Неточные совпадения
— Вот еще что выдумал! — говорила
мать, обнимавшая между тем
младшего. — И придет же в голову этакое, чтобы дитя родное било отца. Да будто и до того теперь: дитя молодое, проехало столько пути, утомилось (это дитя было двадцати с лишком лет и ровно в сажень ростом), ему бы теперь нужно опочить и поесть чего-нибудь, а он заставляет его биться!
Раскольников не проронил ни одного слова и зараз все узнал: Лизавета была
младшая, сводная (от разных
матерей) сестра старухи, и было ей уже тридцать пять лет.
— И чего-чего в ефтом Питере нет! — с увлечением крикнул
младший, — окромя отца-матери, все есть!
— Ах, дай Бог: умно бы сделали! Вы хуже Райского в своем роде, вам бы нужнее был урок. Он артист, рисует, пишет повести. Но я за него не боюсь, а за вас у меня душа не покойна. Вон у Лозгиных
младший сын, Володя, — ему четырнадцать лет — и тот вдруг объявил
матери, что не будет ходить к обедне.
Как только она позвала Верочку к папеньке и маменьке, тотчас же побежала сказать жене хозяйкина повара, что «ваш барин сосватал нашу барышню»; призвали
младшую горничную хозяйки, стали упрекать, что она не по — приятельски себя ведет, ничего им до сих пор не сказала;
младшая горничная не могла взять в толк, за какую скрытность порицают ее — она никогда ничего не скрывала; ей сказали — «я сама ничего не слышала», — перед нею извинились, что напрасно ее поклепали в скрытности, она побежала сообщить новость старшей горничной, старшая горничная сказала: «значит, это он сделал потихоньку от
матери, коли я ничего не слыхала, уж я все то должна знать, что Анна Петровна знает», и пошла сообщить барыне.
Под конец вечера послышалось на дворе побрякивание бубенцов. Это за Линдгорстами приехали лошади.
Младшая стала просить у
матери, чтобы еще остаться. Та не соглашалась, но когда подошла Лена и, протянув руки на плечо
матери, сказала, ласкаясь: «Мамочка… Так хорошо!» — та сразу уступила и уехала с мальчиком, обещая прислать лошадь через полчаса.
Вернувшись домой, Галактион почувствовал себя чужим в стенах, которые сам строил. О себе и о жене он не беспокоился, а вот что будет с детишками? У него даже сердце защемило при мысли о детях. Он больше других любил первую дочь Милочку, а старший сын был баловнем
матери и дедушки.
Младшая Катя росла как-то сама по себе, и никто не обращал на нее внимания.
Не лучше ли объяснить это странное обстоятельство тем, что выводка, у которой
мать как-нибудь погибла, разбегается и присоединяется к другим выводкам, старшим или
младшим, как случится?
Пашка в семье Горбатого был
младшим и поэтому пользовался большими льготами, особенно у
матери. Снохи за это терпеть не могли баловня и при случае натравляли на него старика, который никому в доме спуску не давал. Да и трудно было увернуться от родительской руки, когда четыре семьи жались в двух избах. О выделе никто не смел и помышлять, да он был и немыслим: тогда рухнуло бы все горбатовское благосостояние.
— Это он к тебе приезжал! — накинулась Дарья на
младшую дочь, Феклисту. — Все я вижу… Мало вам с Аннушкой фабрики, так вы в глазах страмите отца с
матерью.
Как только
мать стала оправляться, отец подал просьбу в отставку; в самое это время приехали из полка мои дяди Зубины; оба оставили службу и вышли в чистую, то есть отставку; старший с чином майора, а
младший — капитаном.
Дома —
мать с пьяницей-отцом, с полуидиотом-сыном и с четырьмя малолетними девчонками; землю у них насильно и несправедливо отобрал мир; все ютятся где-то в выморочной избе из милости того же мира; старшие работают у чужих людей,
младшие ходят побираться.
Две
младшие девчонки, испугавшись за
мать, начали реветь. На крик этот пришел домовый хозяин, мещанин, и стал было унимать Экзархатова; но тот, приняв грозный вид, закричал на него...
Конечно, всего скорее могла донести
матери младшая дочка, четырнадцатилетняя лупоглазая Любочка, большая егоза и ябедница, шантажистка и вымогательница. Зоркие ее глаза видели сквозь стены, а с ней, как с «маленькой», мало стеснялись. Когда старшие сестры не брали ее с собой на прогулку, когда ей необходимо было выпросить у них ленточку, она, устав клянчить, всегда прибегала к самому ядовитому приему: многозначительно кивала головой, загадочно чмокала языком и говорила протяжно...
Мать Александрова, и сам Александров, и
младшая сестра Зина, и ее муж, добродушный лесничий Нат, терпеть не могли этого человека.
У А.И. Соколовой, или, как ее звали, у «Соколихи», были сын Трифон, поразительно похожий на В.М. Дорошевича, только весь в миниатюре, и дочь Марья Сергеевна, очень красивая барышня, которую
мать не отпускала от себя ни на шаг. Трифон Сергеевич,
младший, и Марья Сергеевна были Соколовы, а старший — Влас Михайлович — Дорошевич.
Ее сентиментальный характер отчасти выразился и в именах, которые она дала дочерям своим, — и — странная случайность! — инстинкт
матери как бы заранее подсказал ей главные свойства каждой девушки: старшую звали Людмилою, и действительно она была мечтательное существо; вторая — Сусанна — отличалась необыкновенною стыдливостью; а
младшая — Муза — обнаруживала большую наклонность и способность к музыке.
Они оба такие же, как были: старший, горбоносый, с длинными волосами, приятен и, кажется, добрый;
младший, Виктор, остался с тем же лошадиным лицом и в таких же веснушках. Их
мать — сестра моей бабушки — очень сердита и криклива. Старший — женат, жена у него пышная, белая, как пшеничный хлеб, у нее большие глаза, очень темные.
Братья его поступили в кадетские корпуса; он был самый
младший, любимец
матери, нежного телосложения: он остался дома.
Самой
младшей, Касе, исполнилось недавно четырнадцать лет, но этот феноменальный ребенок перерос на целую голову свою
мать, далеко превзойдя старших сестер могучей рельефностью форм. Ее фигура давно уже вызывала пристальные взоры заводской молодежи, совершенно лишенной, по отдаленности от города, женского общества, и Кася принимала эти взоры с наивным бесстыдством рано созревшей девочки.
— Она была не очень красива — тонкая, с умным личиком, большими глазами, взгляд которых мог быть кроток и гневен, ласков и суров; она работала на фабрике шёлка, жила со старухой
матерью, безногим отцом и
младшей сестрой, которая училась в ремесленной школе. Иногда она бывала веселой, не шумно, но обаятельно; любила музеи и старые церкви, восхищалась картинами, красотою вещей и, глядя на них, говорила...
Старший в молодости еще служил приказчиком в Воронеже, а
младший после смерти отца, ставшего уже исправником, жил со своей
матерью и женой в том же самом домике, где родился, держал тут же овощную лавку, и в Москву его жена отпускала только со своим отцом.
Она с самого раннего детства была поилицей и кормилицей целой семьи, в которой, кроме
матери и сестры, были еще грызуны в виде разбитого параличом и жизнью отца и двух
младших братьев.
Начавшееся с этих пор христорадничанье и нищебродство Юлочки не прекращалось до того самого дня, в который мы встречаем ее въезжающей в разлатом возке с сестрою,
матерью и
младшим братом Петрушей в Москву.
Состояла она из
матери, высокой, худощавой, деликатной дамы, носившей короткие волосы, короткую кофточку и плоскую юбку на английский манер, — и трех дочерей, которых, когда говорили о них, называли не по именам, а просто: старшая, средняя и
младшая.
До восьми лет он жил с своим
младшим братом Димитрием и сестрою княжною Настасьею Львовною под единственным надзором их
матери, княгини Варвары Никаноровны, про которую по всей истине позволительно сказать, что ее можно было послать командовать полком и присутствовать не только в сенате, но даже и в синоде, и она нигде бы себя лицом в грязь не уронила.
Оттого в отношениях
младшего сына к
матери было более короткости, а в отношениях старшего — более почтительности.
В семье у них была
мать Мавра Петровна, Костик этот самый, два его
младшие брата, Петр и Егор, да сестра Настя.
Илья становился спокойнее, с
матерью говорил мягче, не дразнил Якова, тоже гимназиста, любил возиться с
младшей сестрой Татьяной, над Еленой необидно посмеивался, но во всём, что он говорил, был заметен какой-то озабоченный, вдумчивый холодок.
Показаться дома в мундире с золотыми галунами и в кепи, надетом набекрень, отдавать на улице честь офицерам и видеть, как они в ответ, точно знакомому, будут прикладывать руку к козырьку, вызвать удивленно-почтительные взгляды сестер и
младшего брата — все эти удовольствия казались такими заманчивыми, что предвкушение их даже несколько стушевывало, оттирало на задний план предстоящее свидание с
матерью.
К вечеру он расплакался. Идя спать, он долго обнимал отца,
мать и сестер. Катя и Соня понимали, в чем тут дело, а
младшая, Маша, ничего не понимала, решительно ничего, и только при взгляде на Чечевицына задумывалась и говорила со вздохом...
Татьяна Ивановна беспрестанно перебегала из комнаты двух старших в кабинет
младшей, которую, впрочем, одевала сама
мать.
Ты опять брата дразнишь?» — кричу я, наперед зная, что старший, буян, обидел
младшего, и хочу идти; но слышу, пришла
мать: она лучше восстановит мир.
Кому теперь, окромя его, наустить господина на женщину замужнюю, а теперь, ну-ко, экими своими услугами да послугами такую над ним силу взял, что на удивленье: пьяный да безобразный, говорят вон дворовые, с праздника откедова приедет, не то, чтобы скрыться от барских глаз, а только то и орет во все горло: «Мне-ста барин все одно, что
младший брат: что я, говорит, задумаю, то он и сделает…» Словно,
мать, колдовство какое над ним сотворил, — право-тка!
У нее четверо детей. Двое старших, Ромка и Алечка, еще не пришли из гимназии, а
младшие — семилетний Адька и пятилетний Эдька, здоровые мальчуганы со щеками, пестрыми от грязи, от лишаев, от размазанных слез и от раннего весеннего загара, — торчат около
матери. Они оба держатся руками за край стола и попрошайничают. Они всегда голодны, потому что их
мать насчет стола беспечна: едят кое-как, в разные часы, посылая в мелочную лавочку за всякой всячиной...
Старуха
мать не смеет сесть за стол, пока не явится
младший сын, ставший теперь хозяином в доме.
И опять в ушах ровная пряжа Паулиного нахваливания: отец — то-то…
Мать — то-то…
Младшая без слез не может видеть букашки… (Ложь!) Старшая знает наизусть всю французскую поэзию… Пусть фрау фюрстин сама проверит…
Дети же у бабы были погудочки — все мал мала меньше: старшей девочке исполнилось только пять лет, а остальные все меньше, и самый
младший мальчишка был у нее у грудей. Этот уж едва жил — так он извелся, тянувши напрасно иссохшую материну грудь, в которой от голода совсем и молока не было. Очевидно, что грудной ребенок неминуемо должен был скоро умереть голодною смертью, и вот на него-то
мать и возымела ужасное намерение, о котором я передам так, как о нем рассказывали в самом народе.
Она и две ее
младшие, единокровные и единоутробные сестры, очень любили
мать и ее
младшую дочку княжну Валю, но самого князя не могли переносить.
Облокотясь на стол и припав рукою к щеке, тихими слезами плакала Пелагея Филиппьевна, когда, исправивши свои дела, воротился в избу Герасим. Трое большеньких мальчиков молча стояли у печки, в грустном молчанье глядя на грустную
мать. Четвертый забился в углу коника за наваленный там всякого рода подранный и поломанный хлам.
Младший сынок с двумя крошечными сестренками возился под лавкой. Приукутанный в грязные отрепья, грудной ребенок спал в лубочной вонючей зыбке, подвешенной к оцепу.
В коридоре по стенам расставлены деревянные скамейки. На них с узелками и коробочками в руках сидят отцы,
матери, тетки, старшие сестры приюток; дряхлые бабушки и дедушки подчас; подчас
младшие братишки и сестренки, такие же, по всей вероятности, будущие питомицы приюта в самом недалеком будущем.
Родители столкнулись на вопросе о судьбе сына только при выборе заведения, где
младший Грегуар должен был получить образование. Отец, разумеется, желал видеть в сыне современного реалиста, руководясь теориями, к которым
мать питала отвращение. Но
мать восстала решительно и победила.
Грегуар
младший привык считать себя вполне зависимым от одной
матери, а отца считал не более как за милого гостя и даже слегка над ним подтрунивал, отчего, впрочем,
мать его обыкновенно воздерживала, не замечая, что сама первая его всему обучила своим живым примером.
Зная, что ничем нельзя так расположить в свою пользу любящую
мать, как метким словом о ее ребенке, Глафира прямо заговорила о заметной с первого взгляда скромности и выдержанности
младшего Грегуара.
Мать, дочери, сыновья, свояченица и невестка — все это были на подбор лица и фигуры одной конструкции и как будто даже одного возраста: вся разница между ними виделась в том, что
младшие были поподкопченнее, а старшие позасаленнее.
A сердце сжималось в это самое время страхом за жизнь
младшего братишки. Ведь красавчик Иоле был любимцем семьи! Ведь, не приведи Господь, убьют Иоле, старуха-мать с ума сойдет от горя, и не захочет без него жить!.. — вихрем проносится жуткая мысль в мозгу боевого героя. Потом приходит на ум её недавняя просьба, просьба взволнованной, любящей матери-старухи.
Лишь только, поздоровавшись с моим отцом, он усаживался с ногами, по восточному обычаю, на пестрой тахте, я вскакивала к нему на колени и, смеясь, рылась в карманах его бешмета, [Бешмет — род кафтана, обшитого галуном.] где всегда находились для меня разные вкусные лакомства, привезенные из аула. Чего тут только не было — и засахаренный миндаль, и кишмиш, и несколько приторные медовые лепешки, мастерски приготовленные хорошенькой Бэллой —
младшей сестренкой моей
матери.
Подала самовар. Пришла Володина
мать, Варвара Владимировна, пришли все. Володя представил нас сестрам: старшую, широколицую, звали Оля,
младшую, красавицу, — Маша. Когда Маша пожимала мне руку, она опять усмехнулась. Я в недоумении подумал...
В гетманской семье, состоявшей из прихвостней старой и упрямой хохлушки, Исмайлов отличает одну
младшую дочь, которая «не во всем была согласна с правилами
матери».
Из сада по ступенькам всходит Татьяна Андреевна,
мать, высокая женщина, строгого и решительного облика, и за нею
младшая дочь, Лизочка, красивая и крепкая девушка-подросток со сросшимися бровями.