Неточные совпадения
— Если бы не было этого преимущества анти-нигилистического влияния на
стороне классических наук, мы бы больше подумали, взвесили бы доводы обеих
сторон, — с тонкою улыбкой говорил Сергей Иванович, — мы бы дали простор тому и другому направлению. Но теперь мы знаем, что
в этих пилюлях классического образования
лежит целебная сила антинигилизма, и мы смело предлагаем их нашим пациентам… А что как нет и целебной силы? — заключил он, высыпая аттическую соль.
Посреди стола и поперек его, на блюде,
в пене сметаны и тертого хрена
лежал, весело улыбаясь, поросенок, с трех
сторон его окружали золотисто поджаренный гусь, индейка и солидный окорок ветчины.
В узеньком тупике между гнилых заборов человек двадцать мальчишек шумно играют
в городки.
В стороне лежит, животом на земле, Иноков, босый, без фуражки; встрепанные волосы его блестят на солнце шелком, пестрое лицо сморщено счастливой улыбкой, веснушки дрожат. Он кричит умоляющим тоном, возбужденно...
Вот она заговорила, но
в топоте и шуме голосов ее голос был не слышен, а круг снова разрывался, люди, отлетая
в сторону, шлепались на пол с мягким звуком, точно подушки, и
лежали неподвижно; некоторые, отскакивая, вертелись одиноко и парами, но все падали один за другим или, протянув руки вперед, точно слепцы, пошатываясь, отходили
в сторону и там тоже бессильно валились с ног, точно подрубленные.
Клим приподнял голову ее, положил себе на грудь и крепко прижал рукою. Ему не хотелось видеть ее глаза, было неловко, стесняло сознание вины пред этим странно горячим телом. Она
лежала на боку, маленькие, жидкие груди ее некрасиво свешивались обе
в одну
сторону.
— Городок наш милый относится к числу отодвинутых
в сторону от путей новейшей истории, поэтому
в нем много важного и ценного
лежит нетронуто, по укладкам, по сундукам, ожидая прикосновения гениальной руки нового Карамзина или хотя бы Забелина.
Как все тихо, все сонно
в трех-четырех деревеньках, составляющих этот уголок! Они
лежали недалеко друг от друга и были как будто случайно брошены гигантской рукой и рассыпались
в разные
стороны, да так с тех пор и остались.
—
В этом же углу
лежат и замыслы твои «служить, пока станет сил, потому что России нужны руки и головы для разработывания неистощимых источников (твои слова); работать, чтоб слаще отдыхать, а отдыхать — значит жить другой, артистической, изящной
стороной жизни, жизни художников, поэтов».
Ему пришла
в голову прежняя мысль «писать скуку»: «Ведь жизнь многостороння и многообразна, и если, — думал он, — и эта широкая и голая, как степь, скука
лежит в самой жизни, как
лежат в природе безбрежные пески, нагота и скудость пустынь, то и скука может и должна быть предметом мысли, анализа, пера или кисти, как одна из
сторон жизни: что ж, пойду, и среди моего романа вставлю широкую и туманную страницу скуки: этот холод, отвращение и злоба, которые вторглись
в меня, будут красками и колоритом… картина будет верна…»
Их везла пара сытых лошадей, ехавших медленной рысью;
в груди у них что-то отдавалось, точно икота. Кучер держал кнут
в кулаке, вожжи
лежали у него на коленях, и он изредка подергивал ими, с ленивым любопытством и зевотой поглядывая на знакомые предметы по
сторонам.
И там пленяешься своего рода несообразностями: барс схватил зубами охотника за ногу, а охотник,
лежа в тростнике, смотрит
в сторону и смеется.
Напрасно водили меня показывать, как красиво вздуваются паруса с подветренной
стороны, как фрегат,
лежа боком на воде, режет волны и мчится по двенадцати узлов
в час.
Взгляд не успевал ловить подробностей этой большой, широко раскинувшейся картины. Прямо
лежит на отлогости горы местечко, с своими идущими частью правильным амфитеатром, частью беспорядочно перегибающимися по холмам улицами, с утонувшими
в зелени маленькими домиками, с виноградниками, полями маиса, с близкими и дальними фермами, с бегущими во все
стороны дорогами. Налево гора Паарль, которая, картинною разнообразностью пейзажей, яркой зеленью, не похожа на другие здешние горы.
Потом все европейские консулы, и американский тоже, дали знать Таутаю, чтоб он снял свой лагерь и перенес на другую
сторону. Теперь около осажденного города и европейского квартала все чисто. Но европейцы уже не считают себя
в безопасности: они ходят не иначе как кучами и вооруженные. Купцы
в своих конторах сидят за бюро, а подле
лежит заряженный револьвер. Бог знает, чем это все кончится.
Дорога пошла
в гору. Жарко. Мы сняли пальто: наши узкие костюмы, из сукна и других плотных материй, просто невозможны
в этих климатах. Каков жар должен быть летом! Хорошо еще, что ветер с моря приносит со всех
сторон постоянно прохладу! А всего
в 26-м градусе широты
лежат эти благословенные острова. Как не взять их под покровительство? Люди Соединенных Штатов совершенно правы, с своей
стороны.
Однажды он, с тремя товарищами, охотился за носорогом, выстрелил
в него — зверь побежал; они пустились преследовать его и вдруг заметили, что
в стороне, под деревьями,
лежат два льва и с любопытством смотрят на бегущего носорога и на мистера Бена с товарищами, не трогаясь с места.
— Доктор, вы ошибаетесь, — возражал Привалов. — Что угодно, только Зося самая неувлекающаяся натура, а скорее черствая и расчетливая.
В ней есть свои хорошие
стороны, как во всяком человеке, но все зло
лежит в этой неустойчивости и
в вечной погоне за сильными ощущениями.
Тут случилась неожиданность: Алеша вдруг чихнул; на скамейке мигом притихли. Алеша встал и пошел
в их
сторону. Это был действительно Смердяков, разодетый, напомаженный и чуть ли не завитой,
в лакированных ботинках. Гитара
лежала на скамейке. Дама же была Марья Кондратьевна, хозяйкина дочка; платье на ней было светло-голубое, с двухаршинным хвостом; девушка была еще молоденькая и недурная бы собой, но с очень уж круглым лицом и со страшными веснушками.
Собирая дрова, я увидел совсем
в стороне, далеко от костра, спавшего солона. Ни одеяла, ни теплой одежды у него не было. Он
лежал на ельнике, покрывшись только одним своим матерчатым кафтаном. Опасаясь, как бы он не простудился, я стал трясти его за плечо, но солон спал так крепко, что я насилу его добудился. Да Парл поднялся, почесал голову, зевнул, затем лег опять на прежнее место и громко захрапел.
Картина, которую я увидел, была необычайно красива. На востоке пылала заря. Освещенное лучами восходящего солнца море
лежало неподвижно, словно расплавленный металл. От реки поднимался легкий туман. Испуганная моими шагами, стая уток с шумом снялась с воды и с криком полетела куда-то
в сторону, за болото.
Дальнейший путь
лежал вниз по Сице. Она шириной около 4 м, глубиной 0,6 м и
в нижнем течении очень порожиста и бурлива. По мере того как мы отходили от водораздела, долина суживалась все более и более и наконец превратилась
в глубокое ущелье. Здесь с обеих
сторон высятся мощные древнеречные террасы, состоящие из глинистых сланцев с прослойками желтого мелкозернистого песчаника и молочно-белого кварца. Сланцы сильно перемяты и кажутся плойчатыми.
Возвращаться назад, не доведя дело до конца, было до слез обидно. С другой
стороны, идти
в зимний поход, не снарядившись как следует, — безрассудно. Будь я один с Дерсу, я не задумался бы и пошел вперед, но со мной были люди, моральная ответственность за которых
лежала на мне. Под утро я немного уснул.
Пробираться сквозь заросли горелого леса всегда трудно. Оголенные от коры стволы деревьев с заостренными сучками
в беспорядке
лежат на земле.
В густой траве их не видно, и потому часто спотыкаешься и падаешь. Обыкновенно после однодневного пути по такому горелому колоднику ноги у лошадей изранены, у людей одежда изорвана, а лица и руки исцарапаны
в кровь. Зная по опыту, что гарь выгоднее обойти
стороной, хотя бы и с затратой времени, мы спустились к ручью и пошли по гальке.
Я сел
в тарантасе — до тех пор я
лежал — и стал глядеть по
сторонам.
Небольшое сельцо Колотовка, принадлежавшее некогда помещице, за лихой и бойкий нрав прозванной
в околотке Стрыганихой (настоящее имя ее осталось неизвестным), а ныне состоящее за каким-то петербургским немцем,
лежит на скате голого холма, сверху донизу рассеченного страшным оврагом, который, зияя как бездна, вьется, разрытый и размытый, по самой середине улицы и пуще реки, — через реку можно по крайней мере навести мост, — разделяет обе
стороны бедной деревушки.
Итак, я
лежал под кустиком
в стороне и поглядывал на мальчиков. Небольшой котельчик висел над одним из огней;
в нем варились «картошки». Павлуша наблюдал за ним и, стоя на коленях, тыкал щепкой
в закипавшую воду. Федя
лежал, опершись на локоть и раскинув полы своего армяка. Ильюша сидел рядом с Костей и все так же напряженно щурился. Костя понурил немного голову и глядел куда-то вдаль. Ваня не шевелился под своей рогожей. Я притворился спящим. Понемногу мальчики опять разговорились.
Теперь путь наш
лежал вниз по реке Синанце. Она течет по широкой межскладчатой долине
в меридиональном направлении с некоторым склонением на восток. Река эта очень извилиста. Она часто разбивается на протоки и образует многочисленные острова, поросшие тальниками. Ширина ее 40–50 м и глубина 3,6–4,5 м. Леса, растущие по обеим
сторонам реки, смешанные, со значительным преобладанием хвои.
Ширина Арму
в нижнем течении около 80 м, глубина от 2 до 3 м, быстрота течения 10 км
в час.
В долине Арму сильно развиты речные террасы. Особенно их много
в среднем течении реки, преимущественно с левой
стороны. Террасы эти высотой до 10 м; основание их массивное и состоит из плотных глинистых сланцев, поверх которых
лежит мощный слой наносного обломочного материала.
Деревня Нотохоуза — одно из самых старых китайских поселений
в Уссурийском крае. Во времена Венюкова (1857 год) сюда со всех
сторон стекались золотопромышленники, искатели женьшеня, охотники и звероловы. Старинный путь, которым уссурийские манзы сообщались с постом Ольги,
лежал именно здесь. Вьючные караваны их шли мимо Ното по реке Фудзину через Сихотэ-Алинь к морю. Этой дорогой предстояло теперь пройти и нам.
Вдруг ветер переменился, и дым отнесло
в сторону. Дерсу поднялся и растолкал меня. Я попробовал было еще идти по галечниковой отмели, но вскоре убедился, что это свыше моих сил: я мог только
лежать и стонать.
Пока он ел, я продолжал его рассматривать. У его пояса висел охотничий нож. Очевидно, это был охотник. Руки его были загрубелые, исцарапанные. Такие же, но еще более глубокие царапины
лежали на лице: одна на лбу, а другая на щеке около уха. Незнакомец снял повязку, и я увидел, что голова его покрыта густыми русыми волосами; они росли
в беспорядке и свешивались по
сторонам длинными прядями.
Идя по линии затесок, мы скоро нашли соболиные ловушки. Некоторые из них были старые, другие новые, видимо, только что выстроенные. Одна ловушка преграждала дорогу. Кожевников поднял бревно и сбросил его
в сторону. Под ним что-то
лежало. Это оказались кости соболя.
Путь наш
лежал правым берегом Ли-Фудзина. Иногда тропинка отходила
в сторону, углубляясь
в лес настолько, что трудно было ориентироваться и указать, где течет Ли-Фудзин, но совершенно неожиданно мы снова выходили на реку и шли около береговых обрывов.
К утру я немного прозяб. Проснувшись, я увидел, что костер прогорел. Небо еще было серое; кое-где
в горах
лежал туман. Я разбудил казака. Мы пошли разыскивать свой бивак. Тропа, на которой мы ночевали, пошла куда-то
в сторону, и потому пришлось ее бросить. За речкой мы нашли другую тропу. Она привела нас к табору.
На берегу
лежали самки и рядом с ними молодняк, а
в стороне около пещер, выбитых волнением, дремали большие самцы.
Над самой гостиницей и над садом веяли флаги; студенты сидели за столами под обстриженными липками; огромный бульдог
лежал под одним из столов;
в стороне,
в беседке из плюща, помещались музыканты и усердно играли, то и дело подкрепляя себя пивом.
Как сейчас я его перед собой вижу. Тучный, приземистый и совершенно лысый старик, он сидит у окна своего небольшого деревянного домика,
в одном из переулков, окружающих Арбат. С одной
стороны у него столик, на котором
лежит вчерашний нумер «Московских ведомостей»; с другой, на подоконнике,
лежит круглая табакерка, с березинским табаком, и кожаная хлопушка, которою он бьет мух. У ног его сидит его друг и собеседник, жирный кот Васька, и умывается.
Едва приложил я голову к подушке, как уже почувствовал, что меня раскачивает во все
стороны, точно
в лодке. Пуховики были так мягки, что я
лежал как бы распростертый
в воздухе. Одно мгновение — и я всем существом окунулся
в ту нежащую мглу, которая называется детским сном.
Потихоньку побежал он, поднявши заступ вверх, как будто бы хотел им попотчевать кабана, затесавшегося на баштан, и остановился перед могилкою. Свечка погасла, на могиле
лежал камень, заросший травою. «Этот камень нужно поднять!» — подумал дед и начал обкапывать его со всех
сторон. Велик проклятый камень! вот, однако ж, упершись крепко ногами
в землю, пихнул он его с могилы. «Гу!» — пошло по долине. «Туда тебе и дорога! Теперь живее пойдет дело».
За пределами противоположения между Богом и несотворенной свободой, описывающего наш духовный опыт по сю
сторону,
лежит трансцендентная божественная тайна,
в которой все противоречия снимаются, там неизъяснимый и невыразимый божественный свет.
Мы миновали православное кладбище, поднявшись на то самое возвышение дороги, которое когда-то казалось мне чуть не краем света, и откуда мы с братом ожидали «рогатого попа». Потом и улица, и дом Коляновских исчезли за косогором… По
сторонам тянулись заборы, пустыри, лачуги, землянки, перед нами
лежала белая лента шоссе, с звенящей телеграфной проволокой, а впереди,
в дымке пыли и тумана, синела роща, та самая, где я когда-то
в первый раз слушал шум соснового бора…
Второй округ Сев<ерного> Сахалина находится по ту
сторону водораздельного хребта и называется Тымовским, так как большинство его селений
лежит на реке Тыми, впадающей
в Охотское море.
Помнится, по дороге от старого рудника к новому мы на минутку остановились около старика-кавказца, который
лежал на песке
в глубоком обмороке; два земляка держали его за руки, беспомощно и растерянно поглядывая по
сторонам.
На верхней половине шеи
лежит поперечная белая полоса, которая, однако, под горлом не соединяется, и немцы не совсем верно называют витютина «кольцовый голубь» (Ringtaube); на плечном сгибе крыла также видно белое, несколько продолговатое пятно, которое вытягивается полосою, если распустить крыло; концы крайних длинных перьев
в крыльях и хвосте — темного цвета; на нижней внутренней
стороне хвостовых перьев
лежит поперек опять белая полоса, состоящая из белых пятен на каждом пере, которых на другой, верхней
стороне совсем незаметно; ножки красные, как у русского голубя; нос бледно-красноватый или розовый; глаза ясные, не темные и не серые: какого-то неопределенного светло-пепельного цвета.
Носик у ней с пережабинкой, светло-рогового цвета; голова, шея и зоб сизо-розовые; около темных прекрасных глаз
лежит ободочек, довольно широкий, из не заросшей перышками кожицы светло-малинового цвета; на обеих
сторонах шеи, на палец от глаз, есть продолговатое, очень красивое, кофейное пятно, пересекаемое белыми полосками, или, лучше сказать, три темно-кофейные пятнышка, обведенные белою каемочкой; по крыльям от плеч
лежат темные продолговатые пятна, отороченные коричневым ободочком; длинные перья
в крыльях светло-кофейные, такого же цвета и хвост, довольно длинный; два верхние хвостовые пера без каемок, а все нижние оканчиваются белою полосою
в палец шириной; по спине видны небольшие, неясные пестринки; хлупь чисто-белая и ножки розовые.
Вообще стрепет сторожек, если стоит на ногах или бежит, и смирен, если
лежит, хотя бы место было совершенно голо: он вытянет шею по земле, положит голову
в какую-нибудь ямочку или впадинку, под наклонившуюся травку, и думает, что он спрятался;
в этом положении он подпускает к себе охотника (который никогда не должен ехать прямо, а всегда около него и
стороною) очень близко, иногда на три и на две сажени.
Все остальные части шеи, зоб и хлупь — чисто-белые; из-под шеи, по обеим щекам, по кофейному полю идут извилистые полоски почти до ушей; спина светло-сизая или серая узорчатая; на крыльях
лежат зеленовато-кофейные, золотистые полосы, сверху обведенные ярко-коричневою, а снизу белою каемочкою; по спинке к хвосту
лежат длинные темные перья, окаймленные по краям беловатою бахромкою, некоторые из них имеют продольные беловатые полоски; вообще оттенки темного и белого цвета очень красивы; верхняя
сторона крыльев темновато-пепельная, а нижняя светло-пепельная; такого же цвета верхние хвостовые перья; два из них потемнее и почти
в четверть длиною: они складываются одно на другое, очень жестки, торчат, как спица или шило, от чего, без сомнения, эта утка получила свое имя.
На голове у вальдшнепа сверху
лежат четыре поперечные полоски, или растянутые пятна темного цвета; красноты больше на спине и верхней
стороне крыльев, а нижняя, зоб и брюхо — светлее и покрыты правильными поперечными серо-пепельными полосками; хвост коротенький, исподние его перья подлиннее верхних, очень темны, даже черны, и каждое оканчивается с изнанки белым пятнышком, а сверху красно-серым; верхние же хвостовые перышки помельче, покороче и светло-коричневые; нос
в длину вершок с четвертью; ноги для кулика такой величины коротки; цвет носа и ног светло-роговой.
Пешком эта охота слишком тяжела, и потому для отысканья русачьих маликов надобно ездить верхом, а всего лучше
в легких санях; разбирать путаницы всех жировок, или жиров, и ходов не должно, а надобно объезжать их кругом и считать входы и выходы: если нет лишнего выхода — русак
лежит тут,
в жирах, что, впрочем, бывает довольно редко; отыскав же выход и увидя, наконец, что заяц начал метать петли, охотник должен уже пешком, с ружьем наготове и с взведенными курками, идти по малику: логово где-нибудь недалеко, и надобно не зевать и не слишком заглядываться на свежесть следов, а смотреть, нет ли сметки вбок и не
лежит ли русак где-нибудь
в стороне.
Зайца увидишь по большей части издали, можешь подойти к нему близко, потому что
лежит он
в мокрое время крепко, по инстинкту зная, что на голой и черной земле ему, побелевшему бедняку, негде спрятаться от глаз врагов своих, что даже сороки и вороны нападут на него со всех
сторон с таким криком и остервенением, что он
в страхе не будет знать, куда деваться…