Неточные совпадения
Кажется, это была
единственная неудача, которую он потерпел в этом роде, и потому понятно, что он не упомянул об ней в своем сочинении.
Левин продолжал находиться всё в том же состоянии сумасшествия, в котором ему
казалось, что он и его счастье составляют главную и
единственную цель всего существующего и что думать и заботиться теперь ему ни о чем не нужно, что всё делается и сделается для него другими.
И ему теперь
казалось, что не было ни одного из верований церкви, которое бы нарушило главное, — веру в Бога, в добро, как
единственное назначение человека.
Неужели это прекрасное чувство было заглушено во мне любовью к Сереже и желанием
казаться перед ним таким же молодцом, как и он сам? Незавидные же были эти любовь и желание
казаться молодцом! Они произвели
единственные темные пятна на страницах моих детских воспоминаний.
Она,
кажется,
единственный человек, после которого не осталось в памяти ни одной значительной фразы, кроме этой: «Смешно, а — верно».
Ты назвал Кумова наивным, но это
единственный человек, которому от меня да,
кажется, и вообще от жизни не нужно ничего…
— Реакция, — пробормотал Лютов. — Ленин,
кажется,
единственный человек, которого она не смущает…
К тому же сознание, что у меня, во мне, как бы я ни
казался смешон и унижен, лежит то сокровище силы, которое заставит их всех когда-нибудь изменить обо мне мнение, это сознание — уже с самых почти детских униженных лет моих — составляло тогда
единственный источник жизни моей, мой свет и мое достоинство, мое оружие и мое утешение, иначе я бы, может быть, убил себя еще ребенком.
Кажется, женщины в Англии —
единственный предмет, который пощадило практическое направление. Они властвуют здесь и, если и бывают предметом спекуляций, как, например, мистрис Домби, то не более, как в других местах.
Из обруселых рижских немок по происхождению, Агриппина Филипьевна обладала счастливым ровным характером:
кажется, это было
единственное наследство, полученное ею под родительской кровлей, где оставались еще шесть сестриц и один братец.
Замечательно, что Грушенька была со своим стариком за все время их знакомства вполне и даже как бы сердечно откровенна, и это,
кажется, с
единственным человеком в мире.
Ему все
казалось почему-то, что Иван чем-то занят, чем-то внутренним и важным, что он стремится к какой-то цели, может быть очень трудной, так что ему не до него, и что вот это и есть та
единственная причина, почему он смотрит на Алешу рассеянно.
Холера — это слово, так знакомое теперь в Европе, домашнее в России до того, что какой-то патриотический поэт называет холеру
единственной верной союзницей Николая, — раздалось тогда в первый раз на севере. Все трепетало страшной заразы, подвигавшейся по Волге к Москве. Преувеличенные слухи наполняли ужасом воображение. Болезнь шла капризно, останавливалась, перескакивала,
казалось, обошла Москву, и вдруг грозная весть «Холера в Москве!» — разнеслась по городу.
Дела о раскольниках были такого рода, что всего лучше было их совсем не подымать вновь, я их просмотрел и оставил в покое. Напротив, дела о злоупотреблении помещичьей власти следовало сильно перетряхнуть; я сделал все, что мог, и одержал несколько побед на этом вязком поприще, освободил от преследования одну молодую девушку и отдал под опеку одного морского офицера. Это,
кажется,
единственная заслуга моя по служебной части.
Бывали и все видные протестанты — пастор Бегнер, глава протестантских церквей Франции, профессор Лесерер, ортодоксальный кальвинист,
единственный,
кажется, ортодоксальный кальвинист, который и по своей внешности, и по своему мышлению производил впечатление человека, уцелевшего от 16 века; Вильфред Моно, представитель религиозно и социально радикального течения в протестантизме.
Это,
кажется,
единственные философские собрания в Париже, которые удались и долго продержались.
Значение Вольной академии духовной культуры было в том, что в эти тяжелые годы она была,
кажется,
единственным местом, в котором мысль протекала свободно и ставились проблемы, стоявшие на высоте качественной культуры.
Запрещение гимназистам посещать клуб было,
кажется, их
единственным практическим результатом. Впрочем, однажды, в самом центре города, у моста, починали фонарь. Несколько раз в темные вечера в честь гласности горел огонек… Это было все-таки торжество. Каждый, кто проходил мимо этого фонаря глухою ночью, думал: «А! пробрал их трубниковский корреспондент».
Выписка его была обязательна для чиновников, поэтому целые горы «Вестника» лежали у отца в кабинете, но
кажется, что мой старший брат и я были его
единственными и то не особенно усердными читателями.
Это хладнокровие возмутило даже Мышникова. Кстати, патентованные несгораемые шкафы не выдержали опыта, и в них все сгорело. Зато Вахрушка спас свои капиталы и какую-то дрянь, спрятав все в печке. Это,
кажется, был
единственный поучительный результат всего запольского пожара, и находчивость банковского швейцара долго служила темой для разговоров.
Один только каторжный Созин, бывший на воле фельдшером, видимо, знаком с русскими порядками, и,
кажется, во всей этой больничной толпе это
единственный человек, который своим отношением к делу не позорит бога Эскулапа.
Чтобы побывать по возможности во всех населенных местах и познакомиться поближе с жизнью большинства ссыльных, я прибегнул к приему, который в моем положении
казался мне
единственным.
Только не могут,
кажется, не принять: генеральша, уж конечно, захочет видеть старшего и
единственного представителя своего рода, а она породу свою очень ценит, как я об ней в точности слышал.
Появление этого человека, почти
единственного его знакомого по всей Москве, появление его в обществе
единственной девушки, поглотившей все его внимание,
показалось Лаврецкому знаменательно и странно.
Подбодренные смелостью старика, в дверях
показались два-три человека с
единственным заводским вором Мороком во главе. Они продолжали подталкивать дурачка Терешку, Парасковею-Пятницу и другого дурака, Марзака, высокого старика с лысою головою. Морок, плечистый мужик с окладистою бородой и темными глазами навыкате, слыл за отчаянную башку и не боялся никого. С ним под руку ворвался в кабак совсем пьяный Терешка-казак.
Сколько могу, стараюсь оправдать хорошее их мнение на счет мой собственно. Мне
кажется, что, заботясь быть как можно ровнее в расположении духа, это
единственный способ быть сносным для других и для себя, особенно в нашем здешнем положении…
— Это
единственная,
кажется, опера, которой сюжет превосходен, — говорил Вихров, когда кончился первый акт и опустился занавес.
Чтоб не сидеть одному, я направился в залу третьего класса. Тут, вследствие обширности залы, освещенной
единственною лампой, темнота
казалась еще гуще. На полу и на скамьях сидели и лежали мужики. Большинство спало, но в некоторых группах слышался говор.
Остается, стало быть,
единственное доказательство «слабости» народа — это недостаток неуклонности и непреоборимой верности в пастьбе сельских стад. Признаюсь, это доказательство мне самому, на первый взгляд,
показалось довольно веским, но, по некотором размышлении, я и его не то чтобы опровергнул, но нашел возможным обойти. Смешно, в самом деле, из-за какого-нибудь десятка тысяч пастухов обвинить весь русский народ чуть не в безумии! Ну, запил пастух, — ну, и смените его, ежели не можете простить!
На другой день я, Д-503, явился к Благодетелю и рассказал ему все, что мне было известно о врагах счастья. Почему раньше это могло мне
казаться трудным? Непонятно.
Единственное объяснение: прежняя моя болезнь (душа).
Он опять проколол меня глазами, улыбался тончайше. И мне
показалось: я совершенно ясно увидел завернутое в тонкую ткань этой улыбки слово — букву — имя,
единственное имя… Или это опять только фантазия?
Внизу, в вестибюле, за столиком, контролерша, поглядывая на часы, записывала нумера входящих. Ее имя — Ю… впрочем, лучше не назову ее цифр, потому что боюсь, как бы не написать о ней чего-нибудь плохого. Хотя, в сущности, это — очень почтенная пожилая женщина.
Единственное, что мне в ней не нравится, — это то, что щеки у ней несколько обвисли — как рыбьи жабры (
казалось бы: что тут такого?).
Но, сверх того, большинство из нас ещё помнит золотые времена, когда по всей Руси, из края в край, раздавалось: эй, Иван, платок носовой! Эй, Прохор, трубку! — и хотя, в течение последних двадцати лет, можно бы,
кажется, уж сродниться с мыслью, что сапоги приходится надевать самолично, а все-таки эта перспектива приводит нас в смущение и порождает в наших сердцах ропот.
Единственный ропот, который, не будучи предусмотрен в регламентах, пользуется привилегией: роптать дозволяется.
Калинович вошел.
Единственная стеариновая свечка, горевшая перед зеркалом, слабо освещала комнату. Гардины на окнах были спущены, и, кроме того, на них стояли небольшие ширмочки, которые решительно не давали никакой возможности видеть с улицы то, что происходило внутри. Над маленьким роялино висела гравюра совершенно гологрудой женщины. Мебель была мягкая. Бархатом обитый диван,
казалось Калиновичу, так и манил присесть на него с хорошенькой женщиной.
Тогда впечатления дня невольно возникали в воображении при неперестающих заставлявших дрожать стекла в
единственном окне звуках бомбардирования и снова напоминали об опасности: то ему грезились раненые и кровь, то бомбы и осколки, которые влетают в комнату, то хорошенькая сестра милосердия, делающая ему, умирающему, перевязку и плачущая над ним, то мать его, провожающая его в уездном городе и горячо со слезами молящаяся перед чудотворной иконой, и снова сон
кажется ему невозможен.
Как назвать Александра бесчувственным за то, что он решился на разлуку? Ему было двадцать лет. Жизнь от пелен ему улыбалась; мать лелеяла и баловала его, как балуют
единственное чадо; нянька все пела ему над колыбелью, что он будет ходить в золоте и не знать горя; профессоры твердили, что он пойдет далеко, а по возвращении его домой ему улыбнулась дочь соседки. И старый кот, Васька, был к нему,
кажется, ласковее, нежели к кому-нибудь в доме.
Она любила своего мужа более всего на свете, и муж любил ее, особенно первое время и когда он видел, что она не ему одному нравилась.
Единственная цель ее жизни была приобретение любви своего мужа; но она делала,
казалось, нарочно все, что только могло быть ему неприятно, и все с целью доказать ему всю силу своей любви и готовности самопожертвования.
Показалось Александрову, что он знал эту чудесную девушку давным-давно, может быть, тысячу лет назад, и теперь сразу вновь узнал ее всю и навсегда, и хотя бы прошли еще миллионы лет, он никогда не позабудет этой грациозной, воздушной фигуры со слегка склоненной головой, этого неповторяющегося,
единственного «своего» лица с нежным и умным лбом под темными каштаново-рыжими волосами, заплетенными в корону, этих больших внимательных серых глаз, у которых раек был в тончайшем мраморном узоре, и вокруг синих зрачков играли крошечные золотые кристаллики, и этой чуть заметной ласковой улыбки на необыкновенных губах, такой совершенной формы, какую Александров видел только в корпусе, в рисовальном классе, когда, по указанию старого Шмелькова, он срисовывал с гипсового бюста одну из Венер.
Здесь мне
кажется возможным сказать несколько слов об этой комнате; она была хоть и довольно большая, но совершенно не походила на масонскую спальню Крапчика;
единственными украшениями этой комнаты служили: прекрасный портрет английского поэта Эдуарда Юнга [Юнг Эдуард (1683—1765) — английский поэт, автор известной поэмы «Жалобы или Ночные думы» («Ночи»).], написанный с него в его молодости и представлявший мистического поэта с длинными волосами, со склоненною несколько набок печальною головою, с простертыми на колена руками, персты коих были вложены один между другого.
Единственною светлою стороной Малюты
казалась горячая любовь его к сыну, молодому Максиму Скуратову; но то была любовь дикого зверя, любовь бессознательная, хотя и доходившая до самоотвержения.
И старость, и немощи, и беспомощность положения — все,
казалось, призывало ее к смерти, как к
единственному примиряющему исходу, но в то же время замешивалось и прошлое с его властностью, довольством и простором, и воспоминания этого прошлого так и впивались в нее, так и притягивали ее к земле.
Многим хотелось бы услышать, что говорит об этом директор, но директор, сверх обыкновения, вовсе не выходил сегодня из своей квартиры, только прошел, сильно запоздав, на своей
единственный в тот день урок в шестом классе, просидел там лишних пять минут и ушел прямо к себе, никому не
показавшись.
— Дети мои, дети моего сердца! — сказал он. — Живите, цветите и в минуты счастья вспоминайте когда-нибудь про бедного изгнанника! Про себя же скажу, что несчастье есть, может быть, мать добродетели. Это сказал,
кажется, Гоголь, писатель легкомысленный, но у которого бывают иногда зернистые мысли. Изгнание есть несчастье! Скитальцем пойду я теперь по земле с моим посохом, и кто знает? может быть, через несчастья мои я стану еще добродетельнее! Эта мысль —
единственное оставшееся мне утешение!
Всю сумму своих административных воздействий помпадуры сумели сконцентрировать в одном крошечном слове «фюить», и,
кажется, это
единственное слово, которое они умеют произносить с надлежащею ясностью.
Она сама была нежная мать, любившая горячо своего
единственного кривого сынка, но такая привязанность и забвение всего окружающего, как у Софьи Николавны,
казались ей чем-то похожим на сумасбродство.
Затем он упрекал ее мужа в недальновидности: не покупает домов, которые продаются так выгодно. И теперь уж Юлии
казалось, что в жизни этого старика она — не
единственная радость. Когда он принимал больных и потом уехал на практику, она ходила по всем комнатам, не зная, что делать и о чем думать. Она уже отвыкла от родного города и родного дома; ее не тянуло теперь ни на улицу, ни к знакомым, и при воспоминании о прежних подругах и о девичьей жизни не становилось грустно и не было жаль прошлого.
"Ну, слава богу, теперь,
кажется, потише!" — вот возглас, который от времени до времени (но и то, впрочем, не слишком уж часто) приходится слышать в течение последних десяти — пятнадцати лет.
Единственный возглас, с которым измученные люди соединяют смутную надежду на успокоение. Прекрасно. Допустим, что с нас и таких перспектив довольно: допустим, что мы уж и тогда должны почитать себя счастливыми, когда перед нами мелькает что-то вроде передышки… Но ведь все-таки это только передышка — где же самая жизнь?
Всю дорогу до «Щербаков» и сидя вдвоем за ранним завтраком еще в пустой почти зале он говорил — и я в первый раз в жизни был очарован таким человеком и таким разговором. Впрочем, я молчал и,
кажется, только
единственный вопрос и предложил...
Сама хозяйка целое утро не
показывалась и к обеду не вышла: у ней, по уверению Пандалевского,
единственного допущенного до ней лица, голова болела.
Мне
кажется, что со мной вместе по зеленым горам ходит тень дорогого когда-то человека, память о котором неразрывно связана вот с этими зелеными горами, где он являлся
единственным хозяином.