Неточные совпадения
Скотинин. Суженого конем не объедешь, душенька! Тебе на свое счастье грех пенять. Ты будешь жить со мною припеваючи. Десять тысяч твоего доходу! Эко счастье привалило; да я столько родясь и не видывал; да я на них всех свиней со
бела света
выкуплю; да я, слышь ты, то сделаю, что все затрубят: в здешнем-де околотке и житье одним свиньям.
Всегда она бывала чем-нибудь занята: или вязала чулок, или рылась в сундуках, которыми была наполнена ее комната, или записывала
белье и, слушая всякий вздор, который я говорил, «как, когда я буду генералом, я женюсь на чудесной красавице,
куплю себе рыжую лошадь, построю стеклянный дом и выпишу родных Карла Иваныча из Саксонии» и т. д., она приговаривала: «Да, мой батюшка, да».
А вот что сделаю: я начну работу какую-нибудь по обещанию; пойду в гостиный двор,
куплю холста, да и буду шить
белье, а потом раздам бедным.
Бабушка пересмотрела все материи, приценилась и к сыру, и к карандашам, поговорила о цене на хлеб и перешла в другую, потом в третью лавку, наконец, проехала через базар и
купила только веревку, чтоб не вешали бабы
белье на дерево, и отдала Прохору.
Появившись, она проводила со мною весь тот день, ревизовала мое
белье, платье, разъезжала со мной на Кузнецкий и в город,
покупала мне необходимые вещи, устроивала, одним словом, все мое приданое до последнего сундучка и перочинного ножика; при этом все время шипела на меня, бранила меня, корила меня, экзаменовала меня, представляла мне в пример других фантастических каких-то мальчиков, ее знакомых и родственников, которые будто бы все были лучше меня, и, право, даже щипала меня, а толкала положительно, даже несколько раз, и больно.
Сингапур — один из всемирных рынков, куда пока еще стекается все, что нужно и не нужно, что полезно и вредно человеку. Здесь необходимые ткани и хлеб, отрава и целебные травы. Немцы, французы, англичане, американцы, армяне, персияне, индусы, китайцы — все приехало продать и
купить: других потребностей и целей здесь нет. Роскошь посылает сюда за тонкими ядами и пряностями, а комфорт шлет платье,
белье, кожи, вино, заводит дороги, домы, прорубается в глушь…
Старик прослыл у духоборцев святым; со всех концов России ходили духоборцы на поклонение к нему, ценою золота
покупали они к нему доступ. Старик сидел в своей келье, одетый весь в
белом, — его друзья обили полотном стены и потолок. После его смерти они выпросили дозволение схоронить его тело с родными и торжественно пронесли его на руках от Владимира до Новгородской губернии. Одни духоборцы знают, где он схоронен; они уверены, что он при жизни имел уже дар делать чудеса и что его тело нетленно.
Сшила невестам Филанида Протасьевна по два лишних платьица,
белья прибавила да серебреца по полдюжине столовых и чайных ложек
купили — вот и все.
Многого, что делается в доме, Галактион, конечно, не знал. Оставшись без денег, Серафима начала закладывать и продавать разные золотые безделушки, потом столовое серебро, платье и даже
белье. Уследить за ней было очень трудно. Харитина нарочно
покупала сама проклятую мадеру и ставила ее в буфет, но Серафима не прикасалась к ней.
В три дня я в далекий мой путь собралась,
Всё ценное я заложила,
Надежною шубой,
бельем запаслась,
Простую кибитку
купила.
Действительно, Петр Васильич незадолго до катастрофы с Ястребовым
купил себе жилетку и щеголял в ней по всей Фотьянке, не обращая внимания на насмешки. Он сразу понял угрозу старичков и весь
побелел от стыда и страха.
Один раз
купил он целый букет прелестнейших роз,
белых и красных, куда-то далеко ходил за ними и принес своей Нелличке…
В тот же день мы
купили у жида
белую козу с козленочком.
Кусочка, матери мои, не уволит дома съесть,
белого хлебца к чайку не
купит.
Белые лоханки с мочеными яблоками, пересыпанными красной клюквой, стояли длинными рядами, и московский студент,
купив холодное яблоко, демонстративно ел его, громко чавкая от молодечества и от озноба во рту.
Через час мы были в Новочеркасске, у подъезда «Европейской гостиницы», где я приказал приготовить номер, а сам прямо с коня отправился в ближайший магазин,
купил пиджачную пару, морскую накидку, фуражку и
белье. Калмык с лошадьми ждал меня на улице и на все вопросы любопытных не отвечал ни слова, притворяясь, что не понимает. Вымуштрованный денщик был — и с понятием!
До какой степени пагубно и разрушительно действовало на Миропу Дмитриевну бескорыстие ее мужа — сказать невозможно: она подурнела, поседела, лишилась еще двух — трех зубов, вместо которых
купить вставные ей было будто бы не на что да и негде, так что всякий раз, выезжая куда-нибудь, она залепляла пустые места между зубами
белым воском, очень искусно придавая ему форму зуба; освежающие притиранья у местных продавцов тоже были таковы, что даже молодые мещанки, которые были поумнее, их не употребляли.
С этою целью ему
купили в Апраксиной хорошую фрачную пару и несколько пар
белых нитяных перчаток и наняли от Бореля татарина, который в несколько уроков выучил его, как держать в руках поднос.
Если он не
выкупал эти вещи в срок, то они безотлагательно и безжалостно продавались; ростовщичество до того процветало, что принимались под заклад даже казенные смотровые вещи, как то: казенное
белье, сапожный товар и проч., — вещи, необходимые всякому арестанту во всякий момент.
—
Белил не на что купить-с.
Матвей нанял комнату рядом с Ниловым, обедать они ходили вместе в ресторан. Матвей не говорил ничего, но ему казалось, что обедать в ресторане — чистое безумие, и он все подумывал о том, что он устроится со временем поскромнее. Когда пришел первый расчет, он удивился, увидя, что за расходами у него осталось еще довольно денег. Он их припрятал,
купив только смену
белья.
— Нехорошо это, — строго сказал Гамзало и вышел из комнаты. Хан-Магома подмигнул и на него и, покуривая, стал расспрашивать Лорис-Меликова, где лучше
купить шелковый бешмет и папаху
белую.
Старинные материнские брильянты и жемчуги надобно было переделать и перенизать по новому фасону в Москве и оттуда же выписать серебро и некоторые наряды и подарки: остальные же платья, занавесь парадной кровати и даже богатый чернобурый салоп, мех которого давно уже был куплен за пятьсот рублей и которого теперь не
купишь за пять тысяч, — всё это было сшито в Казани; столового
белья и голландских полотен было запасено много.
Прелестный вид, представившийся глазам его, был общий, губернский, форменный: плохо выкрашенная каланча, с подвижным полицейским солдатом наверху, первая бросилась в глаза; собор древней постройки виднелся из-за длинного и, разумеется, желтого здания присутственных мест, воздвигнутого в известном штиле; потом две-три приходские церкви, из которых каждая представляла две-три эпохи архитектуры: древние византийские стены украшались греческим порталом, или готическими окнами, или тем и другим вместе; потом дом губернатора с сенями, украшенными жандармом и двумя-тремя просителями из бородачей; наконец, обывательские дома, совершенно те же, как во всех наших городах, с чахоточными колоннами, прилепленными к самой стене, с мезонином, не обитаемым зимою от итальянского окна во всю стену, с флигелем, закопченным, в котором помещается дворня, с конюшней, в которой хранятся лошади; дома эти, как водится, были куплены вежливыми кавалерами на дамские имена; немного наискось тянулся гостиный двор,
белый снаружи, темный внутри, вечно сырой и холодный; в нем можно было все найти — коленкоры, кисеи, пиконеты, — все, кроме того, что нужно
купить.
Одно время в лавку стал заходить чаще других знакомых покупателей высокий голубоглазый студент с рыжими усами, в фуражке, сдвинутой на затылок и открывавшей большой
белый лоб. Он говорил густым голосом и всегда
покупал много старых журналов.
Было второе марта. Накануне роздали рабочим жалованье, и они, как и всегда, загуляли. После «получки» постоянно не работают два, а то и три дня. Получив жалованье, рабочие в тот же день отправляются в город закупать там себе
белье, одежду, обувь и расходятся по трактирам и питейным, где пропивают все, попадают в часть и приводятся оттуда на другой день. Большая же часть уже и не
покупает ничего, зная, что это бесполезно, а пропивает деньги, не выходя из казармы.
Два месяца Спирька живет — не пьет ни капли.
Белье кой-какое себе завел, сундук
купил, в сундук зеркальце положил, щетки сапожные… С виду приличен стал, исполнителен и предупредителен до мелочей. Утром — все убрано в комнате, булки принесены, стол накрыт, самовар готов; сапоги, вычищенные «под спиртовой лак», по его выражению, стоят у кроватей, на платье ни пылинки.
— Избили, Прохорыч, да в окно выкинули… Со второго этажа в окно, на мощеный двор… Руку сломали… И надо же было!.. Н-да. Полежал я в больнице, вышел — вот один этот сюртучок на мне да узелочек с
бельем. Собрали кое-что маркеры в Нижнем, отправили по железной дороге, билет
купили. Дорогой же — другая беда, указ об отставке потерял — и теперь на бродяжном положении.
Он немедля приказал их взять к черту, послал в магазин и велел оттуда принести прежде еще им виденные там четыре очень дорогие, из
белой бронзы, многосвечные шандалы и
купил их — с тем, чтобы после отпразднования они были отправлены к m-me Меровой.
Чтобы показать, до каких подробностей в этом отношении доходил Петр, приведем следующие статьи из двух последних пунктов: «
Купить гарусу на знамены, на вымпелы, на флюгели,
белого, синего, красного, аршин 1000 или 900, всякого цвета поровну, а буде недорог, и больше.
Их всегда было много в нем; оборванные, полуголодные, боящиеся солнечного света, они жили в этой развалине, как совы, и мы с Коноваловым были среди них желанными гостями, потому что и он и я, уходя из пекарни, брали по караваю
белого хлеба, дорогой
покупали четверть водки и целый лоток «горячего» — печенки, легкого, сердца, рубца. На два-три рубля мы устраивали очень сытное угощение «стеклянным людям», как их называл Коновалов.
Лицо у нее
белое, щеки покрыты здоровым румянцем, которым, впрочем, Домна Платоновна не довольствуется и еще
покупает в Пассаже, по верхней галерее, такие французские карточки, которыми усиливает свой природный румянец, не поддавшийся до сих пор никаким горестям, ни финским ветрам и туманам.
Купили двадцать десятин земли, и на высоком берегу, на полянке, где раньше бродили обручановские коровы, построили красивый двухэтажный дом с террасой, с балконами, с башней и со шпилем, на котором по воскресеньям взвивался флаг, — построили в какие-нибудь три месяца и потом всю зиму сажали большие деревья, и, когда наступила весна и всё зазеленело кругом, в новой усадьбе были уже аллеи, садовник и двое рабочих в
белых фартуках копались около дома, бил фонтанчик, и зеркальный шар горел так ярко, что было больно смотреть.
А — может быть — проще, может быть, отрожденная поэтова сопоставительная — противопоставительная — страсть — и склад, та же игра, в которую я в детстве так любила играть: черного и
белого не
покупайте, да и нет не говорите, только наоборот: только да — нет, черное —
белое, я — все, Бог — Черт.
Мать дала нам каши и яиц, и мы стали есть. А мать говорит: «Ну, что же, — иструб?» А отец говорит: «
Купил: восемьдесят целковых, липовый,
белый, как стекло. Вот дай срок, мужикам
купим винца, они мне и свезут воскресным делом».
Аллеи начинали пустеть. Все разъезжались по домам. Скоро и доктор с философствующим юнцом,
купив по дороге несколько мангустанов и полакомившись освежающими нежными
белыми плодами, вернулись в одиннадцать часов в гостиницу.
Возвивалась голубушка высоко,́ далеко,
Садилася голубушка на
бел горюч камень,
Умывалась голубушка водою морскою,
Утиралась голубушка шелковой травою,
Говорила голубушка с холостым парнем:
«Уж ты, парень, паренек, глупенький твой разумок —
Не по промыслу заводы ты заводишь,
Трех девушек, парень, за один раз любишь:
Перву Машу во Казани
Да Дуняшу в Ярославле,
А душеньку Ульяшеньку в Нижнем городочке;
Купил Маше ленту алу...
— Так уж, пожалуйста. Я вполне надеюсь, — сказал отец Прохор. — А у Сивковых как будет вам угодно — к батюшке ли напишите, чтобы кто-нибудь приезжал за вами, или одни поезжайте. Сивковы дадут старушку проводить — сродница ихняя живет у них в доме, добрая, угодливая, Акулиной Егоровной зовут. Дорожное дело знакомо ей — всю, почитай, Россию не раз изъездила из конца в конец по богомольям. У Сивковых и к дороге сготовитесь, надо ведь вам
белья, платья
купить. Деньги-то у вас есть на покупку и на дорогу?
Опять же и то, что здесь можно ей будет во всем исправиться:
белья купить, платья и всего другого, что понадобится.
Милица, на имеющиеся y неё жалкие копейки,
купила цветов и, прижимая к своей груди нежную
белую лилию и две пахучие алые розы, пробралась на вокзал.
Алый пламень заката все еще
купает в своем кровавом зареве сад: и старые липы, и стройные, как свечи, серебристые тополи, и нежные белостволые березки. Волшебными кажутся в этот час краски неба. A пурпуровый диск солнца, как исполинский рубин, готов ежеминутно погаснуть там, позади
белой каменной ограды, на меловом фоне которой так вычурно-прихотливо плетет узоры кружево листвы, густо разросшихся вдоль
белой стены кустов и деревьев.
У берега, в том месте, где плакучая ива
купала в пруду свои ветви, раздвинулись кусты осоки и небольшая
белая фигура с распущенными волосами, очень похожая на те, что изображают русалок на картинках, появилась, вся облитая серебряным сиянием месяца.
— Нет-с. Позвольте, Абрам Ильич! — робко сказал адъютант, — ничего-с на чай и сахар не останется. Bы кладете одну пару на два года, а тут по походам панталон не наготовишься; а сапоги? я ведь почти каждый месяц пару истреплю-с. Потом-с белье-с, рубашки, полотенца, подвертки — все ведь это нужно купить-с. А как сочтешь, ничего не останется-с. Это, ей-богу-с, Абрам Ильич!
Ее кроватка, с
белым пологом, занимает половину стены, смежной с гостиной, где стоит рояль. На нем играла ее мама. Он немного уже дребезжит; она не просила
купить ей новый инструмент. Играет она совсем уж не как музыкантша. Петь любит, да и то — полосами, больше на воздухе или, когда ей взгрустнется, у себя в комнате, без всякого аккомпанемента.
— Да, недурно бы, голубчики мои милые… — согласился Смирнов. — Денег много, а есть нечего, драгоценные мои. Вот что, миляга Попов, ты из нас самый молодой и легкий, возьми-ка из бумажника рублевку и маршируй за провизией, ангел мой хороший… Воо-оон деревня! Видишь, за курганом
белеет церковь? Верст пять будет, не больше… Видишь? Деревня большая, и ты всё там найдешь…
Купи водки бутылку, фунт колбасы, два хлеба и сельдь, а мы тебя подождем здесь, голубчик, любимый мой…
Купил чудесные
белые лайковые перчатки.
— Тем, что
купил ей
белья на пятьдесят рублей. Чёрт знает что!
Пили чай. На окне стоял в горшке большой куст
белых хризантем. Я невольно все время поглядывала на цветы, и не было почему-то покоя от вопроса: почему цветы? Сам он их себе
купил или… принес ему кто-нибудь?
Купит ли себе парень сам цветы? Или станет ли парень парню приносить цветы?
Явившемуся коридорному он приказал принести из помещавшейся внизу столовой два бифштекса и кофе, а в магазине
купить бутылку
белого вина и яблок.
Спрятав ларец с драгоценностями и полученными от графа положенными туда же деньгами, он взял из них небольшую сумму, на которую и
купил себе
белья и платья.