Неточные совпадения
— Понимаю, слишком понимаю! — воскликнул Фетюкович, как бы сам сконфуженный и как бы стремительно спеша извиниться, — вы, как и всякий другой, могли быть в свою очередь заинтересованы знакомством молодой и красивой
женщины, охотно принимавшей к себе цвет здешней молодежи, но… я хотел лишь осведомиться: нам известно, что Светлова месяца два назад чрезвычайно желала познакомиться с
младшим Карамазовым, Алексеем Федоровичем, и только за то, чтобы вы привели его к ней, и именно в его тогдашнем монастырском костюме, она пообещала вам выдать двадцать пять рублей, только что вы его к ней приведете.
Я решительно примкнул к
женщинам;
младшие братья и сестры составляли публику.
При лазарете старший [Он же заведующий медицинскою частью.] и
младший врачи, два фельдшера, повивальная бабка (одна на два округа) и прислуги, страшно вымолвить, 68 душ: 48 мужчин и 20
женщин.
Тут находилась только жена Глеба Савинова —
женщина уже пожилая, сгорбленная, и подле нее
младший сын, хорошенький белокурый мальчик лет восьми, державший в руках какое-то подобие птицы, сделанной из теста.
Женщина осталась с дочкой — ни вдова, ни замужняя, без куска хлеба. Это было в Воронеже, она жила в доме купца Аносова, дяди Григория Ивановича, куда последний приехал погостить. За год до этого, после рождения
младшей дочери Нади, он похоронил жену. Кроме Нади, остались трехлетний Вася и пятилетняя Соня.
И сразу переродили меня
женщины театра, вернув мне те манеры, которые были приобретены в дамском обществе двух тетенек,
младших сестер моей мачехи, только что кончивших Смольный, и бабушки-сенаторши. Самого сенатора, опального вельможу, сослуживца и друга Сперанского, я уже не застал в живых. С тех пор как я ушел от них, за шесть лет, кроме семьи коневода, я несколько дней видел близко только одну
женщину — кухарку разбойничьей ватаги атамана Ваняги Орлова, да и та была глухонемая.
Все арестованные были очень молоды: старшему из мужчин было двадцать восемь лет,
младшей из
женщин всего девятнадцать.
Младший, Степан, пошел по торговой части и помогал отцу, но настоящей помощи от него не ждали, так как он был слаб здоровьем и глух; его жена Аксинья, красивая, стройная
женщина, ходившая в праздники в шляпке и с зонтиком, рано вставала, поздно ложилась и весь день бегала, подобрав свои юбки и гремя ключами, то в амбар, то в погреб, то в лавку, и старик Цыбукин глядел на нее весело, глаза у него загорались, и в это время он жалел, что на ней женат не старший сын, а
младший, глухой, который, очевидно, мало смыслил в женской красоте.
Кому теперь, окромя его, наустить господина на
женщину замужнюю, а теперь, ну-ко, экими своими услугами да послугами такую над ним силу взял, что на удивленье: пьяный да безобразный, говорят вон дворовые, с праздника откедова приедет, не то, чтобы скрыться от барских глаз, а только то и орет во все горло: «Мне-ста барин все одно, что
младший брат: что я, говорит, задумаю, то он и сделает…» Словно, мать, колдовство какое над ним сотворил, — право-тка!
Рославлев-младший. Я сам еще порядочно не знаю, но есть надежда; брат — человек пламенный, и вообще постоянства в любви к
женщинам мало, но постоянства в ненависти к ним еще менее.
У
женщины разгорались глаза.
Младшая взяла с туалета две черепаховых гребенки, коробку с пудрой, блестящие ножницы.
Из сада по ступенькам всходит Татьяна Андреевна, мать, высокая
женщина, строгого и решительного облика, и за нею
младшая дочь, Лизочка, красивая и крепкая девушка-подросток со сросшимися бровями.
Лет пять тому назад, две сидевшие за столиком сестры: старшая блондинка и
младшая брюнетка жили со старухой матерью в собственном доме на Петербургской стороне. Отца обе потеряли еще в детстве. Он оставил им хорошее состояние. За старшей сестрой ухаживали два друга, только что окончившие курс — медик и юрист. Медик был застенчив и робок с
женщинами, юрист — большой руки ловелас. Пока первый обдумывал сделать решительный шаг, второй уже успел увлечь девушку и объяснился.
Козлом отпущения этого состояния его черной души были не только те несчастные, созданные по большей части им самим «изменники», в измышлении новых ужасных, леденящих кровь пыток для которых он находил забвение своей кровавой обиды, но и его домашние: жена, забитая, болезненная, преждевременно состарившаяся
женщина, с кротким выражением сморщенного худенького лица, и
младшая дочь, Марфа, похожая на мать, девушка лет двадцати, тоже с симпатичным, но некрасивым лицом, худая и бледная.