Неточные совпадения
— Нет, ничего не будет, и не думай. Я
поеду с папа гулять на бульвар. Мы заедем к Долли. Пред обедом тебя жду. Ах, да! Ты знаешь, что положение Долли становится решительно невозможным? Она кругом должна, денег у нее нет. Мы вчера говорили с
мама и с Арсением (так она звала мужа сестры Львовой) и решили тебя с ним напустить на Стиву. Это решительно невозможно. С папа нельзя говорить об этом… Но если бы ты и он…
— Это играть? Играть? Перестану,
мама; сегодня в последний раз
еду, особенно после того, как Андрей Петрович сам и вслух объявил, что его денег там нет ни копейки. Вы не поверите, как я краснею… Я, впрочем, должен с ним объясниться…
Мама, милая, в прошлый раз я здесь сказал… неловкое слово… мамочка, я врал: я хочу искренно веровать, я только фанфаронил, и очень люблю Христа…
Напротив, об
маме он вдруг и совсем забыл, даже денег не выслал на прожиток, так что спасла ее тогда Татьяна Павловна; и вдруг, однако,
поехал к
маме «спросить ее позволения» жениться на той девице, под тем предлогом, что «такая невеста — не женщина».
— Что же,
мама, Зося хорошая девушка, и Сергей Александрыч недурной человек, — отличная парочка выйдет. Я невесту провожать
поеду.
— Да… но при теперешних обстоятельствах… Словом, вы понимаете, что я хочу сказать. Мне совсем не до веселья, да и папа не хотел, чтобы я
ехала. Но вы знаете, чего захочет
мама — закон, а ей пришла фантазия непременно вывозить нынче Верочку… Я и вожусь с ней в качестве бонны.
Похворал отец-то, недель семь валялся и нет-нет да скажет: «Эх,
мама,
едем с нами в другие города — скушновато здесь!» Скоро и вышло ему
ехать в Астрахань; ждали туда летом царя, а отцу твоему было поручено триумфальные ворота строить.
—
Мама, не плачь, я сам хочу
ехать, — утешал ребенок, выходя за двери с своим отцом и швицким посланным.
— А сто, куда зе балисня
едет? Ой, ой, ой! Такая больсая!
Едет одна, без
мамы? Сама себе купила билет и
еде! одна? Ай! Какая нехолосая девочка. А где же у девочки
мама?
В доме тревога большая.
Счастливы, светлы лицом,
Заново дом убирая,
Шепчутся
мама с отцом.
Как весела их беседа!
Сын подмечает, молчит.
— Скоро увидишь ты деда! —
Саше отец говорит…
Дедушкой только и бредит
Саша, — не может уснуть:
«Что же он долго не
едет?..»
— Друг мой! Далек ему путь! —
Саша тоскливо вздыхает,
Думает: «Что за ответ!»
Вот наконец приезжает
Этот таинственный дед.
А когда вырасту большая,
поеду к
маме…
На следующий день Санин лежал еще в постели, как уже Эмиль, в праздничном платье, с тросточкой в руке и сильно напомаженный, ворвался к нему в комнату и объявил, что герр Клюбер сейчас прибудет с каретой, что погода обещает быть удивительной, что у них уже все готово, но что
мама не
поедет, потому что у нее опять разболелась голова.
— Покорно благодарю вас, Эмилий Францевич, — от души сказал Александров. — Но я все-таки сегодня уйду из корпуса. Муж моей старшей сестры — управляющий гостиницы Фальц-Фейна, что на Тверской улице, угол Газетного. На прошлой неделе он говорил со мною по телефону. Пускай бы он сейчас же
поехал к моей
маме и сказал бы ей, чтобы она как можно скорее приехала сюда и захватила бы с собою какое-нибудь штатское платье. А я добровольно пойду в карцер и буду ждать.
— Как вы могли,
мама, сказать про скандал? — вспыхнула Лиза. — Я
поехала сама, с позволения Юлии Михайловны, потому что хотела узнать историю этой несчастной, чтобы быть ей полезною.
— Да о самом главном, о типографии! Поверьте же, что я не в шутку, а серьезно хочу дело делать, — уверяла Лиза всё в возрастающей тревоге. — Если решим издавать, то где же печатать? Ведь это самый важный вопрос, потому что в Москву мы для этого не
поедем, а в здешней типографии невозможно для такого издания. Я давно решилась завести свою типографию, на ваше хоть имя, и
мама, я знаю, позволит, если только на ваше имя…
— Я,
мама, еще не
поеду, а останусь на время у тети, — проговорила она тихим голосом, но в этих тихих словах прозвучала железная решимость.
— Ноги сломали! — вскричала Лиза. —
Мама,
мама, а мы с вами хотели
ехать на прошлой неделе в Матвеево, вот бы тоже ноги сломали!
— Когда-нибудь завтра я тоже куп’ю себе ошадь и
поеду верхом, как
мама…
Я угадала, я угадала!» Вслед за тем она побежит к Анне Афанасьевне: «
Мама, Бобров
едет, я первая угадала!» А
мама, лениво перетирая чайные чашки, обратится к Нине — непременно к Нине — таким тоном, как будто бы она передает что-то смешное и неожиданное: «Ниночка, знаешь, Бобров
едет».
— Мы,
мама, к папе
едем? — говорил он.
Негина. Куда хочешь, куда только тебе угодно, все, все в твоей воле вплоть до утра.
Мама, прощай, запирай дверь! Мы
едем.
— Если
мама умрет, я тогда
поеду к Мане, — произнесла Ида скороговоркой и, быстро распахнув окно, добавила: — Фу, господи, как жарко!
— Не плачь. Чего скучать? Весна будет,
поедем с
мамой к тете; будем на качелях качаться с тобой. Григорий садовник опять нас будет качать, вишень нам даст, веночек тебе совьет…
«А вдруг
мама не приедет за мной? — беспокойно, в сотый раз, спрашивал сам себя Буланин. — Может быть, она не знает, что нас распускают по субботам? Или вдруг ей помешает что-нибудь? Пусть уж тогда бы прислала горничную Глашу. Оно, правда, неловко как-то воспитаннику военной гимназии
ехать по улице с горничной, ну, да что уж делать, если без провожатого нельзя…»
— Господи! — тихо плакал Володя. — Как же я
поеду? Мне
маму жалко.
Бетси. Если вы,
мама, не в духе, так лучше я не
поеду.
— Как хотите,
мама, нужно же наконец
ехать.
Мама из коры умеет делать лодочки, и даже с парусом, я же умею только есть смолу и обнимать сосну. В этих соснах никто не живет. В этих соснах, в таких же соснах, живет пушкинская няня. «Ты под окном своей светлицы» — у нее очень светлое окно, она его все время протирает (как мы в зале, когда ждем дедушкиного экипажа) — чтобы видеть, не
едет ли Пушкин. А он все не
едет. Не приедет никогда.
«Отчего же он не
едет? — спрашивала она себя. — Отчего? А… знаю… Он обижен за то, что… За что он обижен? За то, что
мама так неделикатно обошлась со старушкой-свахой. Он думает теперь, что я не могу полюбить его…»
Скоро весна, лето,
ехать с
мамой в Горбики, приедет в отпуск Горный, будет гулять с нею по саду и ухаживать.
«Прощай, — шепчет мне, и самое-то чуть слышно, — за мной
мама пришла… на Кавказ
едем…» Побледнела как простыня и упала на подушку…
— Люде надо
ехать учиться, крошка, — уговаривала его
мама, стараясь утешить. — Люда приедет на лето, да и мы съездим к ней, может быть, если удастся хорошо продать пшеницу.
—
Мама? Она
поехала с Ольгой Кирилловной на репетицию играть театр. Послезавтра у них будет представление. И меня возьмут… А ты пойдешь?
— Конечно! — улыбнулась Тарочка, — ты скоро
поедешь к
маме.
— Видите,
маме этого… Что я хотела сказать? Да!.. Надо выписать сто граммов хлороформу, пожалуйста, не забудьте, — с эфиром… Антон Антонович
поедет. А я завтра сама развешу, не будите провизора.
— Да, тут станешь опытным!.. Всю эту зиму он у нас прохворал глазами; должно быть, простудился прошлым летом, когда мы ездили по Волге. Пришлось к профессорам возить его в Москву… Такой комичный мальчугашка! — Она засмеялась. — Представьте себе:
едем мы по Волге на пароходе, стоим на палубе. Я говорю. «Ну, Кока, я сейчас возьму папу за ноги и брошу в Волгу!..» А он отвечает: «Ах,
мама, пожалуйста, не делай этого! Я ужасно не люблю, когда папу берут за ноги и бросают в Волгу!..»
В первый раз со дня кончины
мамы я почувствовала себя снова счастливой. Мы
ехали по тропинке, между рядами невысоких гор, в тихой долине Куры… А по берегам реки вырастали по временам в сгущающихся сумерках развалины замков и башен, носивших на себе печать давних и грозных времен.
— Никто не учит меня, деда! — смело крикнула я. — Моя
мама, хоть не молится на восток, как ты и Бэлла, на она любит вас, и аул твой она любит, и горы, и скучает без тебя и молится Богу, когда ты долго не
едешь, и ждет тебя на кровле… Ах, деда, деда, ты и не знаешь, как она тебя любит!
— Ну,
мама, мы с тобой в понедельник
поедем в город, ты с ней там увидишься.
Была паника. Пастухи отказывались гонять скотину в лес. В дальние поля никто не ходил на работу в одиночку. Раз вечером у нас выдалось много работы, и Фетису пришлось
ехать на хутор за молоком, когда солнце уже село. Он пришел к
маме и взволнованно заявил...
Мама беспокоилась: ну, как я не догадаюсь остаться ночевать на хуторе и все-таки
поеду.
Я испуганно таращил глаза и втягивал голову в плечи, мальчишка бил меня кулаком по шее, а извозчики, — такие почтительные и славные, когда я
ехал на них с папой или
мамой, — теперь грубо хохотали, а парень с дровами свистел и кричал...
Идет она с видом упорного, но несколько нарочитого и веселого каприза, шагает и останавливается вслед матери и тянет душу низким капризным голосом: «
Мама! а
мама! — я
поеду».
Лиза. Катя, Катечка! Где Катя? Алеша приехал. Ментиков, голубчик, ненаглядный, где Катя? Вы знаете, Алеша приехал, и, значит, дело идет на мировую. Какой Алеша красавец, и с ним какой-то, тоже красавец. Ментиков, вы это понимаете: значит, зимой я
еду к ним, и никакая
мама меня не удержит. Вы не грустите, мы вместе
поедем. Если бы я не была такая взрослая, я бы вас поцеловала, а теперь… (С силою хватает упирающегося Ментикова за руки и кружит по комнате. Убегает с криком.) Катя! Алеша приехал!
Лиза.
Мама, а
мама! Я
поеду.
— А знаешь что,
мама? — сказала вдруг Надежда Филипповна, и глаза ее засветились. — Если завтра будет такая же погода, то я с утренним поездом
поеду к нему в город! По крайней мере я хоть об его здоровье узнаю, погляжу на него, чаем его напою.
— А в этом городе, куда мы
едем, увижу ли я, наконец, мою
маму?
— Она
едет к родителям, в свою семью, а я, Бог знает, еще увижу ли свою
маму… — сквозь слезы проговорила молодая девушка.
— А ты,
мама, разве не
поедешь с нами?
— А мы… если бы
поехали… мы не опоздаем приехать в Венецию, не заставляя очень долго ожидать
маму… — начала сдаваться новая Ева на искушения современного «змия».
— Мы завтра все же
поедем,
мама? — первая нарушила молчание княжна Людмила.