Неточные совпадения
Едва увидел он
массу воды, как в голове его уже утвердилась
мысль, что у него будет свое собственное море.
Очень пыльно было в доме, и эта пыльная пустота, обесцвечивая
мысли, высасывала их. По комнатам, по двору лениво расхаживала прислуга, Клим смотрел на нее, как смотрят из окна вагона на коров вдали, в полях. Скука заплескивала его, возникая отовсюду, от всех людей, зданий, вещей, от всей
массы города, прижавшегося на берегу тихой, мутной реки. Картины выставки линяли, забывались, как сновидение, и думалось, что их обесцвечивает, поглощает эта маленькая, сизая фигурка царя.
— Интересно, что сделает ваше поколение, разочарованное в человеке? Человек-герой, видимо, антипатичен вам или пугает вас, хотя историю вы
мыслите все-таки как работу Августа Бебеля и подобных ему. Мне кажется, что вы более индивидуалисты, чем народники, и что
массы выдвигаете вы вперед для того, чтоб самим остаться в стороне. Среди вашего брата не чувствуется человек, который сходил бы с ума от любви к народу, от страха за его судьбу, как сходит с ума Глеб Успенский.
Быстрая походка людей вызвала у Клима унылую
мысль: все эти сотни и тысячи маленьких воль, встречаясь и расходясь, бегут к своим целям, наверное — ничтожным, но ясным для каждой из них. Можно было вообразить, что горьковатый туман — горячее дыхание людей и все в городе запотело именно от их беготни. Возникала боязнь потерять себя в
массе маленьких людей, и вспоминался один из бесчисленных афоризмов Варавки, — угрожающий афоризм...
— Интеллигент-революционер считается героем. Прославлен и возвеличен. А по смыслу деятельности своей он — предатель культуры. По намерениям — он враг ее. Враг нации. Родины. Он, конечно, тоже утверждает себя как личность. Он чувствует: основа мира, Архимедова точка опоры — доминанта личности. Да. Но он
мыслит ложно. Личность должна расти и возвышаться, не опираясь на
массу, но попирая ее. Аристократия и демократия. Всегда — это. И — навсегда.
Его особенно занимали споры на тему: вожди владеют волей
масс или
масса, создав вождя, делает его орудием своим, своей жертвой?
Мысль, что он, Самгин, может быть орудием чужой воли, пугала и возмущала его. Вспоминалось толкование отцом библейской легенды о жертвоприношении Авраама и раздраженные слова Нехаевой...
Смешать свою жизнь с чужою, занести эту
массу наблюдений,
мыслей, опытов, портретов, картин, ощущений, чувств… une mer а boire! [грандиозная задача! (фр.)]
— Как вам сказать: и верю и не верю… Пустяки в нашей жизни играют слишком большую роль, и против них иногда мы решительно бессильны. Они опутывают нас по рукам и по ногам, приносят
массу самых тяжелых огорчений и служат неиссякаемым источником других пустяков и мелочей. Вы сравните: самый страшный враг — тот, который подавляет нас не единичной силой, а количеством. В тайге охотник бьет медведей десятками, — и часто делается жертвой комаров. Я не отстаиваю моей
мысли, я только высказываю мое личное мнение.
В широкой
массе так называемой радикальной интеллигенции
мысль не только упрощена, но опошлена и выветрена.
А главное, главное, меня смущает и выводит из себя все та же
мысль, что изо всей
массы фактов, нагроможденных обвинением на подсудимого, нет ни единого, хоть сколько-нибудь точного и неотразимого, а что гибнет несчастный единственно по совокупности этих фактов.
Припомните: разве история не была многократно свидетельницей мрачных и жестоких эпох, когда общество, гонимое паникой, перестает верить в освежающую силу знания и ищет спасения в невежестве? Когда
мысль человеческая осуждается на бездействие, а действительное знание заменяется
массою бесполезностей, которые отдают жизнь в жертву неосмысленности; когда идеалы меркнут, а на верования и убеждения налагается безусловный запрет?.. Где ручательство, что подобные эпохи не могут повториться и впредь?
Мысль ограждать невежественную
массу крестьян от притязаний чиновников-взяточников несомненно увлекала и его самого, но она сделалась для него еще более привлекательною вследствие того, что к задаче ограждения пристегивали еще, с начальственного соизволения, воспитательный элемент.
Подавленная, целой
массой случайных подробностей,
мысль прячется, глохнет, а ежели, от времени до времени, и настают для нее минуты пробуждения, то она не помогает, не выводит на дорогу, а только мучительно раздражает.
— Нравится мне, другому, третьему!.. не то говоришь, милый! разве я один так думаю и действую, как учил думать и действовать тебя?.. Посмотри кругом: рассмотри
массу — толпу, как ты называешь ее, — не ту, что в деревне живет: туда это долго не дойдет, а современную, образованную, мыслящую и действующую: чего она хочет и к чему стремится? как
мыслит? и увидишь, что именно так, как я учил тебя. Чего я требовал от тебя — не я все это выдумал.
— Непременно, — ответил он, сразу отгадав мои
мысли. — Во-первых, она слишком разбросалась и все свои задачи потопила в
массе околичностей; во-вторых, она кровно обидела"среднего"человека, для которого вопрос о целости шкуры представляется существеннейшею задачей всей жизни.
Едва начинал он «соображать», как целая
масса пустяков обступала его со всех сторон и закрывала для
мысли всякий просвет на действительную жизнь.
«Но, — скажут на это, — всегда во всех обществах большинство людей: все дети, все поглощаемые трудом детоношения, рождения и кормления женщины, все огромные
массы рабочего народа, поставленные в необходимость напряженной и неустанной физической работы, все от природы слабые духом, все люди ненормальные, с ослабленной духовной деятельностью вследствие отравления никотином, алкоголем и опиумом или других причин, — все эти люди всегда находятся в том положении, что, не имея возможности
мыслить самостоятельно, подчиняются или тем людям, которые стоят на более высокой степени разумного сознания, или преданиям семейным или государственным, тому, что называется общественным мнением, и в этом подчинении нет ничего неестественного и противоречивого».
Впечатления механически, силою тяжести своей, слагались в душе помимо воли в прочную и вязкую
массу, вызывая печальное ощущение бессилия, — в ней легко и быстро гасла каждая
мысль, которая пыталась что-то оспорить, чем-то помешать этому процессу поглощения человека жизнью, страшной своим однообразием, нищетою своих желаний и намерений, — нудной и горестной окуровской жизнью.
— Поймите мою
мысль. Прежде, когда письма запечатывались простым сургучом, когда конверты не заклеивались по швам — это, конечно, было легко. Достаточно было тоненькой деревянной спички, чтоб навертеть на нее письмо и вынуть его из конверта. Но теперь, когда конверт представляет
массу, почти непроницаемую… каким образом поступить? Я неоднократно пробовал употреблять в дело слюну, но, признаюсь, усилия мои ни разу не были увенчаны успехом. Получатели писем догадывались и роптали.
И он не совершает при этом ни малейшего плагиата, потому что, действительно, эти
мысли — его собственные, точно так же, как и я не совершаю плагиата, формулируя
мысли и чувства, волнующие в данный момент меня наравне с читающей
массой.
И как это удивительно, что такая простая
мысль пробилась в голову не сразу, а через целую
массу всякого рода неопрятностей!
— Подняли? — спросил Фома, не зная, что ему сказать при виде этой безобразной тяжелой
массы, и снова чувствуя обиду при
мысли, что лишь ради того, чтобы поднять из воды эту грязную, разбитую уродину, он так вскипел душой, так обрадовался… — Что она?.. — неопределенно сказал Фома подрядчику.
Книги не возбуждали в нём интереса, он пробовал читать, но никогда не мог сосредоточить на книге свою
мысль. Уже загромождённая
массою наблюдений, она дробилась на мелочах, расплывалась и наконец исчезала, испаряясь, как тонкая струя воды на камне в жаркий день.
Как выразители общей физиономии жизни, эти люди неоцененны, и человек, желающий уяснить себе эту физиономию, должен обращать взоры вовсе не на тех всуе труждающихся, которые идут напролом, и не на тех ловких людей, которые из жизни делают сложную каверзу, с тем, чтобы, в видах личных интересов, запутывать и распутывать ее узлы, а именно на тех"стадных"людей, которые своими
массами гнетут всякое самостоятельное проявление человеческой
мысли.
Целая
масса несообразностей мучительно шевелилась в голове, вызывая ряды типичных лиц, сцен и
мыслей.
Толкований очень много, а если их много, то серьезная
мысль не удовлетворяется ни одним из них, и к
массе всех толкований спешит прибавить свое собственное.
В самом деле — во всей истории Петра мы видим, что с каждым годом прибавляется у него
масса знаний, опытность и зрелость
мысли, расширяется круг зрения, сознательнее проявляется определенная цель действий; но что касается энергии его воли, решимости характера, мы находим их уже почти вполне сложившимися с самого начала его юношеских действий.
Чтобы убедиться в том, как ничтожны все частные усилия пробудить волнение, которого нет в
массе, Петру стоило привести себе на
мысль всю историю падения Софии.
Нужно было пройти прииск из конца в конец, и только тогда «открывался в этом беспорядке порядок» и вся
масса затраченного человеческого труда освещалась разумной
мыслью.
Мелькнет один предмет, остановит на себе минутное внимание, и почти вслед за тем погрузит
мысль в какую-то
массу полудремотных ощущений, которые невозможно уловить, — до такой степени они быстро сменяются одно другим.
И велико бывает его изумление, когда он, утешавший себя
мыслью (да, он до того озлоблен, что даже может себя утешать неудачами других), что и у других сено почернело и сгнило, вдруг видит целые
массы совершенно зеленого сена, приготовленного заботливыми руками меньшого брата, который не прал против рожна в дождь, но нашел другое приличествующее ненастью занятие: городил городьбу, починял клеть или, наконец, и просто отдыхал.
Стоит он, скучившись в каком-то безобразном муравейнике, и до того съежился и присмирел там, что никто даже не интересуется знать, что это за
масса такая, которая как будто колышется и живет, но из которой в то же время не выходит ни единого живого звука. Членораздельна ли она? способна ли выделить из себя какие-нибудь особи? или же до того сплотилась и склеилась, что даже
мысль не в силах разложить ее?
Штольцев, людей с цельным, деятельным характером, при котором всякая
мысль тотчас же является стремлением и переходит в дело, еще нет в жизни нашего общества (разумеем образованное общество, которому доступны высшие стремления; в
массе, где идеи и стремления ограничены очень близкими и немногими предметами, такие люди беспрестанно попадаются).
Эти застылые
мысли составляют
массу аксиом и теорем, которая вперед идет, когда приступают к философии; с их помощию составляются готовые понятия, определения, бог весть на чем основанные, без всякой связи между собою.
Цех падает по мере того, как
массы постигают
мысль и симпатизируют с нею; жалеть нечего — он сделал свое.
Они тем искреннее принимали
мысли Овэна, что действительно в это время чувствовали нужду в поддержке
масс для успеха в борьбе своей с аристократией.
Ничего не стоит доказать, что Татьяну Николаевну я не любил, что мотива истинного к преступлению не было, а был только выдуманный. В странности моего плана, в хладнокровии, с каким я его осуществлял, в
массе мелочей очень легко усмотреть все ту же безумную волю. Даже самая острота и подъем моей
мысли перед преступлением доказывают мою ненормальность.
Вот непримиримое противоречие Запада и Востока. Именно это, рожденное отчаянием, своеобразие восточной
мысли и является одной из основных причин политического и социального застоя азиатских государств. Именно этой подавленностью личности, запутанностью ее, ее недоверием к силе разума, воли и объясняется мрачный хаос политической и экономической жизни Востока. На протяжении тысячелетий человек Востока был и все еще остается в
массе своей «человеком не от мира сего».
Мысль рождается не из пустоты самопорождения, ибо человек не Бог и ничего сотворить не может, она рефлектируется из
массы переживаний, из опыта, который есть отнюдь не свободно полагаемый, но принудительно данный объект
мысли [Эту
мысль С. Н. Булгаков впоследствии развил в своей работе «Трагедия философии» (1920–1921), о которой писал в предисловии: «Внутренняя тема ее — общая и с более ранними моими работами (в частности, «Свет невечерний») — о природе отношений между философией и религией, или о религиозно-интуитивных отношенях между философией и религией, или о религиозно-интуитивных основах всякого философствования.
Эту виртуозность, игру в серьезную
мысль наше поколение внесло в науку, в литературу, в политику и всюду, куда только оно не ленилось идти, а с виртуозностью вносило оно свой холод, скуку, односторонность и, как мне кажется, уже успело воспитать в
массе новое, до сих пор небывалое отношение к серьезной
мысли.
Париж я полюбил. Он тогда не был так шумен и громаден, как теперь, но милее, наряднее, гораздо чище, с некоторым аристократическим пошибом. И то, что тогда
мыслило и чувствовало с более серьезными запросами, надеялось на лучшие времена. Было в воздухе нечто, что потом, при Третьей республике, утратилось, когда настало царство довольной
массы, более грубой погони за деньгами, тщеславием и чувственными утехами.
— Мое почтение-с! — говорит Сюсин, жестикулируя перед его мордочкой пальцами. — Честь имею представиться! Рекомендую господина удава, который желает вас скушать! Хо-хо-хо… Неприятно, брат? Морщишься? Что ж, ничего не поделаешь! Не моя тут вина! Не сегодня, так завтра… не я, так другой… всё равно. Философия, брат кролик! Сейчас вот ты жив, воздух нюхаешь,
мыслишь, а через минуту ты — бесформенная
масса! Пожалуйте. А жизнь, брат, так хороша! Боже, как хороша!
Тихая езда, впрочем, была ему необходима и по другим причинам: он хотел собраться с
мыслями, хотел успокоиться от пережитых, такой
массой нахлынувших на него нравственных страданий, чтобы с светлым умом предстать пред царские очи и держать прямой ответ царю за свои поступки на Волховском мосту.
Как странно у меня перебегают
мысли: начала с парнишки, а кончила «человеком-массой».