с необыкновенною живостью нарисовался этот огромный, темный храм иерусалимский, сцена убийства Адонирама и, наконец, мудрость
царя Соломина, некогда изрекшего двум судившимся у него матерям, что ребенок, предназначенный им к рассечению, должен остаться жив и принадлежать той, которая отказалась, что она мать ему.
Слобода Александрова, после выезда из нее
царя Ивана Васильевича, стояла в забвении, как мрачный памятник его гневной набожности, и оживилась только один раз, но и то на краткое время. В смутные годы самозванцев
молодой полководец князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, в союзе с шведским генералом Делагарди, сосредоточил в ее крепких стенах свои воинские силы и заставил оттуда польского воеводу Сапегу снять долговременную осаду с Троицко-Сергиевской лавры.
Решение Иоанна произвело в собрании сильное впечатление. Во мнении многих оно равнялось для Морозова смертному приговору. Нельзя было думать, чтобы престарелый боярин устоял против
молодого и сильного Вяземского. Все ожидали, что он откажется от поединка или, по крайней мере, попросит позволения поставить вместо себя наемного бойца. Но Морозов поклонился
царю и сказал спокойным голосом...
С официальной точки зрения отказ от участия в военной службе, в которой служит сам
царь и которая благословляется церковью, представляется сумасшествием, и потому из Петербурга пишут, что так как
молодой человек должен быть не в своем рассудке, то, не употребляя еще против него крутых мер, отправить его для исследования его душевного здоровья и для излечения его в дом умалишенных.
И всюду мелькает белая поддевка Лентовского, а за ним его адъютанты, отставной полковник Жуковский, старик князь Оболенский, важный и исполнительный, и не менее важный
молодой и изящный барин Безобразов, тот самый, впоследствии блестящий придворный чин, «друг великих князей» и представитель
царя в дальневосточной авантюре, кончившейся злополучной японской войной.
Аплодисментам и восторгам публики нет конца. И всюду, среди этого шума и блеска, мелькает белая поддевка Лентовского, а за ним его адъютанты: отставной полковник Жуковский, старик князь Оболенский, важный и исполнительный, и не менее важный
молодой и изящный барин Безобразов, тот самый, что впоследствии был «другом великих князей» и представителем
царя в дальневосточной авантюре, кончившейся японской войной.
Молодые и старые щеголи, в уродливых шляпах a la cendrillon [В стиле золушки (франц.).], с сучковатыми палками, обгоняли толпы гуляющих дам, заглядывали им в лицо, любезничали и отпускали поминутно ловкие фразы на французском языке; но лучшее украшение гуляний петербургских, блестящая гвардия
царя русского была в походе, и только кой-где среди круглых шляп мелькали белые и черные султаны гвардейских офицеров; но лица их были пасмурны; они завидовали участи своих товарищей и тосковали о полках своих, которые, может быть, готовились уже драться и умереть за отечество.
Наталья Сергевна встретила сына и с улыбкой намекнула о его ночной прогулке; что за радость этой доброй женщине; теперь муж ее верно не решится погрешить против сына и жены в одно время; — «впрочем, — думала она, —
молодым людям простительно шалить; а как седому старику таким вещам придти в голову, — знает
царь небесный!..»
Это началось с 1696 года, и в том же году назначены были русские
молодые люди за границу и решена поездка самого
царя.
Быстрые взоры
царя отыскали в толпе
молодую хозяйскую дочь; он подозвал ее.
Дай мне бог не пережить своего
царя и благодетеля, более ничего не желаю; но если б и имел в виду жениться, то согласятся ли
молодая девушка и ее родственники? моя наружность….
Соломон разбил рукой сердоликовый экран, закрывавший свет ночной лампады. Он увидал Элиава, который стоял у двери, слегка наклонившись над телом девушки, шатаясь, точно пьяный.
Молодой воин под взглядом Соломона поднял голову и, встретившись глазами с гневными, страшными глазами
царя, побледнел и застонал. Выражение отчаяния и ужаса исказило его черты. И вдруг, согнувшись, спрятав в плащ голову, он робко, точно испуганный шакал, стал выползать из комнаты. Но
царь остановил его, сказав только три слова...
Каждый раз, проходя мимо старика, я испытывал желание заговорить с ним, расспрашивая о Петре Великом, которого он называл «
царем батюшкой Петром Алексеевичем», прибавляя: «В ту пору был я еще парень
молодой».
Но царевна
молодая,
Тихомолком расцветая,
Между тем росла, росла,
Поднялась — и расцвела,
Белолица, черноброва,
Нраву кроткого такого.
И жених сыскался ей,
Королевич Елисей.
Сват приехал,
царь дал слово,
А приданое готово:
Семь торговых городов
Да сто сорок теремов.
И молва трезвонить стала:
Дочка царская пропала!
Тужит бедный
царь по ней.
Королевич Елисей,
Помолясь усердно Богу,
Отправляется в дорогу
За красавицей душой,
За невестой
молодой.
Конечно, со стороны
молодых людей тут было, может быть, значительное преувеличение опасности, но тогда взятки
царили повсюду, и сам государь Николай Павлович, как явствует из многих напечатанных впоследствии анекдотов, находил себя не в силах остановить это страшнейшее зло его времени.
В 1715 году приехали в село Плодомасово, в большой красной сафьянной кибитке, какие-то комиссары и, не принимая никаких пόсул и подарков, взяли с собой в эту кибитку восемнадцатилетнего плодомасовского боярчука и увезли его далеко, к самому
царю, в Питер; а
царь послал его с другими
молодыми людьми в чужие края, где Никита Плодомасов не столько учился, сколько мучился, и наконец, по возвращении в отечество, в 1720 году, пользуясь недосугами государя, откупился у его жадных вельмож на свободу и удрал опять в свое Плодомасово.
И на пир веселый тот
Царь одиннадцать зовет
Чародеек
молодых...
В сени вышел царь-отец.
Все пустились во дворец.
Царь недолго собирался:
В тот же вечер обвенчался.
Царь Салтан за пир честной
Сел с царицей
молодой;
А потом честные гости
На кровать слоновой кости
Положили
молодыхИ оставили одних.
В кухне злится повариха,
Плачет у станка ткачиха —
И завидуют оне
Государевой жене.
А царица
молодая,
Дела вдаль не отлагая,
С первой ночи понесла.
Все теперь идут в палаты:
У ворот блистают латы,
И стоят в глазах
царяТридцать три богатыря,
Все красавцы
молодые,
Великаны удалые,
Все равны, как на подбор,
С ними дядька Черномор.
— Что может быть этого лучше, — говорил он, — как встретить утро молитвою к Богу, днем послужить
царю, а вечер провести в образованном и честном семейном доме. Вас, мой юный друг, сюда привел Божий перст, а я всегда рад это видеть и позаботиться о таком благонравном
молодом человеке.
Наконец и в путь обратный
Со своею силой ратной
И с девицей
молодойЦарь отправился домой.
Бывало, только утренней зарей
Осветятся церквей главы златые,
И сквозь туман заблещут над горой
Дворец
царей и стены вековые,
Отражены зеркальною волной;
Бывало, только прачка
молодаяС бельем господским из ворот, зевая,
Выходит, и сквозь утренний мороз
Раздастся первый стук колес, —
А графский дом уж полон суетою
И пестрых слуг заботливой толпою.
«Вошел — в светлице тишина;
Дочь сладко спит, но не одна;
Припав на грудь ее главой
С ней царский конюх
молодой.
И прогневился
царь тогда,
И повелел он без суда
Их вместе в бочку засмолить
И в сине море укатить...
Он пошел со мною, сам послушал и сказал: «Из этого улья уже вылетел один рой, первак, с старой маткой; а теперь
молодые матки вывелись. Это они кричат. Они завтра с другим роем вылетать будут». Я спросил у дедушки, какие такие бывают матки? Он сказал: «А матка все равно, что
царь в народе; без нее нельзя быть пчелам».
Там поднимался дубок
молодой.
Птицы
царили в вершине лесной...
Воистину еврейки
молодойМне дорого душевное спасенье.
Приди ко мне, прелестный ангел мой,
И мирное прими благословенье.
Спасти хочу земную красоту!
Любезных уст улыбкою довольный,
Царю небес и господу-Христу
Пою стихи на лире богомольной.
Смиренных струн, быть может, наконец
Ее пленят церковные напевы,
И дух святой сойдет на сердце девы;
Властитель он и мыслей и сердец.
Удивляется притче Поток
молодой:
«Если князь он, иль
царь напоследок,
Что ж метут они землю пред ним бородой?
Мы честили князей, но не эдак!
Да и полно, уж вправду ли я на Руси?
От земного нас бога Господь упаси!
Нам Писанием велено строго
Признавать лишь небесного Бога...
*
Услыхал те слова
Молодой стрелец.
Хвать смутьянщика
За тугой косец.
«Ты иди, ползи,
Не кочурься, брат.
Я свезу тебя
Прямо в Питер-град.
Привезу к
царю,
Кайся, сукин кот!
Кайся, сукин кот,
Что смущал народ...
Изводился старый славный род князей Хабаровых, один последыш в живых оставался — престарелый князь Федор княж Иваныч, что, будучи еще в
молодых годах, под Казань ходил с первым
царем Иваном Васильевичем…
«Среди тех ничтожно-мелких искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых
молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило все и
царило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление, очевидно, поддельно. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах».
Часов в десять утра мы вошли в лодки и тронулись в путь. Главным старшиной и руководителем был Антон Сагды. Я удивился той дисциплине, которая
царила в отряде. Все его распоряжения
молодые орочи исполняли быстро; они работали молча, проворно, не было ни споров, ни пререканий. Таков закон у всех мореходов. Только при соблюдении строжайшей дисциплины можно успешно бороться с водной стихией. Сухопутные люди не всегда это понимают.
И обаяние искренности и правды было таково, что все это решительно забывалось и
царила душа
молодого существа, ее поэзия, ее страдания — то, что так трогательно и местами сильно прорывалось в звуках девического голоса, в слезах и возгласах.
Гораздо больше оживленных толков вызвала у нас сцена во Дворце юстиции, где
молодой адвокат Флоке (впоследствии министр) перед группой своих товарищей выдвинулся вперед и громко воскликнул, обращаясь к русскому
царю...