Неточные совпадения
Она
лежала в постели с открытыми глазами, глядя при свете одной догоравшей свечи
на лепной карниз
потолка и
на захватывающую часть его тень от ширмы, и живо представляла себе, что̀ он будет чувствовать, когда ее уже не будет и она будет для него только одно воспоминание.
Я
лежал на диване, устремив глаза в
потолок и заложив руки под затылок, когда Вернер взошел в мою комнату. Он сел в кресла, поставил трость в угол, зевнул и объявил, что
на дворе становится жарко. Я отвечал, что меня беспокоят мухи, — и мы оба замолчали.
Напрягая зрение, он различил высоко под
потолком лампу, заключенную в черный колпак, — ниже, под лампой, висело что-то неопределенное, похожее
на птицу с развернутыми крыльями, и это ее тень
лежала на воде.
Изредка и как будто насильно она отводила взгляд
на свою постель, там, вверх грудью,
лежал Диомидов, высоко подняв брови, глядя в
потолок.
В дешевом ресторане Кутузов прошел в угол, — наполненный сизой мутью, заказал водки, мяса и, прищурясь, посмотрел
на людей, сидевших под низким, закопченным
потолком необширной комнаты; трое, в однообразных позах, наклонясь над столиками, сосредоточенно ели, четвертый уже насытился и, действуя зубочисткой, пустыми глазами смотрел
на женщину, сидевшую у окна; женщина читала письмо,
на столе пред нею стоял кофейник,
лежала пачка книг в ремнях.
Оформилась она не скоро, в один из ненастных дней не очень ласкового лета. Клим
лежал на постели, кутаясь в жидкое одеяло, набросив сверх его пальто. Хлестал по гулким крышам сердитый дождь, гремел гром, сотрясая здание гостиницы, в щели окон свистел и фыркал мокрый ветер. В трех местах с
потолка на пол равномерно падали тяжелые капли воды, от которой исходил запах клеевой краски и болотной гнили.
Целый день дед, бабушка и моя мать ездили по городу, отыскивая сбежавшего, и только к вечеру нашли Сашу у монастыря, в трактире Чиркова, где он увеселял публику пляской. Привезли его домой и даже не били, смущенные упрямым молчанием мальчика, а он
лежал со мною
на полатях, задрав ноги, шаркая подошвами по
потолку, и тихонько говорил...
Вся комната была выкрашена серою краской, а
потолок выбелен;
на полу
лежала дорожка.
В белой татарской избе,
на широких нарах,
лежала груда довольно сальных перин чуть не до
потолка, прикрытых с одной стороны ковром; остальная часть нар покрыта была белою кошмою.
Кроме отворенных пустых сундуков и привешенных к
потолку мешков,
на полках, которые тянулись по стенам в два ряда, стояло великое множество всякой всячины, фаянсовой и стеклянной посуды, чайников, молочников, чайных чашек, лаковых подносов, ларчиков, ящичков, даже бутылок с новыми пробками; в одном углу
лежал громадный пуховик, или, лучше сказать, мешок с пухом; в другом — стояла большая новая кадушка, покрытая белым холстом; из любопытства я поднял холст и с удивлением увидел, что кадушка почти полна колотым сахаром.
— Позвольте, я сам буду допрашивать и писать, — сказал он, почти насильно вырывая у Миротворского перо и садясь писать: во-первых, в осмотре он написал, что подлобники хотя и были раскиданы, но домовладелец объяснил, что они у него всегда так
лежат, потому что
на них молятся его домашние, что ладаном хотя и пахнуло, но дыма, который бы свидетельствовал о недавнем курении, не было, — в
потолке две тесины, по показанию хозяина, были не новые.
Придя к себе, Ромашов, как был, в пальто, не сняв даже шашки, лег
на кровать и долго
лежал, не двигаясь, тупо и пристально глядя в
потолок. У него болела голова и ломило спину, а в душе была такая пустота, точно там никогда не рождалось ни мыслей, ни вспоминаний, ни чувств; не ощущалось даже ни раздражения, ни скуки, а просто
лежало что-то большое, темное и равнодушное.
Сидя в этой уютной комнатке, обитой голубыми обоями, с диваном, кроватью, столом,
на котором
лежат бумаги, стенными часами и образом, перед которым горит лампадка, глядя
на эти признаки жилья и
на толстые аршинные балки, составлявшие
потолок, и слушая выстрелы, казавшиеся слабыми в блиндаже, Калугин решительно понять не мог, как он два раза позволил себя одолеть такой непростительной слабости; он сердился
на себя, и ему хотелось опасности, чтобы снова испытать себя.
— Да, мерзавцев много, — отрывисто и болезненно проговорила она. Она
лежала протянувшись, недвижимо и как бы боясь пошевелиться, откинувшись головой
на подушку, несколько вбок, смотря в
потолок утомленным, но горячим взглядом. Лицо ее было бледно, губы высохли и запеклись.
В зале половицы слегка колебались, штукатурка кусками валялась
на полу, а
на потолке виднелись бурые круги вследствие течи; посредине комнаты стоял круглый банкетный стол,
на котором
лежал старинный-старинный нумер"Московских ведомостей".
Потолок был закопчен, обои
на стенах треснули и во многих местах висели клочьями, подоконники чернели под густым слоем табачной золы, подушки валялись
на полу, покрытом липкою грязью,
на кровати
лежала скомканная простыня, вся серая от насевших
на нее нечистот.
Койки напоминали гробы, больные,
лежа кверху носами, были похожи
на мертвых воробьев. Качались желтые стены, парусом выгибался
потолок, пол зыбился, сдвигая и раздвигая ряды коек, все было ненадежно, жутко, а за окнами торчали сучья деревьев, точно розги, и кто-то тряс ими.
В гостиной были низкие
потолки. Они давили Передонова. Мебель тесно жалась к стенке.
На полу
лежали веревочные маты. Справа и слева из-за стены слышались шопоты и шорохи. Из дверей выглядывали бледные женщины и золотушные мальчики, все с жадными, блестящими глазами. Из шопота иногда выделялись вопросы и ответы погромче.
Я понимал, что
лежу в постели, что я болен, что я только что бредил, но светлый круг
на темном
потолке все-таки пугал меня затаенной зловещей угрозой.
Петр и жена его, повернувшись спиной к окнам, пропускавшим лучи солнца, сидели
на полу;
на коленях того и другого
лежал бредень, который, обогнув несколько раз избу, поднимался вдруг горою в заднем углу и чуть не доставал в этом месте до люльки, привешенной к гибкому шесту, воткнутому в перекладину
потолка.
— Эх, умереть бы! — говорил он скрипящим голосом. —
Лежу вот и думаю: интересно умереть! — Голос у него упал, зазвучал тише. — Ангелы ласковые…
На всё могут ответить тебе… всё объяснят… — Он замолчал, мигнув, и стал следить, как
на потолке играет бледный солнечный луч, отражённый чем-то. — Машутку-то не видал?..
Якова он застал грустным и убитым.
Лежа на койке лицом к
потолку, он смотрел широко открытыми глазами вверх и не заметил, как подошёл к нему Илья.
На другой день он долго не решался выйти из дома,
лежал в постели, глядя в
потолок; перед ним плавало свинцовое лицо Саши с тусклыми глазами и венцом красных прыщей
на лбу. Это лицо сегодня напоминало ему детство и зловещую луну, в тумане, над болотом.
Посредине пола,
на голой земле,
лежала Людмила, разметав руки. Глаза ее то полузакрывались, то широко открывались и смотрели в одну точку
на потолок. Подле нее сидела ее пьяная мать, стояла водка и дымился завернутый в тряпку картофель.
Все остальное время Персиков
лежал у себя
на Пречистенке
на диване, в комнате, до
потолка набитой книгами, под пледом, кашлял и смотрел в пасть огненной печурки, которую золочеными стульями топила Марья Степановна, вспоминал суринамскую жабу.
Пётр
лежал в постели, закинув руки под голову, бородою в
потолок, искоса смотрел
на жену и находил, что она похожа
на какую-то машину, а от её мази пахнет варёной севрюгой.
— Сейчас помрет, — как бы угадав мою мысль, шепнул фельдшер. Он покосился
на простыню, но, видимо, раздумал: жаль было кровавить простыню. Однако через несколько секунд ее пришлось прикрыть. Она
лежала, как труп, но она не умерла. В голове моей вдруг стало светло, как под стеклянным
потолком нашего далекого анатомического театра.
И тут бабка выросла из-под земли и перекрестилась
на дверную ручку,
на меня,
на потолок. Но я уж не рассердился
на нее. Повернулся, приказал Лидке впрыснуть камфару и по очереди дежурить возле нее. Затем ушел к себе через двор. Помню, синий свет горел у меня в кабинете,
лежал Додерляйн, валялись книги. Я подошел к дивану одетый, лег
на него и сейчас же перестал видеть что бы то ни было; заснул и даже снов не видел.
Я не знаю, сколько времени я
лежал без сознания. Когда я очнулся, я не помнил ничего. То, что я
лежал на полу, то, что я видел сквозь какой-то странный сизый туман
потолок, то, что я чувствовал, что в груди у меня есть что-то, мешающее мне двинуться и сказать слово, — все это не удивило меня. Казалось, что все это так и нужно для какого-то дела, которое нужно сделать и которого я никак не мог вспомнить.
«Умирает». Не зная собственно, что это такое, я неслышной стопой подошел к кроватке,
на которой
лежала Анюта. Яркий румянец играл
на ее детском лице, и большие голубые глаза неподвижно смотрели в
потолок.
Перед ними
на столе
лежали большой кусок солонины, окорок и разные соленые закуски, и от солонины, очень жирной и вкусной
на вид, валил к
потолку пар.
Посредине кубрика,
на длинном обеденном столе, покрытом ковром,
лежал капитан Пэд. Упорно не закрывавшиеся глаза его были обращены к
потолку, словно там, в просмоленных пазах, скрывалось объяснение столь неожиданной смерти. Лицо стало еще чернее, распухло, лишилось всякого выражения. Труп был одет в парадный морской мундир, с галунами и блестящими пуговицами; прямая американская сабля, добытая с китоловного судна,
лежала между ног Пэда. Вспухшие кисти рук скрещивались
на высокой груди.
На одной шторе этот пустынник, с огромнейшей бородой, глазами навыкате и в сандалиях, увлекает в горы какую-то растрепанную барышню;
на другой — происходит ожесточенная драка между четырьмя витязями в беретах и с буфами
на плечах; один
лежит, en raccourci, убитый — словом, все ужасы представлены, а кругом такое невозмутимое спокойствие, и от самых штор ложатся такие кроткие отблески
на потолок…
Я вошел в комнату Пасынкова. Он не
лежал, а сидел
на своей постели, наклонясь всем туловищем вперед, тихо разводил руками, улыбался и говорил, все говорил голосом беззвучным и слабым, как шелест тростника. Глаза его блуждали. Печальный свет ночника, поставленного
на полу и загороженного книгою,
лежал недвижным пятном
на потолке; лицо Пасынкова казалось еще бледнее в полумраке.
Лежа на спине, он ясно увидел, как прямая линия, образованная стеною и
потолком, вдруг расцветилась радугой, изломалась и вся расплылась в мелких, как Млечный Путь, звездочках.
Авдей Иванович недвижно
лежал на диване и глядел в
потолок. Кистер закурил трубку, подошел к окну и стал барабанить пальцами по стеклам.
Разговаривая таким образом, мы катаемся по озеру до тех пор, пока не начинает темнеть… При прощании Кэт фразой, брошенной вскользь, дает мне понять, что ежедневно утром и вечером она имеет обыкновение гулять по саду. Это все случилось вчера, но я не успел ничего вчера записать в дневник, потому что все остальное время до полуночи
лежал на кровати, глядел в
потолок и предавался тем несбыточным, невероятным мечтам, которые, несмотря
на их невинность, совестно передавать
на бумаге.
Петр Дмитрич, сердитый и
на графа Алексея Петровича, и
на гостей, и
на самого себя, отводил теперь душу. Он бранил и графа, и гостей, и с досады
на самого себя готов был высказывать и проповедовать, что угодно. Проводив гостя, он походил из угла в угол по гостиной, прошелся по столовой, по коридору, по кабинету, потом опять по гостиной, и вошел в спальню. Ольга Михайловна
лежала на спине, укрытая одеялом только по пояс (ей уже казалось жарко), и со злым лицом следила за мухой, которая стучала по
потолку.
Он приехал домой, едва слыша под собою ноги. Были уже сумерки. Печальною или чрезвычайно гадкою показалась ему квартира после всех этих неудачных исканий. Взошедши в переднюю, увидел он
на кожаном запачканном диване лакея своего Ивана, который,
лежа на спине, плевал в
потолок и попадал довольно удачно в одно и то же место. Такое равнодушие человека взбесило его; он ударил его шляпою по лбу, примолвив: «Ты, свинья, всегда глупостями занимаешься!»
— Не убегет. Да ён, ваше благородие — надо правду говорить — смирной… Кою пору все только
лежит да в
потолок смотрит. Дрыхнет ли, так ли отлеживается, шут его знает… Раз только и вставал-то: поесть бы, сказывает, охота. Покормил я его маленько, попросил он еще табачку
на цигарку да опять и залег.
Один за другим шли часы, и дождь всё шёл, а
на койке неподвижно
лежала женщина, глядя воспалёнными глазами в
потолок; зубы её крепко стиснуты, скулы выдались.
Но девочка не отвечает и смотрит в
потолок неподвижными, невеселыми глазами. У нее ничего не болит и даже нет жару. Но она худеет и слабеет с каждым днем. Что бы с ней ни делали, ей все равно, и ничего ей не нужно. Так
лежит она целые дни и целые ночи, тихая, печальная. Иногда она задремлет
на полчаса, но и во сне ей видится что-то серое, длинное, скучное, как осенний дождик.
И он
лежал под черным
потолком и думал, а
на дворе тихо и покорно угасал короткий зимний день.
Что ж это? сон? и я
лежу в постеле?
Но нет, вот раму щупает рука —
Я точно здесь — вот ясно проскрипели
На улице полозья… С
потолкаПосыпалася известь; вот в панели
Как будто что-то треснуло слегка…
Вот словно шелком вдруг зашелестило…
Я поднял взор — и дух мне захватило.
— Ничего, отец, ты не беспокойся. Выздоровеешь, да еще как откалывать-то начнешь — по-небесному! — продолжал отец дьякон. Он
лежал на спине и мечтательно глядел в
потолок,
на котором играл неведомо откуда отраженный солнечный луч. Студент ушел курить, и в минуты молчания слышалось только тяжелое и короткое дыхание Лаврентия Петровича.
Князь Егорушка
лежал на кровати и своими красными, кроличьими глазками глядел в
потолок.
Там, задрав ноги кверху и ловя рукой мух, осыпавших
потолок и стены,
лежал спиной
на лавке, в одной рубахе, раскосмаченный дьякон Мемнон и во всю мочь распевал великий прокимен первого гласа: «Кто Бог велий, яко Бог наш…» Прерывал он пение только руганью, когда муха садилась ему
на лицо либо залезала в нос или в уста, отверстые ради славословия и благочестного пения.
В это время из залы донеслись звуки рояля, двери бесшумно распахнулись, и мы ахнули… Посреди залы, вся сияя бесчисленными огнями свечей и дорогими, блестящими украшениями, стояла большая, доходящая до
потолка елка. Золоченые цветы и звезды
на самой вершине ее горели и переливались не хуже свечей.
На темном бархатном фоне зелени красиво выделялись повешенные бонбоньерки, мандарины, яблоки и цветы, сработанные старшими. Под елкой
лежали груды ваты, изображающей снежный сугроб.
Мне не спится по ночам. Вытягивающая повязка
на ноге мешает шевельнуться, воспоминание опять и опять рисует недавнюю картину. За стеною, в общей палате, слышен чей-то глухой кашель, из рукомойника звонко и мерно капает вода в таз. Я
лежу на спине, смотрю, как по
потолку ходят тени от мерцающего ночника, — и хочется горько плакать. Были силы, была любовь. А жизнь прошла даром, и смерть приближается, — такая же бессмысленная и бесплодная… Да, но какое я право имел ждать лучшей и более славной смерти?
Было Благовещение. Андрей Иванович
лежал на кровати, смотрел в
потолок и думал о Ляхове. За перегородкою пьяные ломовые извозчики ругались и пели песни. Александра Михайловна сидела под окном у стола; перед нею
лежала распущенная пачка коричневых бланков, края их были смазаны клеем. Александра Михайловна брала четырехгранную деревяшку, быстро сгибала и оклеивала
на ней бланк и бросала готовую пачку в корзину; по другую сторону стола сидела Зина и тоже клеила.