Неточные совпадения
Ему нужны были бунты, ибо усмирением их он
надеялся и милость
князя себе снискать, и собрать хабару [Хабара́ — барыши, взятка.] с бунтующих.
Парамошу нельзя было узнать; он расчесал себе волосы, завел бархатную поддевку, душился, мыл руки мылом добела и в этом виде ходил по школам и громил тех, которые
надеются на
князя мира сего.
— Не забудь, Андрей Петрович, — сказала матушка, — поклониться и от меня
князю Б.; я, дескать,
надеюсь, что он не оставит Петрушу своими милостями.
Рано утром, еще, может быть, в восемь часов, Татьяна Павловна прилетела в мою квартиру, то есть к Петру Ипполитовичу, все еще
надеясь застать там
князя, и вдруг узнала о всех вчерашних ужасах, а главное, о том, что я был арестован.
Приданого у ней не было;
надеялись, по обыкновению, на старого
князя.
А так как времени терять уже было нельзя, то,
надеясь на свое могущество, Анна Андреевна и решилась начать дело и без документа, но с тем, чтобы
князя прямо доставить ко мне — для чего?
Одно неудобно: у нас много людей. У троих четверо слуг. Довольно было бы и одного, а то они мешают друг другу и ленятся. «У них уж завелась лакейская, — говорит справедливо
князь Оболенский, — а это хуже всего. Их не добудишься, не дозовешься, ленятся, спят,
надеясь один на другого; курят наши сигары».
— Подойди сюда, Маша, — сказал Кирила Петрович, — скажу тебе новость, которая,
надеюсь, тебя обрадует. Вот тебе жених,
князь тебя сватает.
Князь нашел сие весьма благоразумным, пошел к своей невесте, сказал ей, что письмо очень его опечалило, но что он
надеется со временем заслужить ее привязанность, что мысль ее лишиться слишком для него тяжела и что он не в силах согласиться на свой смертный приговор.
Встреча с Колей побудила
князя сопровождать генерала и к Марфе Борисовне, но только на одну минуту.
Князю нужен был Коля; генерала же он во всяком случае решил бросить и простить себе не мог, что вздумал давеча на него
понадеяться. Взбирались долго, в четвертый этаж, и по черной лестнице.
К тому же Белоконская и в самом деле скоро уезжала; а так как ее протекция действительно много значила в свете и так как
надеялись, что она к
князю будет благосклонна, то родители и рассчитывали, что «свет» примет жениха Аглаи прямо из рук всемощной «старухи», а стало быть, если и будет в этом что-нибудь странное, то под таким покровительством покажется гораздо менее странным.
— Ты знаешь, что мне пред тобой краснеть еще ни в чем до сих пор не приходилось… хотя ты, может, и рада бы была тому, — назидательно ответила Лизавета Прокофьевна. — Прощайте,
князь, простите и меня, что обеспокоила. И
надеюсь, вы останетесь уверены в неизменном моем к вам уважении.
Видите, я с вами совершенно просто;
надеюсь, Ганя, ты ничего не имеешь против помещения
князя в вашей квартире?
Он
надеялся нажить большие деньги как адвокат, и расчет его был не только тонкий и мастерской, но вернейший: он основывался на легкости, с которою
князь дает деньги, и на благодарно-почтительном чувстве его к покойному Павлищеву; он основывался, наконец (что важнее всего), на известных рыцарских взглядах
князя насчет обязанностей чести и совести.
Надеюсь, что вы сами,
князь, до того прогрессивны, что не станете этого отрицать…
— Но только так, чтобы никто не заметил, — умолял обрадованный Ганя, — и вот что,
князь, я
надеюсь ведь на ваше честное слово, а?
— А
князь найдется, потому что
князь чрезвычайно умен и умнее тебя по крайней мере в десять раз, а может, и в двенадцать.
Надеюсь, ты почувствуешь после этого. Докажите им это,
князь; продолжайте. Осла и в самом деле можно наконец мимо. Ну, что вы, кроме осла за границей видели?
Теперь же
князь своим запросом поставил Ладыженского в невозможность действовать по здравому смыслу…Я все-таки
надеюсь, что они все в конце июля двинутся.
Я узнал потом, что
князю очень хотелось выдать графиню за кого-нибудь замуж и что отчасти с этою целью он и отсылал ее в Симбирскую губернию,
надеясь приискать ей приличного мужа в провинции.
— Я встречал много поклонников вашего таланта, — продолжал
князь, — и знаю двух самых искренних ваших почитательниц. Им так приятно будет узнать вас лично. Это графиня, мой лучший друг, и ее падчерица, Катерина Федоровна Филимонова. Позвольте мне
надеяться, что вы не откажете мне в удовольствии представить вас этим дамам.
Приезжал к нему из Петербурга двадцатидвухлетний поручик-сын и пробовал утешить старика, обнадеживая, что граф Иван Александрович
надеется все повернуть на старую колею, но
князь выслушал, на минуту просиял улыбкой и не поверил.
Кама была открыта, и Казань в опасности. Брант наскоро послал в пригород Осу майора Скрыпицына с гарнизонным отрядом и с вооруженными крестьянами, а сам писал
князю Щербатову, требуя немедленной помощи. Щербатов
понадеялся на Обернибесова и Дуве, которые должны были помочь майору Скрыпицыну в случае опасности, и не сделал никаких новых распоряжений.
См. в Приложении письмо Бибикова к Фонвизину. Письмо сие, вместе с другими драгоценными бумагами, доставлено было родственниками и наследниками Фонвизина
князю Вяземскому, занимавшемуся биографией автора «Недоросля».
Надеемся в непродолжительном времени издать в свет сие замечательное по всем отношениям сочинение.
— Но Елена, я
надеюсь, как женщина, никак не хуже княгини, — проговорил
князь.
Елпидифор Мартыныч
надеялся на следующий день, по крайней мере, встретить
князя и действительно встретил его;
князь был с ним очень внимателен и любезен, но о деньгах ни слова, на следующий день тоже, — и таким образом прошла целая неделя.
— Сын мой,
надеюсь, будет настолько неглуп, что и без состояния просуществует на свете, — возразила Елена, — и вы потрудитесь передать
князю, что я так же, как и он, по-прежнему его уважаю и почитаю, но сына моего все-таки не отдам ему.
— И
надеюсь, что вы скоро выздоровеете? — присовокупил
князь.
Миклаков многое хотел было возразить на это княгине, но в это время вошел лакей и подал ему довольно толстый пакет, надписанный рукою
князя. Миклаков поспешно распечатал его; в пакете была большая пачка денег и коротенькая записочка от
князя: «Любезный Миклаков! Посылаю вам на вашу поездку за границу тысячу рублей и
надеюсь, что вы позволите мне каждогодно высылать вам таковую же сумму!» Прочитав эту записку, Миклаков закусил сначала немного губы и побледнел в лице.
— Извольте, я и
князю не скажу!.. — отвечала Елена, припоминая, что
князь, в самом деле, не очень прилюбливал поляков, и по поводу этого она нередко с ним спорила. — Но
надеюсь, однако, что вы будете бывать у нас.
Князь же, в свою очередь, кажется, главною целию и имел, приглашая Анну Юрьевну, сблизить ее с Жуквичем, который, как он подозревал, не прочь будет занять место барона: этим самым
князь рассчитывал показать Елене, какого сорта был человек Жуквич; а вместе с тем он
надеялся образумить и спасти этим барона, который был когда-то друг его и потому настоящим своим положением возмущал
князя до глубины души.
— Да, чувственно, это может быть, но я хотела и
надеялась, что он меня будет любить иначе, а уж если необходимо продавать себя этим негодяям-мужчинам, так можно найти повыгодней и потороватей
князя…
На другой день он отправился подать вексель
князя Мамелюкова ко взысканию. Ему обещали, что недели через две он может
надеяться взыскать по этому векселю, а если должник не заплатит, то посадить его в тюрьму.
Но Марья Александровна
надеется на себя и, при виде
князя, приходит в неизреченный восторг.
— Но я
надеюсь,
князь, что вы только к одному губернатору! — в волнении восклицает Марья Александровна.
— Вывалил! Вывалил! Кучер вывалил! — восклицает
князь с необыкновенным одушевлением. — Я уже думал, что наступает светопреставление или что-нибудь в этом роде, и так, признаюсь, испугался, что — прости меня, угодник! — небо с овчинку показалось! Не ожидал, не ожи-дал! совсем не о-жи-дал! И во всем этом мой кучер Фе-о-фил виноват! Я уж на тебя во всем
надеюсь, мой друг: распорядись и разыщи хорошенько. Я у-ве-рен, что он на жизнь мою по-ку-шался.
На самом краю сего оврага снова начинается едва приметная дорожка, будто выходящая из земли; она ведет между кустов вдоль по берегу рытвины и наконец, сделав еще несколько извилин, исчезает в глубокой яме, как уж в своей норе; но тут открывается маленькая поляна, уставленная несколькими высокими дубами; посередине в возвышаются три кургана, образующие правильный треугольник; покрытые дерном и сухими листьями они похожи с первого взгляда на могилы каких-нибудь древних татарских
князей или наездников, но, взойдя в середину между них, мнение наблюдателя переменяется при виде отверстий, ведущих под каждый курган, который служит как бы сводом для темной подземной галлереи; отверстия так малы, что едва на коленах может вползти человек, ко когда сделаешь так несколько шагов, то пещера начинает расширяться всё более и более, и наконец три человека могут идти рядом без труда, не задевая почти локтем до стены; все три хода ведут, по-видимому, в разные стороны, сначала довольно круто спускаясь вниз, потом по горизонтальной линии, но галлерея, обращенная к оврагу, имеет особенное устройство: несколько сажен она идет отлогим скатом, потом вдруг поворачивает направо, и горе любопытному, который неосторожно пустится по этому новому направлению; она оканчивается обрывом или, лучше сказать, поворачивает вертикально вниз: должно
надеяться на твердость ног своих, чтоб спрыгнуть туда; как ни говори, две сажени не шутка; но тут оканчиваются все искусственные препятствия; она идет назад, параллельно верхней своей части, и в одной с нею вертикальной плоскости, потом склоняется налево и впадает в широкую круглую залу, куда также примыкают две другие; эта зала устлана камнями, имеет в стенах своих четыре впадины в виде нишей (niches); посередине один четвероугольный столб поддерживает глиняный свод ее, довольно искусно образованный; возле столба заметна яма, быть может, служившая некогда вместо печи несчастным изгнанникам, которых судьба заставляла скрываться в сих подземных переходах; среди глубокого безмолвия этой залы слышно иногда журчание воды: то светлый, холодный, но маленький ключ, который, выходя из отверстия, сделанного, вероятно, с намерением, в стене, пробирается вдоль по ней и наконец, скрываясь в другом отверстии, обложенном камнями, исчезает; немолчный ропот беспокойных струй оживляет это мрачное жилище ночи...
Влияние их на товарищей было большое; учились они оба прекрасно, и начальство заведения
надеялось, что из них выйдут превосходные инженеры. В том же был уверен и великий
князь, который «очень желал видеть в инженерном ведомстве честных людей».
Князь Абрезков (входит). J’espère que je ne force pas la consigne. [
Надеюсь, что я не нарушаю приказа (франц.).] (Целует руку.)
Князь, жалевший очень своего адъютанта, говорил, что он, по-видимому, контужен в голову и потому заговаривается, впрочем,
надеялся, что он выздоровит, и приводил в пример разных раненных в голову в 1812 и 13 годах.
— Ах, вот как! Библиотеку, —
князь ощерился, — что ж, это приятно! Я
надеюсь, им хватит моих книг? Жалко, жалко, что я не знал, а то бы я им из Парижа еще прислал. Но ведь хватит?
Слух об этом распространился и по другим местам;
князь Лимбургский был очень рад такой новости,
надеясь, что она склонит его родственников к согласию на брак, которому они сильно противились.
Я
надеялась, что за эту услугу императрица даст мне фамилию и титул, которые бы сделали меня достойною вступить в брак с владетельным
князем Римской империи.
«Услышав от меня сии слова, пленница сначала, видимо, поколебалась, — пишет
князь Голицын в своем донесении, — но потом тоном, внушавшим истинное доверие, сказала, что она хорошо узнала и оценила меня (
князя Голицына), вполне
надеется на мое доброе сердце и сострадание к ее положению, а потому откроет мне всю тайну, если я обещаю сохранить ее в тайне.
Для получения денег я поехала в Венецию, под именем графини Пиннеберг; там я
надеялась получить деньги от людей, знавших
князя Гали и имевших с ним денежные дела.
Я предполагала ехать туда сухим путем через Пизу и Геную, где
надеялась покончить дело по займу денег, за поручительством
князя Гали.
Из Персии же ехала через татарские места, около Волги; была и в Петербурге, а там, чрез Ригу и Кенигсбург, в Потсдаме была и говорила с королем Прусским, сказавшись о себе, кто она такова; знакома очень между имперскими
князьями, а особливо с Трирским и с
князем Голштейн-Шлезвиг или Люнебургским (sic); была во Франции, говорила с министрами, дав мало о себе знать; венский двор в подозрении имеет; на шведский и прусский очень
надеется: вся конфедерация ей очень известна и все начальники оной; намерена была отсель ехать в Константинополь прямо к султану; и уже один от нее самый верный человек туда послан, прежде нежели она сюда приехала.
Я
надеялась достать ему нужную сумму, рассчитывая на кредит моего покровителя,
князя Гали.
Но сестра его, Теофила Моравская, жившая с ним в Венеции и изучавшая Восток, познакомившись со мной и узнав, что я имею много сведений о восточных государствах, упросила меня ехать с нею и братом ее до Константинополя, откуда мне было бы уже легко пробраться в Испагань к
князю Гали, у которого я желала лично испросить согласие на брак с
князем Лимбургом и
надеялась получить от него такое приданое, с которым могла бы прилично выйти замуж за имперского владетельного
князя.
Князь Голицын нарочно поехал в Петропавловскую крепость,
надеясь смутить пленницу таким отзывом знатоков и затем, может быть, добиться от нее каких-либо сознаний.
Она рассказывала также, что в Германии коротко познакомилась с некоторыми имперскими
князьями, особенно же с курфирстом Трирским и
князем Голштейн-Шлезвиг-Лимбургским, что она не
надеется на императора Иосифа II, но вполне рассчитывает на помощь королей прусского и шведского, что с членами польской конфедерации она хорошо знакома и намерена из Италии ехать в Константинополь, чтобы представиться султану Абдул-Гамеду, для чего и послала туда наперед верного человека.