Неточные совпадения
— А что, —
спросил я у
Максима Максимыча, — в самом ли деле он приучил ее к себе, или она зачахла в неволе, с тоски по родине?
— А как его звали? —
спросил я
Максима Максимыча.
— Да будто один Михеев! А Пробка Степан, плотник, Милушкин, кирпичник, Телятников
Максим, сапожник, — ведь все пошли, всех продал! — А когда председатель
спросил, зачем же они пошли, будучи людьми необходимыми для дому и мастеровыми, Собакевич отвечал, махнувши рукой: — А! так просто, нашла дурь: дай, говорю, продам, да и продал сдуру! — Засим он повесил голову так, как будто сам раскаивался в этом деле, и прибавил: — Вот и седой человек, а до сих пор не набрался ума.
Миновала зима, и на самое светло Христово воскресенье, в самый великий день,
спрашивает Максим Иванович опять: «А что тот самый мальчик?» А всю зиму молчал, не
спрашивал.
Испугался было и
Максим Иванович: «Чей такой?» —
спросил; сказали ему.
— Как я рада видеть вас… — торопливо говорила Надежда Васильевна, пока Привалов раздевался в передней. —
Максим уж несколько раз
спрашивал о вас… Мы пока остановились у доктора. Думали прожить несколько дней, а теперь уж идет вторая неделя. Вот сюда, Сергей Александрыч.
И, нагнувшись над ним в умилении, она поцеловала его лоб. Калганов в один миг открыл глаза, взглянул на нее, привстал и с самым озабоченным видом
спросил: где
Максимов?
Я
Максима — по лбу, я Варвару — за косу, а он мне разумно говорит: «Боем дела не исправишь!» И она тоже: «Вы, говорит, сначала подумали бы, что делать, а драться — после!»
Спрашиваю его: «Деньги-то у тебя есть?» — «Были, говорит, да я на них Варе кольцо купил».
— «Я, говорит, про кого это
спросил?» — «Про дочь Варвару, про зятя
Максима».
— Ты сказала не все? —
спросил Максим после минутного молчания.
— Что это с ним? —
спрашивала мать себя и других. Дядя
Максим внимательно вглядывался в лицо мальчика и не мог объяснить его непонятной тревоги.
— В чем дело? —
спросил Максим коротко, обращаясь к Петру.
— Послушай, Аня, —
спросил Максим у сестры по возвращении домой. — Не знаешь ли ты, что случилось во время нашей поездки? Я вижу, что мальчик изменился именно с этого дня.
— Неужели, сударыня? —
спросил Максим с комическою важностью, принимая в свою широкую руку маленькую ручку девочки. — Как я благодарен моему питомцу, что он сумел расположить в мою пользу такую прелестную особу.
— Что же ты испугался? —
спросил Максим. — Это те самые счастливцы, которым ты недавно завидовал, — слепые нищие, которые просят здесь милостыню… Им немного холодно, конечно. Но ведь от этого, по-твоему, им только лучше.
— Ты думаешь? —
спросил Максим холодно и посмотрел в сторону Эвелины. Во взгляде старика мелькнуло сожаление и участие. Девушка сидела серьезная и бледная.
— Вот он
спрашивает, — сказала Эвелина
Максиму, — что может означать выражение «красный звон»? Я не могу ему объяснить.
— О чем? —
спросил Малюта и невольно отворотил взгляд. Григорий Лукьянович никогда не дрожал перед врагом, но в присутствии
Максима ему было неловко.
— Что так? —
спросил Иоанн, глядя пристально на
Максима.
— Кто вы? —
спросил Максим.
— Куда? —
спросил Малюта и этот раз устремил тусклый взгляд свой на
Максима.
— С
Максимом? —
спросил Кожемякин и, поперхнувшись, сел на стул, пришибленный.
Ефима, видно, это ошарашило, мягче стал, — татарина в городе весьма уважают за честность и очень удивляются ему. Однако всё записали, таскают
Максима в полицию,
спрашивают о чём-то, а он ходит мрачнее сажи и смолы. К мировому его потянут, не избежать.
— Ты-ы? — удивлённо
спросил Кожемякин и вдруг — обрадовался, а в следующую секунду стало обидно, что это не
Максим.
Впутался
Максим, начал горячо утверждать, что русские проповедники умнее татар, а дядя Марк сразу и погасил огонь его,
спросив...
— Прогнали
Максима? — вдруг
спросил он.
— Видите? —
спросил Максим, вставая с кривой усмешкой на побледневшем лице. — Он хитрый…
— Это — кто?
Максим? —
спросил дядя Марк, словно испугавшись.
— Ты бы,
Максим, погодил со словами! — недовольно проворчал Кожемякин, а дядя Марк, быстрым жестом распахнув бороду,
спросил...
Максим тоже присел на корточки, недоверчиво
спрашивая...
«Меня, конечно», — сообразил Матвей Савельев, прислушиваясь и опуская голову. Он знал, что отменит своё распоряжение, если Шакир начнёт защищать дворника или сам
Максим войдёт и
спросит: «За что вы меня рассчитали?»
Путая русскую речь с татарской, Шакир тревожно и жадно
спрашивал о чём-то, а
Максим, возившийся в углу, развязывая тяжёлый кожаный сундук, взмахнул головою и сказал...
И, когда
Максим встал в двери, смущённо
спросил его...
— А чи не рассказывал вам старик, —
спросил Максим, — старую бывальщину про нашего деда?
— А еще какие правила даны
Максимом? —
спросил Николай Александрыч.
— Максима-то Комара видал? —
спросил Николай Александрыч.
— Что ж? И
Максим Комар также юродствует? —
спросил Николай Александрыч.
— Никак кто плачет? —
спросил Максим.
В это время за балаганом кто-то
спросил меня. Это был
Максимов. А так как за прослушанием разнообразной истории двух завалов мне оставалось еще тринадцать, я рад был придраться к этому случаю, чтобы пойти к своему взводу. Тросенко вышел вместе со мной. «Все врет, — сказал он мне, когда мы на несколько шагов отошли от балагана, — его и не было вовсе на завалах», — и Тросенко так добродушно расхохотался, что и мне смешно стало.
— Так ты говоришь, очень она хороша? —
спрашивал шепотом Семен Иванович
Максима Григорьевича.
Максим Яковлевич догадался, но Никита Григорьевич, не посвященный еще в семейную тайну,
спросил...
Опять
спросим, отчего ж такой смиренный, ветхий домик, мрачно глядевший на пустыре, такой бедный экипаж и прислуга, и вместе такое общее уважение жителей Холодни к Пшеницыным? Загадка была легка; ее давно разгадала Прасковья Михайловна: отец мужа ее был — миллионер. Миллионер того времени!..
Максим Ильич имел еще брата, который жил в Москве. Старик богач здравствовал. Он давал сыновьям на содержание только то, что ему вздумается, да и в том требовал отчета. Итак, жители кланялись богатым надеждам.
— Что такое? —
спросил Максим Ильич.
— Ну, что, какова моя-то зазнобушка?.. —
спросил Максим Григорьевич.
— Ты, конечно, тут бываешь? —
спросил Антиповну
Максим Яковлевич.
— Как же показался тебе Ермак? —
спросил сестру
Максим Яковлевич.