Неточные совпадения
— Нет, я не заражен стремлением делать
историю, меня совершенно удовлетворяет профессор Ключевский, он делает
историю отлично. Мне говорили, что он внешне похож на
царя Василия Шуйского:
историю написал он, как написал бы ее этот хитрый
царь…
«Здесь собрались представители тех, которые стояли на коленях, тех, кого расстреливали, и те, кто приказывает расстреливать. Люди, в массе, так же бездарны и безвольны, как этот их
царь. Люди только тогда становятся силой, творящей
историю, когда во главе их становится какой-нибудь смельчак, бывший поручик Наполеон Бонапарте. Да, — “так было, так будет”».
Затем он рассказал странную
историю: у Леонида Андреева несколько дней прятался какой-то нелегальный большевик, он поссорился с хозяином, и Андреев стрелял в него из револьвера, тотчас же и без связи с предыдущим сообщил, что офицера-гвардейца избили в модном кабаке Распутина и что ходят слухи о заговоре придворной знати, — она решила снять
царя Николая с престола и посадить на его место — Михаила.
В субботу вечером явился инспектор и объявил, что я и еще один из нас может идти домой, но что остальные посидят до понедельника. Это предложение показалось мне обидным, и я спросил инспектора, могу ли остаться; он отступил на шаг, посмотрел на меня с тем грозно грациозным видом, с которым в балетах
цари и герои пляшут гнев, и, сказавши: «Сидите, пожалуй», вышел вон. За последнюю выходку досталось мне дома больше, нежели за всю
историю.
С трактиром «Ад» связана
история первого покушения на Александра II 4 апреля 1866 года. Здесь происходили заседания, на которых и разрабатывался план нападения на
царя.
Отец выписывал «Сын отечества» и теперь сообщил в кратких чертах
историю реформы: большинством голосов в Государственном совете проект Толстого был отвергнут, но «
царь согласился с меньшинством».
Потом стали толковать о каких-то «золотых грамотах», которые появлялись нивесть откуда на дорогах, в полях, на заборах, будто «от самого
царя», и которым верили мужики, а паны не верили, мужики осмеливались, а паны боялись… Затем грянула поразительная
история о «рогатом попе»…
Если бы Христос явился как
царь земли, то этим
история мира закончилась бы, никакой дальнейшей
истории не могло бы быть.
В конце мировой
истории Христос явится как
Царь, явит миру Свою силу и славу, будет властвовать над миром, миру обещано наступление Его тысячелетнего царства.
Человеческая стихия была, с одной стороны, принижена христианством в
истории, а с другой — ложно возвеличена в лице папы,
царя, иерархии, в человеческом быте и человеческих мнениях, выданных за божеские.
Я, когда вышел из университета, то много занимался русской
историей, и меня всегда и больше всего поражала эпоха междуцарствия: страшная пора — Москва без
царя, неприятель и неприятель всякий, — поляки, украинцы и даже черкесы, — в самом центре государства; Москва приказывает, грозит, молит к Казани, к Вологде, к Новгороду, — отовсюду молчание, и потом вдруг, как бы мгновенно, пробудилось сознание опасности; все разом встало, сплотилось, в год какой-нибудь вышвырнули неприятеля; и покуда, заметьте, шла вся эта неурядица, самым правильным образом происходил суд, собирались подати, формировались новые рати, и вряд ли это не народная наша черта: мы не любим приказаний; нам не по сердцу чересчур бдительная опека правительства; отпусти нас посвободнее, может быть, мы и сами пойдем по тому же пути, который нам указывают; но если же заставят нас идти, то непременно возопием; оттуда же, мне кажется, происходит и ненависть ко всякого рода воеводам.
— Я как-то тут читала, — начала она своим тихим и скромным голосом, — одну старинную
историю Кавказа и там прочла, что жена какого-то грузинского
царя, непокорная нам…
— Вы, конечно, понимаете, что по-русски оно значит каменщик, и масоны этим именем назвались в воспоминание Соломона [Соломон —
царь израильский в 1020-980 годах до нашей эры.], который, как вы тоже, вероятно, учили в священной
истории, задумал построить храм иерусалимский; главным строителем и архитектором этого храма он выбрал Адонирама; рабочих для постройки этого храма было собрано полтораста тысяч, которых Адонирам разделил на учеников, товарищей и мастеров, и каждой из этих степеней он дал символическое слово: ученикам Иоакин, товарищам Вооз, а мастерам Иегова, но так, что мастера знали свое наименование и наименование низших степеней, товарищи свое слово и слово учеников, а ученики знали только свое слово.
Если б они знали, например,
историю, то помнили бы анекдот о персидском
царе, который, ограждая свои права, высек море, но и за всем тем не мог победить горсти храбрых греков.
— И не покупайте, это не
история, в ней только и говорится, что такой-то
царь побил такого-то, такой-то князь такого-то и больше ничего…
Истории развития народа и страны там и нет.
— Ах, голубчик, что значит один исправленный череп? Подумайте-ка, сколько ртов вы кормите и скольким рукам даете работу. Еще в
истории Иловайского сказано, что «
царь Борис, желая снискать расположение народных масс, предпринимал в голодные годы постройку общественных зданий». Что-то в этом роде… Вот вы и посчитайте, какую колоссальную сумму пользы вы…
На величественном челе Петра, как только
история озарит его своим ярким светом (этим тропом г. Устрялов хочет сказать: с тех пор, как начинаются первые известия о жизни Петра), нельзя не заметить глубокой думы, уже заронившейся в душу великого
царя, думы, которой впоследствии он остался верен до гроба» (Устрялов, том II, стр.
А «куколка» тем временем процветал в одном «высшем учебном заведении», куда был помещен стараниями ma tante. Это был юноша, в полном смысле слова многообещающий: красивый, свежий, краснощекий, вполне уверенный в своей дипломатической будущности и в то же время с завистью посматривающий на бряцающих палашами юнкеров. По части священной
истории он знал, что «
царь Давид на лире играет во псалтыре» и что у законоучителя их «лимонная борода».
Древняя
история разделена на четыре периода: дохристианский, от христианства до монголов, монгольский и период
царей.
Он мог читать мысли других людей; видел в вещах всю их
историю; большие вязы в больничном саду рассказывали ему целые легенды из пережитого; здание, действительно построенное довольно давно, он считал постройкой Петра Великого и был уверен, что
царь жил в нем в эпоху Полтавской битвы.
— А вот так и нет!
История есть у
царей, патриархов, у дворян… даже у мещан, если хотите знать.
История что подразумевает? Постоянное развитие или падение, смену явлений. А наш народ, каким был во время Владимира Красного Солнышка, таким и остался по сие время. Та же вера, тот же язык, та же утварь, одежда, сбруя, телега, те же знания и культура. Какая тут к черту
история!
Потом — священная
история. Ее Алеша любил больше. Удивительные, огромные и фантастические образы. Каин, потом
история Иосифа,
цари, войны. Как вороны носили хлеб пророку Илии. И картинка была при этом: сидит Илия на камне с большою книгою, а две птицы летят к нему, держа в носах что-то круглое.
Ну, а после
царя Петра уж никакой
истории не было, кроме пожаров да холерных годов.
На заре
истории, как это показал Фразер, маг и целитель превратился в
царя.
Террор социальности, власть общества
царят над человеком почти во всю его
историю и восходят к первобытному коллективизму.
В ту минуту, когда он крикнул: «Смелым Бог владеет», он забыл про
историю с Перновским и думал только о себе, о движении вперед по горе жизни, где на самом верху горела золотом и самоцветными каменьями царь-птица личной удачи.
Стоит только припомнить его знаменитую речь о веротерпимости. Это было большой милостью для Испании,где еще
царила государственная нетерпимость, не допускавшая ничего «иноверческого»; но в этой красивой и одухотворенной речи Кастеляро все-таки романтик, спиритуалист, а не пионер строгой научно-философской мысли. Таким он был и как профессор
истории, и года изгнания не сделали его более точным исследователем и мыслителем.
Тогда еще не
царил (Людовик II уже вступил на престол) Вагнер на тамошней оперной сцене, но это уже было незадолго до его сказочного возвышения, вызванного восторженным поклонением короля, не лишенным и еще кое-какой подкладки, как впоследствии было ясно из
истории их отношений.
История этого здания восходит к временам Петра I — несомненно, что вблизи была усадьба сподвижника
царя Франца Яковлевича Лефорта.
В своем роде это такое, если не большее, московское, и притом народное диво, как Иван Великий, Царь-колокол, Царь-пушка. Западные путешественники и ученые последователи
истории зодчества, очень чуткие относительно всякой самобытности, давно уже оценили по достоинству этот замечательный памятник русского художества.
Его не удовлетворили даже изобретенные и выполненные им описанные уже нами слободские зверства, сплошь залившие кровью страницы русской
истории, и не только наложившие вечное позорное пятно на память изверга Малюты, но и заклеймившие перед судом потомства несчастного, психически больного
царя страшным именем «братоубийца».
В начале этого сочинения знаменитый изгнанник говорит, что многие светлые мужи просили его убедительно объяснить им причины странной перемены в государе московском
царе Иоанне, ознаменовавшем себя в юности доброю славою, а в старости покрывшем себя бесславием. Долго отвечал он одним молчанием и тяжкими вздохами, наконец, убежденный неотступными просьбами друзей, написал для них и для потомства эту
историю.
— Господин генерал-кригскомиссар! Я только теперь признаю вас таким, — произнесла баронесса с видимым смирением. — Вы победили меня. Горжусь, по крайней мере, тем, что, имев дело с могучим
царем Алексеевичем и умнейшим министром нашего века, едва не разрушила побед одного и смелой политики другого. Надеюсь, что для изображения этой борьбы
история уделит одну страничку лифляндке Зегевольд.
День этот не может бросить ни малейшей тени на полную блеска и света
историю нашей всегда верной
царю, отечеству и долгу армии, как темные пятна на солнце не могут помешать его лучезарному блеску.
— Согласиться с мнением кабинет-министра, — отвечал с твердостью Эйхлер, — и тем восстановить униженную истину. Одно самодержавное слово ваше, только одно слово, подпись вашей руки — и потомство прибавит золотую страницу в
истории вашей. Как слава легка для
царей!
Несмотря на такое ненормальное положение главы государства, несмотря на такую беспримерную в
истории изолированность
царя от «земли»,
царь этот еще не слабел в делах войн и внешней политики и еще продолжал являться с блеском и величием в отношении к другим державам.
Правила веры в Бога милостивого: люби Бога,
царя, отечество, ближнего и исполняй Божеские и царские законы не криводушно; это — изволите видеть — первая и самая главная наука, а к ней должно еще знать:
историю отечества, всемирную
историю, географию, статистику, математику, рисование, черчение планов, инженерное и артиллерийское искусство и понимать для одной необходимости иностранные языки…
Сделаем же сами посильную попытку разрешить этот вопрос и уяснить себе характер грозного
царя по данным
истории первой половины его царствования.
Новая
история отвергла прежние верования, не поставив на место их нового воззрения, и логика положения заставила историков, мнимо отвергших божественную власть
царей и фатум древних, притти другим путем к тому же самому: к признанию тoгo, что 1) народы руководятся единичными людьми, и 2) что существует известная цель, к которой движутся народы и человечество.
История, т. е. бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни
царей пользуется для себя, как орудием для своих целей.
Никто не может сказать, на сколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов
истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов; и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных
царей, полководцев и министров, и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.
Для изучения законов
истории, мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое
царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами.