Неточные совпадения
— Нет, это становится невыносимо! — вскрикнул Вронский, вставая со стула. И, остановившись пред ней, он медленно выговорил: — Для чего ты испытываешь
мое терпение? — сказал он с таким видом, как будто мог бы сказать еще многое, но удерживался. — Оно имеет
пределы.
Мой бедный Ленский! за могилой
В
пределах вечности глухой
Смутился ли, певец унылый,
Измены вестью роковой,
Или над Летой усыпленный
Поэт, бесчувствием блаженный,
Уж не смущается ничем,
И мир ему закрыт и нем?..
Так! равнодушное забвенье
За гробом ожидает нас.
Врагов, друзей, любовниц глас
Вдруг молкнет. Про одно именье
Наследников сердитый хор
Заводит непристойный спор.
Последняя смелость и решительность оставили меня в то время, когда Карл Иваныч и Володя подносили свои подарки, и застенчивость
моя дошла до последних
пределов: я чувствовал, как кровь от сердца беспрестанно приливала мне в голову, как одна краска на лице сменялась другою и как на лбу и на носу выступали крупные капли пота. Уши горели, по всему телу я чувствовал дрожь и испарину, переминался с ноги на ногу и не трогался с места.
Странно то, что я как теперь вижу все лица дворовых и мог бы нарисовать их со всеми мельчайшими подробностями; но лицо и положение maman решительно ускользают из
моего воображения: может быть, оттого, что во все это время я ни разу не мог собраться с духом взглянуть на нее. Мне казалось, что, если бы я это сделал, ее и
моя горесть должны бы были дойти до невозможных
пределов.
— Друг ты
мой, мне слишком приятно от тебя слышать… такие чувства… Да, я помню очень, я действительно ждал тогда появления краски в твоем лице, и если сам поддавал, то, может быть, именно чтоб довести тебя до
предела…
Тогда
предел моим страданиям.
«…
Мои желания остановились. Мне было довольно, — я жил в настоящем, ничего не ждал от завтрашнего дня, беззаботно верил, что он и не возьмет ничего. Личная жизнь не могла больше дать, это был
предел; всякое изменение должно было с какой-нибудь стороны уменьшить его.
Я прихожу благодарить вас за то, что вы в вашей общине дали приют мне и
моим детям и положили
предел моему бездомному скитанию.
Мне еще близко то, что сказал о себе вообще не близкий мне Морис Баррес: «Mon évolution ne fut jamais une course vers quelque chose, mais une fuite vers ailleurs» [«
Мое развитие никогда не определялось стремлением к чему-то конкретно, а всегда было направлено за его
пределы, к другому» (фр.).].
Но все это выходит за
пределы моей книги, прежде всего философской.
Наоборот, я чувствовал, что не только
мой маленький мирок, но и вся даль за
пределами двора, города, даже где-то в «Москве и Петербурге» — и ждет чего-то, и тревожится этим ожиданием…
Сердце трепетало, вступая опять в
пределы моего отечества.
Но что ж претит
моей свободе?
Желаньям зрю везде
предел;
Возникла обща власть в народе,
Соборный всех властей удел.
Ей общество во всем послушно,
Повсюду с ней единодушно.
Для пользы общей нет препон.
Во власти всех своей зрю долю,
Свою творю, творя всех волю, —
Вот что есть в обществе закон.
— Возвести до дальнейших
пределов моея области, — рек я хранителю законов, — се день рождения
моего, да ознаменится он в летописях навеки отпущением повсеместным.
— Eh bien, nous у arrivons. [Вот мы и добрались до сути (франц.)] Возражая Плешивцеву, я упомянул о необходимости иметь точные сведения о географических границах. По
моему мнению, вот вещь, необходимая для совершенно ясного определения
пределов ведомства любви к отечеству, вот вещь, без точного знания которой мы всегда будем блуждать впотьмах.
Хотелось зачеркнуть все это — потому что это выходит из
пределов конспекта. Но потом решил: не зачеркну. Пусть
мои записи, как тончайший сейсмограф, дадут кривую даже самых незначительных мозговых колебаний: ведь иногда именно такие колебания служат предвестником —
Почему вынужден? — а потому просто (смешивает настоящее с прошедшим),что для меня главное — чтоб в
пределах моего ведомства царствовало спокойствие.
В тот период времени, который я считаю
пределом отрочества и началом юности, основой
моих мечтаний были четыре чувства: любовь к ней, к воображаемой женщине, о которой я мечтал всегда в одном и том же смысле и которую всякую минуту ожидал где-нибудь встретить.
«Я Пуп, но не так уж глуп. Когда я умру, похороните меня в
моей табакерке. Робкие девушки, не бойтесь меня, я великодушен. Я Пуп, но это презрительная фора
моим врагам. Я и Наполеон, мы оба толсты, но малы» — и так далее, но тут, достигая
предела, ракета громко лопалась, и сотни голосов кричали изо всех сил: «Пуп!«
Озлоблению его при этом
пределов не было: проклиная бар своих и гостей ихних, он подливал, иногда по неимению, а иногда и из досады, в котлеты, вместо масла, воды; жареное или не дожаривал или совсем пережаривал; в сбитые сливки — вероятно, для скорости изготовления — подбавлял немного
мыла; но, несмотря на то, ужин и подаваемое к нему отвратительное вино уничтожались дочиста.
Содержание этих сказок я излагать здесь не буду (это завлекло бы меня, пожалуй, за
пределы моих скромных намерений), но, признаюсь откровенно, все они имели в своем основании слово «погодить».
Когда я пришел в квартал, Иван Тимофеич, в припадке сильной ажитации, ходил взад и вперед по комнате. Очевидно, он сам понимал, что испытание, которое он готовит для
моей благонамеренности, переходит за
пределы всего, что допускается уставом о пресечении и предупреждении преступлений. Вероятно, в видах смягчения предстоящих мероприятий, на столе была приготовлена очень приличная закуска и стояла бутылка «ренского» вина.
— А оттого,
мой друг, что всякому человеку свой
предел от Бога положен. Одному — в гусарах служить, другому — в чиновниках быть, третьему — торговать, четвертому…
Теперь же, когда я увидел все сам, на деле, изумлению
моему не было
предела.
— Я объясню вам впоследствии, — сказал он при виде недоразумения, выразившегося в
моем лице, — в чем заключаются атрибуты и
пределы власти помпадурского ранга, теперь же могу сказать вам одно: никакая другая встреча не могла бы меня так обрадовать, как встреча с вами. Я именно искал познакомиться с хорошим, вполне надежным agent provocateur. Скажите, выгодно ваше ремесло?
Этого я не ожидал и хотя был сильно встревожен —
мой гнев дошел до
предела, за которым я предпочитал все опасности моря и суши дальнейшим издевательствам Геза.
— Признаюсь, господин доктор, — прибавил предводитель, — такого дерзкого поступка и такого дерзкого ему объяснения я от вас не ожидал, от старого, заслуженного доктора. Если бы не уважение
мое к кресту, украшающему грудь вашу, то я, может быть, не остался бы в тех
пределах, в которых нахожусь. С тех пор как я предводителем, — шесть лет минуло, — меня никто так не оскорблял.
Наконец, и
моему терпению есть
предел, черт возьми!..
Я просидел около десяти дней в какой-то дыре, а в это время вышло распоряжение исключить меня из университета, с тем чтобы ни в какой другой университет не принимать; затем меня посадили на тройку и отвезли на казенный счет в наш губернский город под надзор полиции, причем, конечно, утешили меня тем, что, во внимание к молодости
моих лет, дело
мое не довели до ведома высшей власти. Сим родительским мероприятием положен был
предел учености
моей.
Но, дойдя до этих
пределов, я вдруг сообразил, что произношу защитительную речь в пользу наяривательного содействия. И, как обыкновенно в этих случаях бывает, начал прислушиваться, я ли это говорю или кто другой, вот хоть бы этот половой, который, прижав под мышки салфетку, так и ест нас глазами. К счастью, Ноздрев сразу понял меня. Он был, видимо, взволнован
моими доводами и дружески протягивал мне обе руки.
Если б вы не были так очаровательны, так снисходительны ко мне, я, может быть, удержал бы
мою страсть в
пределах приличия, чего бы мне это ни стоило.
За этим следовало повествование об одиноком житье-бытье княгини Варвары Никаноровны до тех пор, пока ей настало время выдать замуж воспитавшуюся в Петербурге княжну Анастасию Львовну и заняться воспитанием
моего отца, но я должна поступить иначе: я должна еще удержаться в этом тихом периоде раннего бабушкиного вдовства, для того чтобы показать облики ее ближайших друзей и очертить характер ее деятельности за
пределами дома — в обществе.
Другое, чем я гордился, было то, что другие женились с намерением вперед продолжать жить в таком же многоженстве, в каком они жили до брака; я же имел твердое намерение держаться после свадьбы единобрачия, и не было
пределов моей гордости перед собой за это.
— Кто вы такой? — рассердилась Арколь. По наступательному выражению ее кроткого даже в гневе лица я видел, что и эта женщина дошла до
предела. — Я не знаю вас и не приглашала. Это
мое помещение, я здесь хозяйка. Потрудитесь уйти!
Дядя обычно был ко мне внимателен и любил слушать
мое восторженное чтение стихов. Тем не менее я сильно побаивался, чтобы он, хорошо знакомый со всеобщей историей, не задал мне какого-либо исторического вопроса. Я уже не раз говорил о слабости
моей памяти вне стихотворных
пределов, но если бы я обладал и первоклассною памятью, то ничему бы не мог научиться при способе обучения, про который можно сказать только стихом из «Энеиды...
Если Я обогатила Россию новыми
пределами и народами, украсила чело ваше пальмою победы, гремела в трех частях мира и славилась вами, то слава
Моя была мне залогом вашей силы и безопасности; желая, чтобы мир вас страшился, Я хотела единственно того, чтобы вы могли никого не страшиться.
Кажется, от этих именно сдерживающих рассуждений меня стало сильно и томительно манить в деревню, и восторг
мой не знал
пределов, когда родители
мои купили небольшое именьице в Кромском уезде. Тем же летом мы переехали из большого городского дома в очень уютный, но маленький деревенский дом с балконом, под соломенною крышею. Лес в Кромском уезде и тогда был дорог и редок. Это местность степная и хлебородная, и притом она хорошо орошена маленькими, но чистыми речками.
Воротись
К нему скорей. Блюди его; науку
Всю истощи свою! Во что б ни стало
Спаси его! Скажи другим:
пределовНе будет благодарности
моей!
Ступай, ступай!
— До свиданья,
мой добрый друг, — сказала она, протягивая Иосафу руку, которую тот, чтоб не открыть перед братом тайны, не осмелился на этот раз поцеловать и только как-то таинственно взглянул на Эмилию и поспешил уйти: его безумному счастию не было
пределов!
— То, — отвечала Марья Валериановна, — что есть всему мера, и если вы сошли с ума, то
мой долг положить
предел вашему вредному влиянию на ребенка.
Марья Ивановна (взволнованно). Тут нет
пределов, он все хочет отдать. Он хочет, чтоб я теперь, в
мои года, стала кухаркой, прачкой.
Андашевский. Какова наглость этой женщины!.. После того, как сделала против меня подлость и чуть было не погубила меня, она ходит еще ко мне! Чего надеется и ожидает?.. Что я испугаюсь ее или разнежусь и возвращу ей любовь
мою?.. Глупость в некоторых людях доходит иногда до таких
пределов, что понять даже невозможно! (Звонит.)
Пропустим года два… Я не хочу
В один прием свою закончить повесть.
Читатель знает, что я с ним шучу,
И потому
моя спокойна совесть,
Хоть, признаюся, много пропущу
Событий важных, новых и чудесных.
Но час придет, когда, в
пределах тесных
Не заключен и не спеша вперед,
Чтоб сократить унылый эпизод,
Я снова обращу вниманье ваше
На те года, потраченные Сашей…
Но за
пределы гроба
Не перешла вражда
моя,
Я понял: мы виновны оба…
Памятник Пушкина был цель и
предел прогулки: от памятника Пушкина — до памятника Пушкина. Памятник Пушкина был и цель бега: кто скорей добежит до Памятник-Пушкина. Только Асина нянька иногда, по простоте, сокращала: «А у Пушкина — посидим», — чем неизменно вызывала
мою педантическую поправку: «Не у Пушкина, а у Памятник-Пушкина».
Стихия, конечно, — стихи, и ни в одном другом стихотворении это так ясно не сказано. А почему прощай? Потому что когда любишь, всегда прощаешься. Только и любишь, когда прощаешься. А «
моей души
предел желаний» —
предел, это что-то твердое, каменное, очень прочное, наверное, его любимый камень, на котором он всегда сидел.
Торжественным покоем, великой грустью и любовью были проникнуты величавые, могуче-сдержанные звуки: кто-то большой и темный, как сама ночь, кто-то всевидящий и оттого жалеющий и бесконечно печальный тихо окутывал землю своим мягким покровом, и до крайних
пределов ее должен был дойти его мощный и сдержанный голос. «Боже
мой, ведь это о нас, о нас!» — подумал Чистяков и весь потянулся к певцам.
Моей души
предел желанный!
Как часто по брегам твоим
Бродил я тихий и туманный,
Заветным умыслом томим!
«Что это такое? Куда я попала? Почему меня собираются держать здесь как ребенка, да еще вдобавок как пленницу?» — возмущению
моему не было
предела, сердце билось учащенно, протестующе.
Барская брезгливость в отношении к хозяйству ничего общего не имеет с той от него свободой, о которой учит Евангелие: оно хочет не пренебрежения, но духовного преодоления, выхода за
пределы мира сего с его необходимостью [Ср. в
моем сборнике «Два града»: «Христианство и социальный вопрос», «Хозяйство и религиозная личность» и др.