Неточные совпадения
Татьяна, милая Татьяна!
С тобой теперь я
слезы лью;
Ты в руки модного тирана
Уж отдала судьбу свою.
Погибнешь, милая; но прежде
Ты в ослепительной надежде
Блаженство темное зовешь,
Ты негу жизни узнаешь,
Ты пьешь волшебный яд желаний,
Тебя преследуют мечты:
Везде воображаешь ты
Приюты счастливых свиданий;
Везде, везде перед тобой
Твой искуситель роковой.
Стремит Онегин? Вы заране
Уж угадали; точно так:
Примчался к ней, к своей Татьяне,
Мой неисправленный чудак.
Идет, на мертвеца похожий.
Нет ни одной души в прихожей.
Он в залу; дальше: никого.
Дверь отворил он. Что ж его
С такою силой поражает?
Княгиня перед ним, одна,
Сидит, не убрана, бледна,
Письмо какое-то читает
И тихо
слезы льет рекой,
Опершись на руку щекой.
Судьбу мою
Отныне я тебе вручаю,
Перед тобою
слезы лью,
Твоей защиты умоляю…
Ах, не все нам
слезы горькие
Лить о бедствиях существенных,
На минуту позабудемся
В чарованьи красных вымыслов.
Слезы горькие
льет молодец
На свой бархатный кафтан.
С какой доверчивостью лживой,
Как добродушно на пирах,
Со старцами старик болтливый,
Жалеет он о прошлых днях,
Свободу славит с своевольным,
Поносит власти с недовольным,
С ожесточенным
слезы льет,
С глупцом разумну речь ведет!
А между тем орлиным взором
В кругу домашнем ищет он
Себе товарищей отважных,
Неколебимых, непродажных.
Во всем открылся он жене:
Давно в глубокой тишине
Уже донос он грозный копит,
И, гнева женского полна,
Нетерпеливая жена
Супруга злобного торопит.
В тиши ночной, на ложе сна,
Как некий дух, ему она
О мщенье шепчет, укоряет,
И
слезы льет, и ободряет,
И клятвы требует — и ей
Клянется мрачный Кочубей.
Приди, приди ко мне на луг,
Где жду тебя напрасно;
Приди, приди ко мне на луг,
Где
слезы лью всечасно…
Увы, придешь ко мне на луг,
Но будет поздно, милый друг!
Доселе я не плакал,
И даже слов не тратил много, — только
Рукой манил девиц делить любовь,
И золото бросал за ласки; ныне
Сломился я под гнетом жгучей страсти
И
слезы лью.
А я дома сижу, учусь кружева плести, тороплюсь-учусь, хочется скорее помочь матушке-то; бывало, не удается чего, —
слезы лью.
О, видит бог!.. Но долг другой,
И выше и трудней,
Меня зовет… Прости, родной!
Напрасных
слез не
лей!
Далек мой путь, тяжел мой путь,
Страшна судьба моя,
Но сталью я одела грудь…
Гордись — я дочь твоя!
Прихожу к тому ручью,
С милой где гулял я.
Он бежит, я
слезы лью,
Счастье убежало.
Томно ручеек журчит,
Делит грусть со мною
И как будто говорит:
Нет ее с тобою.
Когда… девушке случалось
В разлуке с милым другом быть,
То должно ей о нем, казалось,
Ручьями
слезы горьки
лить.
В Корчеве только
слезы льют да зубами щелкают.
И всякий раз при этом будет
слезы лить и приговаривать: видит бог, как мне тяжко!
Иной и в палатах и в неженье живет, да через золото
слезы льет, а другой и в соломку зароется, хлебца с кваском покушает, а на душе-то у него рай!
В дремоту тяжко погружен,
Он
льет мучительные
слезы,
В волненье мыслит: это сон!
Не веря сам своим очам,
Нежданным счастьем упоенный,
Наш витязь падает к ногам
Подруги верной, незабвенной,
Целует руки, сети рвет,
Любви, восторга
слезы льет,
Зовет ее — но дева дремлет,
Сомкнуты очи и уста,
И сладострастная мечта
Младую грудь ее подъемлет.
Публика неодобрительно и боязливо разошлась; в сумраке сеней я видел, как сердито сверкают на круглом белом лице прачки глаза, налитые
слезами. Я принес ведро воды, она велела
лить воду на голову Сидорова, на грудь и предупредила...
Бельтов писал часто к матери, и тут бы вы могли увидеть, что есть другая любовь, которая не так горда, не так притязательна, чтоб исключительно присвоивать себе это имя, но любовь, не охлаждающаяся ни летами, ни болезнями, которая и в старых летах дрожащими руками открывает письмо и старыми глазами
льет горькие
слезы на дорогие строчки.
Лука(выходит из-за угла). Ты, барин, зачем девку тревожишь? Ты бы не мешал ей… пускай плачет-забавляется… Она ведь для своего удовольствия
слезы льет… чем тебе это вредно?
Срубивши, на дровни бросает —
Наполнить бы их поскорей,
И вряд ли сама замечает,
Что
слезы все
льют из очей...
Но мне ты их скажешь, мой друг!
Ты с детства со мною знакома.
Ты вся — воплощенный испуг,
Ты вся — вековая истома!
Тот сердца в груди не носил,
Кто
слез над тобою не
лил!
Когда так медленно, так нежно
Ты пьешь лобзания мои,
И для тебя часы любви
Проходят быстро, безмятежно;
Снедая
слезы в тишине,
Тогда, рассеянный, унылый,
Перед собою, как во сне,
Я вижу образ вечно милый;
Его зову, к нему стремлюсь;
Молчу, не вижу, не внимаю;
Тебе в забвенье предаюсь
И тайный призрак обнимаю.
Об нем в пустыне
слезы лью;
Повсюду он со мною бродит
И мрачную тоску наводит
На душу сирую мою.
О, если бы я мог в него поверить,
С каким бы я раскаяньем пал ниц,
Какие б
лил горячие я
слезы,
Какие бы молитвы я нашел!
Допустим, что подневольный человек в этой борьбе ничего не выиграет, что он все-таки и вперед останется прежним подневольным человеком, но ведь он и без того никогда ничего не выигрывает, и без того он осужден «
слезы лить» — стало быть, какой же ему все-таки резон усердствовать и потрафлять?
Даже чернядь, которая специально рождена для того, чтобы
слезы лить, и та весело гогочет, слушая анекдоты об егоркиных подвохах и прогореловском простодушии.
На зло буду
слезы лить — гляди!..
Эти
слезыВпервые
лью: и больно и приятно,
Как будто тяжкий совершил я долг,
Как будто нож целебный мне отсек...
Тираны вам готовят муки,
А вы лобзаете их руки
И их венчаете главы.
Меж тем как всяк из них трудится
От вас себя обогащать,
Печаль на ваших лицах зрится,
Должны вы с глада умирать,
Вы стонете и
слезы льетеИ ваших варваров клянете,
Что, к злату лишь питая страсть
И не смягчаясь вашим роком,
Презрительным взирают оком
На злополучну вашу часть.
Над соловьем моим
слезы лью...
Увидав, как читатель иной
Льет над книгою
слезы рекой,
Так и хочешь сказать: «Друг любезный,
Не сочувствуй ты горю людей,
Не читай ты гуманных книжонок,
Но не ставь за каретой гвоздей,
Чтоб, вскочив, накололся ребенок...
Часто в ночку одинокую
Девка часу не спала,
А как жала рожь высокую,
Слезы в три ручья
лила!
Над главою их покорной
Мать с иконой чудотворной
Слезы льет и говорит:
«Бог вас, дети, наградит».
Он часто в сечах роковых
Подъемлет саблю, и с размаха
Недвижим остается вдруг,
Глядит с безумием вокруг,
Бледнеет, будто полный страха,
И что-то шепчет, и порой
Горючи
слезы льет рекой.
Не осенний мелкий дождичек
Брызжет, брызжет сквозь туман, —
Слезы горькие
льет молодец
На свой бархатный кафтан.
— Полно, брат молодец,
Ты ведь не девица,
Пей — тоска пройдет.
Пей, пей — тоска пройдет.
Ах, не все нам
слезы горькие
Лить о бедствиях существенных…
На минуту позабудемся
В чародействе красных вымыслов.
Неизъяснимый, непостижный!
Я знаю, что души моей
Воображении бессильны
И тени начертать Твоей.
Но если славословить должно,
То слабым смертным невозможно
Тебя ничем иным почтить,
Как им к Тебе лишь возвышаться,
В безмерной разности теряться
И благодарны
слезы лить.
И радовался и
слезы лил Степан Васильич при встрече с княжною.
В сиротстве жить — только
слезы лить; житье сиротинке, что гороху при дороге: кто пройдет, тот и порвет.
В сиротстве жить — только
слезы лить…
Много и горько плакала мать над дочерью, не коря ее, не браня, не попрекая. Молча
лила она тихие, но жгучие
слезы, прижав к груди своей победную голову Матренушки… Что делать?.. Дело непоправимое!..
Вот уж истинна-то правда, что в сиротстве жить — только
слезы лить, все-то обидеть сироту хотят, поклепы несут на нее да напраслины, а напраслина-то ведь, что уголь: не обожжет, так запачкает…
— Ты, блаженный, преблаженный, блаженная твоя часть, и не может прикоснуться никакая к тебе страсть, и не сильна над тобою никакая земнá власть!.. Совесть крепкая твоя — сманишь птицу из рая. Ты радей, не робей; змея лютого бей, ризу белую надень и духовно пиво пей!.. Из очей
слезы лей, птицу райскую лелей, — птица любит
слезы пить и научит, как нам жить, отцу Богу послужить, святым духом поблажить, всем праведным послужить!.. Оставайся, Бог с тобой, покров Божий над тобой!..
— Чего ж тебе еще, глупенькая? — подхватила Матренушка. — Целуй ручку, благодари барыню-то, да и пойдем, я тебе местечко укажу. А к дяде и не думай ходить — вот что. Живи с Божьими людьми; в миру нечего тебе делать. Здесь будет тебе хорошо, никто над тобой ни ломаться, ни надругаться не станет, битья ни от кого не примешь, брани да попреков не услышишь, будешь
слезы лить да не от лиха, а ради души спасенья.
У меня есть сильнодействующее средство от зубной боли, мне дал его в Выборге один швед, когда я ездил туда искать комнату, где Державин дописал две последние строфы оды «Бог», то есть: «В безмерной радости теряться и благодарны
слезы лить…» Я хотел видеть эти стены, но не нашел комнаты: у нас этим не дорожат…
— Оставь
слезы, прекрасная Магна. Теперь не время, чтоб
лить их и отчаиваться. Успокойся и верь, что если небо спасало тебя до сего часа, то теперь твое избавление уже несомненно, если ты только согласна сама помогать мне, чтобы я мог тебя выручить и возвратить тебя детям и мужу.
Лили Тоберг и Ксения Шепталова плачут, обнявшись. За эти
слезы счастья и волнения мы прощаем им сразу и их «аристократизм», и их нарядные платья, и собственную лошадь, которая ежедневно около четырех ждет Ксению у школьного подъезда.