Неточные совпадения
— Вот он вас проведет в присутствие! — сказал Иван Антонович, кивнув головою, и один из священнодействующих, тут же находившихся, приносивший с таким усердием
жертвы Фемиде, что оба рукава лопнули на локтях и давно лезла оттуда подкладка, за что и получил в свое время коллежского регистратора, прислужился нашим приятелям, как некогда Виргилий прислужился Данту, [Древнеримский поэт Вергилий (70–19 гг. до н. э.) в поэме Данте Алигьери (1265–1321) «Божественная комедия» через Ад и Чистилище провожает автора до Рая.] и провел их в комнату присутствия, где стояли одни только широкие кресла и в них перед столом, за зерцалом [Зерцало — трехгранная пирамида с указами Петра I, стоявшая на столе во всех присутственных
местах.] и двумя толстыми книгами, сидел один, как солнце, председатель.
Кудряш. Ему везде
место. Боится, что ль, он кого! Достался ему на
жертву Борис Григорьич, вот он на нем и ездит.
Четвертое дело это состояло в разрешении вопроса о том, что такое, зачем и откуда взялось это удивительное учреждение, называемое уголовным судом, результатом которого был тот острог, с жителями которого он отчасти ознакомился, и все те
места заключения, от Петропавловской крепости до Сахалина, где томились сотни, тысячи
жертв этого удивительного для него уголовного закона.
Пурга — это снежный ураган, во время которого температура понижается до 15°. И ветер бывает так силен, что снимает с домов крыши и вырывает с корнями деревья. Идти во время пурги положительно нельзя: единственное спасение — оставаться на
месте. Обыкновенно всякая снежная буря сопровождается человеческими
жертвами.
Затем они каждый почти праздник стали отправляться: Николай Силыч — в болотных сапогах, в чекмене и в черкесской шапке, нарочно для охоты купленной, а Павел — в своей безобразной гимназической шинели, подпоясанной кушаком, и в Ванькиных сапогах.
Места, куда они ходили, были подгородные, следовательно, с совершенно почти выстрелянною дичью; а потому кровавых
жертв охотники с собой приносили немного, но зато разговоров между ними происходило большое количество.
Купцы-то, бывало, с ярмонки в скиты приедут, так ровно разахаются, как оно благочинно у нас там было, — ну, тоже всякий по силе-возможности и
жертву приносил; а нынче в нашу сторону не по что и ездить; разве другой на «святые»
места поглядеть полюбопытствует, прослезится, да и уедет… так-то, сударь.
Таков человек, у которого сердце не на
месте; а за ним следует целая свита людей, у которых тоже сердце не на
месте, у каждого по своему ведомству. И опять появляются на сцену лохматые, опять слышатся слова: «противодействие», «ирония». Сколько тут
жертв!
Все в этой теории казалось так ясно, удободостижимо и вместе с тем так изобильно непосредственными результатами, что Имярек всецело отдался ей. Провинция опутала его сетями своей практики, которая даже и в наши дни уделяет не слишком много
места для идеалов иной категории. Идеал вождения за нос был как раз ей по плечу. Он не требует ни борьбы, ни душевного горения, ни
жертв — одной только ловкости.
Таким образом, дело поставлено было в такое положение, что губернатор едва нашел возможным, чтоб не оставить бедную
жертву совершенно без куска хлеба, дать ей
место смотрителя в тюремном замке, что, конечно, было смертным скачком после почетной должности старшего секретаря.
Рассказывали тоже про него, что он любил прежде резать маленьких детей, единственно из удовольствия: заведет ребенка куда-нибудь в удобное
место; сначала напугает его, измучает и, уже вполне насладившись ужасом и трепетом бедной маленькой
жертвы, зарежет ее тихо, медленно, с наслаждением.
В то время издан был список (еще не весьма полный)
жертвам Пугачева и его товарищей; помещаем его здесь: [Далее следовало опускаемое в настоящем издании «Описание, собранное поныне из ведомостей разных городов, сколько самозванцем и бунтовщиком Емелькою Пугачевым и его злодейскими сообщниками осквернено и разграблено божиих храмов, также побито дворянства, духовенства, мещанства и прочих званий людей, с показанием, кто именно и в которых
местах».]
Рыдания перервали слова несчастного старика. До души тронутый Рославлев колебался несколько времени. Он не знал, что ему делать. Решиться ждать новых лошадей и уступить ему своих, — скажет, может быть, хладнокровный читатель; но если он был когда-нибудь влюблен, то, верно, не обвинит Рославлева за минуту молчания, проведенную им в борьбе с самим собою. Наконец он готов уже был принести сию
жертву, как вдруг ему пришло в голову, что он может предложить старику
место в своей коляске.
А Рудин заговорил о самолюбии, и очень дельно заговорил. Он доказывал, что человек без самолюбия ничтожен, что самолюбие — архимедов рычаг, которым землю с
места можно сдвинуть, но что в то же время тот только заслуживает название человека, кто умеет овладеть своим самолюбием, как всадник конем, кто свою личность приносит в
жертву общему благу…
Лукерья как-то дико вскрикнула, но Никита уже за волосы тащил ее по земле, нанося страшные удары правой рукой прямо по лицу. Посыпалась мужицкая крупная брань и вопли беззащитной
жертвы, но Зайчиха не тронулась с
места, чтобы защитить сноху, потому что этим нарушилось бы священнейшее право всех мужей от одного полюса до другого.
Ведь всего в четырнадцати верстах от Балаклавы грозно возвышаются из моря красно-коричневые острые обломки мыса Фиолент, на которых когда-то стоял храм богини, требовавшей себе человеческих
жертв! Ах, какую странную, глубокую и сладкую власть имеют над нашим воображением эти опустелые, изуродованные
места, где когда-то так радостно и легко жили люди, веселые, радостные, свободные и мудрые, как звери.
Здесь не
место рассказывать, сколько тут было обличено лжи, безнравственности и притворства и как невелико было число людей, искренно готовых приносить какие бы то ни было
жертвы на пользу женщин.
Общественное Призрение, которое благотворит несчастным
жертвам бедности и недугов, воспитывает сирых, управляет работными домами (где бедный гражданин, лишенный всего, кроме сил, трудами своими живет и другим пользу приносит),
местами наказания или, лучше сказать, исправления гражданских пороков; и наконец, Совестный Суд, который есть человеколюбие правосудия (божественная и беспримерная мысль в законодательстве!), останутся в России вечным памятником того, что некогда Добродетель в лице Монархини управляла ею.
Помню, это была кучка лачуг, как и большинство станков — под отвесными скалами. Те, кто выбирали
места для этих станков, мало заботились об удобствах будущих обитателей. N-ский станок стоял на открытой каменной площадке, выступавшей к реке, которая в этом
месте вьется по равнине, открытой прямо на север. Несколько верст далее станок мог бы укрыться за выступом горы. Здесь он стоял, ничем не прикрытый, как бы отданный в
жертву страшному северному ветру.
Не знает! О, невинность! Посмотрите,
Какой серьезный вид и недовольный взор.
Да я не знал, что вы такой актер;
А для кого, скажите-ка по чести,
Езжали вы к нему так часто в дом,
А кто с утра ждал под окном,
Как вы проедете… уж я на вашем
местеТеперь, когда открылося, когда
Она без крова,
жертвою стыда,
Осуждена искать дневного пропитанья,
Уж я женился бы… хотя б из состраданья.
На почве этого стремления и развивается разветвленная и напряженная религиозная жизнь, слагается догматика, вырастает культ и все его существенные черты: священные времена и
места, изображения, богослужения, обряды,
жертвы и таинства.
Благодаря нашему чувству пространственности связанность бытия ощущается слабее, чем его разделение: непроницаемость пространства поэтому становится аксиомой для эмпирического сознания (этим объясняются, напр., недоумения о том, каким образом разновременно или одновременно во многих
местах совершается одна и та же евхаристическая
жертва, причем всякий раз Господь всецело сообщает Себя каждому причащающемуся).
Но в то же время необходимо подчеркнуть, что в феноменологии религиозного культа, в ритуале богослужения,
жертв, каждений, священных одежд, почитании святых и героев, священных
мест и изображений, вообще всего, что касается организации религиозной жизни, язычество вовсе не так далеко отстоит от христианства, как принято думать.
Хотя время и
место действия"
Жертвы вечерней" — Петербург, но и там есть много подробностей, навеянных прямо жизнью Парижа и специально Латинского квартала.
Служебный перерыв между генерал-губернаторством и командирством был вызван особым семейным обстоятельством, которое свидетельствует о крайней серьезности отношений генерала к своим отеческим обязанностям. Копцевич был не только превосходный сын отечества, но и чадолюбивейший отец семьи, и когда выгоды последней требовали какой-нибудь
жертвы, он не дорожил ничем, — ни
местом, ни карьерою. Исмайлов говорит...
— Милостивый государь! Будьте добры, обратите внимание на несчастного, голодного человека. Три дня не ел… не имею пятака на ночлег… клянусь богом! Восемь лет служил сельским учителем и потерял
место по интригам земства. Пал
жертвою доноса. Вот уж год, как хожу без
места.
Если б на моем
месте был молодой мужчина, он пал бы к ногам твоим, и нет
жертвы, который бы не принес тебе.
— Три
жертвы теперь на этом
месте, три
жертвы Петра Толстых — одна мертвая и две живых…
В описываемую нами эпоху лобное
место было днем самым оживленным в городе. Это
место смерти более всего проявляло жизни, так как без казни не проходило ни одного дня, и приспособления к ней, в виде громадного эшафота, виселицы и костров, так и не убирались с площади, в ожидании новых и новых
жертв человеческого правосудия и уголовной политики.
(О Розе не было слова; но в тайной исповеди его грехов эта несчастная
жертва, конечно, заняла первое
место.)
— Я вот, матушка, по весне по святым
местам пойду, может, со мной какие
жертвы угодникам Божиим пошлешь.
Они уж съехали на Неву. Во многих
местах по реке сделаны были проруби, которые от колыхания воды казались живыми пастями, движущимися, как бы готовясь поглотить
жертвы, к ним привозимые.
На
местах, где находят
жертвы преступлений, ставят эти символы искупления, а подчас найденные трупы и хоронят тут же, без отпевания, для которого надо было бы везти их за сотни верст до ближайшего села.
Грудь его разрывалась от досады, когда он помышлял, что властолюбие Бирона, шагая по трупам своих
жертв, заносило уже ногу на высшую ступень в России. Герцог имел свой двор, свою гвардию; иные, будто ошибкой, титуловали его высочеством, и он не сердился за эту ошибку; считали даже милостью допуск к его руке; императрица, хотя выезжала и занималась делами, приметно гасла день ото дня, и любимец ее очищал уже себе
место правителя.
С заряженным пулей ружьем отправляюся эти своеобразные охотники в тайгу и стреляют в возвращающихся в одиночку рабочих. Меткий выстрел укладывает их
жертву на
месте. Ее раздевают донага и оставляют на съедение зверям.
— Простите, простите меня!.. — простонал он. — Я три года мучаюсь и не нахожу себе
места от угрызений совести за это преступление моей юности. Три года ношу я в сердце образ и благословляю день нашей настоящей встречи, дающей мне возможность искупить перед вами мою вину, искупить какими угодно
жертвами, ценою моей жизни.
На крик этот оглянулся Бир. Если бы мертвецы вставали, крик этот мог бы их поднять. С силою отчаяния Густав сжал его руку и увлек за собою к
месту, где лежала его
жертва.
На
местах, где находятся
жертвы преступлений, ставят эти символы искупления, иногда найденные трупы и хоронят тут же, без отпевания, для которого надо было бы везти их за сотни верст до ближайшего села.
— То, что я говорил тебе, до сих пор говорил твоему рассудку. Теперь обращаюсь к твоему сердцу. Отказываясь строить храм Пречистой, не отнимаешь ли у ней один из алтарей ее? Там, где бы ей поклонялись тысячи, где приносили бы ей достойную
жертву, ты оставляешь
место запустения, беспорядка, нечистоты? Куда девалось чувство христианского смирения?.. О, друг мой, что сделал ты с чувством благочестия, которое тебя всегда отличало?
Мы можем описывать это
место кровавых исторических драм только по оставшимся описаниям современников, так как в наши дни от Александровской слободы не осталось и следа. По народному преданию, в одну суровую зиму над ней взошла черная туча, спустилась над самым дворцом и разразилась громовым ударом, от которого загорелись терема, а за ними и вся слобода сделалась
жертвою всепожирающего пламени.
Мне представлялось, что Христос должен был запрещать всякий гнев, всякое недоброжелательство и для того, чтобы его не было, предписывает каждому: прежде чем идти приносить
жертву, т. е. прежде, чем становиться в общение с богом, вспомнить, нет ли человека, который сердится на тебя. И если есть такой, напрасно или не напрасно, то пойти и помириться, а потом уж приносить
жертву или молиться. Так мне казалось, но по толкованиям выходило, что это
место надо понимать условно.
В третьем
месте, толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую-нибудь
жертву и бьет и душит ее.