Неточные совпадения
Она тоже не спала всю ночь и всё утро ждала его.
Мать и отец были бесспорно согласны и счастливы ее счастьем. Она ждала его. Она первая хотела объявить ему свое и его счастье. Она готовилась одна встретить его, и
радовалась этой мысли, и робела и стыдилась, и сама не знала, что она сделает. Она слышала его шаги и голос и ждала за дверью, пока уйдет mademoiselle Linon. Mademoiselle Linon ушла. Она, не думая, не спрашивая себя, как и что, подошла к нему и сделала то, что она сделала.
Он вспомнил, что когда она стала будто бы целью всей его жизни, когда он ткал узор счастья с ней, — он, как змей, убирался в ее цвета, окружал себя, как в картине, этим же тихим светом; увидев в ней искренность и нежность, из которых создано было ее нравственное существо, он был искренен, улыбался ее улыбкой, любовался с ней птичкой, цветком,
радовался детски ее новому платью, шел с ней плакать на могилу
матери и подруги, потому что плакала она, сажал цветы…
Когда он был девственником и хотел остаться таким до женитьбы, то родные его боялись за его здоровье, и даже
мать не огорчилась, а скорее
обрадовалась, когда узнала, что он стал настоящим мужчиной и отбил какую-то французскую даму у своего товарища.
Посему знай и ты,
мать, что и твой младенец наверно теперь предстоит пред престолом Господним, и
радуется, и веселится, и о тебе Бога молит.
Верочка
радовалась платьям,
радовалась фермуару, но больше всего
радовалась тому, что
мать, наконец, согласилась покупать ботинки ей у Королева: ведь на Толкучем рынке ботинки такие безобразные, а королевские так удивительно сидят на ноге.
— Пани моя, Катерина, теперь заснула, а я и
обрадовалась тому, вспорхнула и полетела. Мне давно хотелось увидеть
мать. Мне вдруг сделалось пятнадцать лет. Я вся стала легка, как птица. Зачем ты меня вызвал?
Галактион любил тещу, как родную
мать, и рассказал ей все. Анфуса Гавриловна расплакалась, а потом
обрадовалась, что зять будет жить вместе с ними. Главное — внучата будут тут же.
Поселились они с
матерью во флигеле, в саду, там и родился ты, как раз в полдень — отец обедать идет, а ты ему встречу. То-то
радовался он, то-то бесновался, а уж
мать — замаял просто, дурачок, будто и невесть какое трудное дело ребенка родить! Посадил меня на плечо себе и понес через весь двор к дедушке докладывать ему, что еще внук явился, — дедушко даже смеяться стал: «Экой, говорит, леший ты, Максим!»
Ганя так
обрадовался, что почти примирительно, почти нежно смотрел на
мать.
— Да! вот что я хотел сказать, —
обрадовался он, как бы вдруг вспомнив, — вот Бурдовский искренно хочет защитить свою
мать, не правда ли?
Он прошел на прииск и разыскал Оксю, которая действительно находилась в интересном положении. Она, видимо,
обрадовалась отцу, чем и удивила, и тронула его. Грядущее материнство сгладило прежнюю мужиковатость Окси, хотя красивей она не сделалась. Усадив отца на пустые вымостки, Окся расспрашивала про
мать, про родных, а потом спокойно проговорила...
В доме нас встретили неожиданные гости, которым
мать очень
обрадовалась: это были ее родные братья, Сергей Николаич и Александр Николаич; они служили в военной службе, в каком-то драгунском полку, и приехали в домовой отпуск на несколько месяцев.
Разумеется, я тоже очень
обрадовался и этому предложению, и
мать тоже на него согласилась.
Сердце
радуется!» Я
радовался вместе с ним и опять заметил, что
мать не принимала участия в его словах.
Отец заранее наказал мне, чтобы я не только не плакал, но и не слишком
радовался, не слишком ласкался к
матери.
Я не умел поберечь сна бедной моей
матери, тронул ее рукой и сказал: «Ах, какое солнышко! как хорошо пахнет!»
Мать вскочила, в испуге сначала, и потом
обрадовалась, вслушавшись в мой крепкий голос и взглянув на мое посвежевшее лицо.
Я думал, что мы уж никогда не поедем, как вдруг, о счастливый день!
мать сказала мне, что мы едем завтра. Я чуть не сошел с ума от радости. Милая моя сестрица разделяла ее со мной,
радуясь, кажется, более моей радости. Плохо я спал ночь. Никто еще не вставал, когда я уже был готов совсем. Но вот проснулись в доме, начался шум, беготня, укладыванье, заложили лошадей, подали карету, и, наконец, часов в десять утра мы спустились на перевоз через реку Белую. Вдобавок ко всему Сурка был с нами.
Прасковья Ивановна давно ожидала нас и чрезвычайно нам
обрадовалась; особенно она ласкала мою
мать и говорила ей: «Я знаю, Софья Николавна, что если б не ты, то Алексей не собрался бы подняться из Багрова в деловую пору; да, чай, и Арина Васильевна не пускала.
Едва
мать и отец успели снять с себя дорожные шубы, как в зале раздался свежий и громкий голос: «Да где же они? давайте их сюда!» Двери из залы растворились, мы вошли, и я увидел высокого роста женщину, в волосах с проседью, которая с живостью протянула руки навстречу моей
матери и весело сказала: «Насилу я дождалась тебя!»
Мать после мне говорила, что Прасковья Ивановна так дружески, с таким чувством ее обняла, что она ту же минуту всею душою полюбила нашу общую благодетельницу и без памяти
обрадовалась, что может согласить благодарность с сердечною любовью.
Вторая приехавшая тетушка была Аксинья Степановна, крестная моя
мать; это была предобрая, нас очень любила и очень ласкала, особенно без других; она даже привезла нам гостинца, изюма и черносливу, но отдала тихонько от всех и велела так есть, чтоб никто не видал; она пожурила няньку нашу за неопрятность в комнате и платье, приказала переменять чаще белье и погрозила, что скажет Софье Николавне, в каком виде нашла детей; мы очень
обрадовались ее ласковым речам и очень ее полюбили.
Мать и мы с сестрицей очень ему
обрадовались, но отец был невесел; многие башкирцы и все припущенники, то есть жители Киишек и Тимкина, объявили спор и дачу обошли черными (спорными) столбами: обмежеванье белыми столбами означало бесспорность владения.
Мать, которой, без сомнения, наскучили наши печальные лица, очень этому
обрадовалась и старалась еще более развеселить нас; сама предложила нам пойти удить на мельницу, которая находилась в нескольких десятках шагов, так что шум воды, падающей с мельничных колес, и даже гуденье жерновов раздавалось в ушах и заставляло нас говорить громче обыкновенного.
Я не понимал его доказательств, но верил в их справедливость и очень
обрадовался согласию
матери.
Мать как будто испугалась, услыхав мои скорые шаги, но, увидав мое радостное лицо, сама
обрадовалась.
Наконец гости уехали, взяв обещание с отца и
матери, что мы через несколько дней приедем к Ивану Николаичу Булгакову в его деревню Алмантаево, верстах в двадцати от Сергеевки, где гостил Мансуров с женою и детьми. Я был рад, что уехали гости, и понятно, что очень не
радовался намерению ехать в Алмантаево; а сестрица моя, напротив, очень
обрадовалась, что увидит маленьких своих городских подруг и знакомых: с девочками Мансуровыми она была дружна, а с Булгаковыми только знакома.
Она поняла, что он нашел его,
обрадовался своей находке и, может быть, дрожа от восторга, ревниво спрятал его у себя от всех глаз; что где-нибудь один, тихонько от всех, он с беспредельною любовью смотрел на личико своего возлюбленного дитяти, — смотрел и не мог насмотреться, что, может быть, он так же, как и бедная
мать, запирался один от всех разговаривать с своей бесценной Наташей, выдумывать ее ответы, отвечать на них самому, а ночью, в мучительной тоске, с подавленными в груди рыданиями, ласкал и целовал милый образ и вместо проклятий призывал прощение и благословение на ту, которую не хотел видеть и проклинал перед всеми.
— Не горевать тебе, а
радоваться надо бы. Когда будут
матери, которые и на смерть пошлют своих детей с радостью?..
Однажды приехала Наташа. Она очень
обрадовалась, увидев
мать, расцеловала ее и, между прочим, как-то вдруг тихонько сообщила...
Ветер кружился, метался, точно
радуясь чему-то, и доносил до слуха женщины разорванные, спутанные крики, свист… Эта сумятица радовала ее,
мать зашагала быстрее, думая...
Он не нравился
матери, в его угловатой стриженой голове, в маленьких глазах было что-то всегда пугавшее ее, но теперь она
обрадовалась и, ласковая, улыбаясь, оживленно говорила...
Вижу я и старика отца, и старуху
мать, которые
радуются не нарадуются на ненаглядное детище, вижу урну с свернутыми в ней жеребьями, слышу слова: «лоб»,"лоб","лоб"…
Он мысленно пробежал свое детство и юношество до поездки в Петербург; вспомнил, как, будучи ребенком, он повторял за
матерью молитвы, как она твердила ему об ангеле-хранителе, который стоит на страже души человеческой и вечно враждует с нечистым; как она, указывая ему на звезды, говорила, что это очи божиих ангелов, которые смотрят на мир и считают добрые и злые дела людей; как небожители плачут, когда в итоге окажется больше злых, нежели добрых дел, и как
радуются, когда добрые дела превышают злые.
«Глубоко болею за Людмилу, а также и за Вашу
мать, но за Вас сердечно
радуюсь: Вы, по данной Вам, конечно, от природы благодати, состоите в соприсутствии бога.
Сусанна потом пошла и сказала
матери, что Лябьев приехал. Старуха неимоверно
обрадовалась и потребовала, чтобы к ней тоже привели гостя. Сусанна сообща с Музой привели ей того.
Лена очень
обрадовалась, узнав, что теперь подошла новая реформа и ее отца зовут опять туда, где родилась, где жила, где любила ее
мать, где она лежит в могиле… Лена думала, что она тоже будет жить там и после долгих лет, в которых, как в синей мреющей дали, мелькало что-то таинственное, как облако, яркое, как зарница, — ляжет рядом с
матерью. Она дала слово умиравшей на Песках няне, что непременно привезет горсточку родной земли на ее могилу на Волковом кладбище.
Старики
обрадовались, но как-то не удивились несвоевременному приезду сына и посматривали на него вопросительно; а сестры (которые жили неподалеку и по уведомлению
матери сейчас прискакали) целовали и миловали братца, но чему-то улыбались.
— Да ее, ее, нашу толстомясую
мать Федору Ивановну! Ну, Россию, что ли, Россию! будто ты не понимаешь: она свободна, и все должны
радоваться.
Аня решительно не понимала, чем ее
мать оскорбила покойного Михайлушку и зачем тут при этой смете приходился белокурый швейцарец Трапп; она только
радовалась, что у нее есть очень маленькая сестрица, которую, верно, можно купать, пеленать, нянчить и производить над ней другие подобные интересные операции.
Мать моя очень
обрадовалась этому обстоятельству: она и без того не оставила бы меня у Ивана Ипатыча, но тогда ей было бы гораздо труднее, даже невозможно, убедить Григорья Иваныча взять меня к себе прямо от своего приятеля.
Я сначала испугался, потом
обрадовался, и, наконец, дальнейшие письма совершенно успокоили меня насчет здоровья
матери.
Отец и
мать очень
обрадовались таким известиям, особенно тому, что провалился Камашев, и хотя платить за меня по триста рублей в год и издерживать рублей по двести на платье, книги и дядьку было для них очень тяжело, но они решились для моего воспитания войти в долги, которых и без того имели две тысячи рублей ассигнациями (тогда эта сумма казалась долгами!), и только в ожидании будущих благ от Надежды Ивановны Куроедовой отважились на новый заем.
Бенис, видимо,
обрадовался, сел подле меня и начал говорить об отъезде моей
матери, о необходимости этого отъезда для ее здоровья, о вредных следствиях прощанья и о том, как должен вести себя умненький мальчик в подобных обстоятельствах, любящий свою
мать и желающий ее успокоить…
Мать уверяла меня, что не грустит, расставшись со мною,
радуется тому, что я так хорошо учусь и веду себя, о чем пишет к ней Иван Ипатыч и Упадышевский; я поверил, что
мать моя не грустит.
— Отец и
мать очень
обрадовались моему назначению в студенты, даже с трудом ему верили, и очень жалели, что Григорий Иваныч не оставил меня до акта, на котором было предположено провозгласить торжественно имена студентов и раздать им шпаги.
В пятницу с утра был возле
матери. Странно было то, что Елена Петровна, словно безумная или околдованная, ничего не подозревала и
радовалась любви сына с такой полнотой и безмятежностью, как будто и всю жизнь он ни на шаг не отходил от нее. И даже то бросавшееся в глаза явление, что Линочка сидит в своей комнате и готовится к экзамену, а Саша ничего не делает, не остановило ее внимания. Уж даже и Линочка начала что-то подозревать и раза два ловила Сашу с тревожным вопросом...
Скажу тебе нечто, от чего ты, пожалуй, содрогнешься: люди кричат, а я
радуюсь, когда вешают невинного, именно невинного, а не подлеца какого-нибудь, которому веревка как
мать родная!
— А то мудреное дело, матушка Дарья Никитишна, — тараторила попадья, желавшая угодить воеводше, — што отец с
матерью не надышатся на свою Охоньку… Другие бы стыдились, што приблудная она, а они
радуются. Эвон, легка на помине наша дьячиха!..
«Господи боже мой! чего только они
радуются?» — думала Настя, придя на другой вечер в гости к
матери.
Я очень
радовался, что
мать так меня не муштрует, но сильно завидовал, что на мне не полуфрачек, а куцая куртка.
Паша этому душевно
радовался и с тех пор почти никого не видал, кроме отца и
матери.