Неточные совпадения
— Я — твое внутреннее слово! я послана объявить тебе
свет Фавора, [Фаво́р —
по евангельскому преданию, священная гора.] которого ты
ищешь, сам того не зная! — продолжала между тем незнакомка, — но не спрашивай, кто меня послал, потому что я и сама объявить о сем не умею!
— Глупые вы, глупые! — сказал он, — не головотяпами следует вам
по делам вашим называться, а глуповцами! Не хочу я володеть глупыми! а
ищите такого князя, какого нет в
свете глупее, — и тот будет володеть вами.
Он почувствовал себя почти преступником, что, шатаясь
по свету, в холостой, бесприютной жизни своей,
искал привязанностей, волоча сердце и соря чувствами, гоняясь за запретными плодами, тогда как здесь сама природа уготовила ему теплый угол, симпатии и счастье.
Он бы уже соскучился в своей Малиновке, уехал бы
искать в другом месте «жизни», радостно захлебываться ею под дыханием страсти или не находить,
по обыкновению, ни в чем примирения с своими идеалами, страдать от уродливостей и томиться мертвым равнодушием ко всему на
свете.
По обыкновению, шел и веселый разговор со множеством воспоминаний, шел и серьезный разговор обо всем на
свете: от тогдашних исторических дел (междоусобная война в Канзасе, предвестница нынешней великой войны Севера с Югом, предвестница еще более великих событий не в одной Америке, занимала этот маленький кружок: теперь о политике толкуют все, тогда интересовались ею очень немногие; в числе немногих — Лопухов, Кирсанов, их приятели) до тогдашнего спора о химических основаниях земледелия
по теории Либиха, и о законах исторического прогресса, без которых не обходился тогда ни один разговор в подобных кружках, и о великой важности различения реальных желаний, которые
ищут и находят себе удовлетворение, от фантастических, которым не находится, да которым и не нужно найти себе удовлетворение, как фальшивой жажде во время горячки, которым, как ей, одно удовлетворение: излечение организма, болезненным состоянием которого они порождаются через искажение реальных желаний, и о важности этого коренного различения, выставленной тогда антропологическою философиею, и обо всем, тому подобном и не подобном, но родственном.
На столе горела, оплывая и отражаясь в пустоте зеркала, сальная свеча, грязные тени ползали
по полу, в углу перед образом теплилась лампада, ледяное окно серебрил лунный
свет. Мать оглядывалась, точно
искала чего-то на голых стенах, на потолке.
Тургенев занимался в Берлине философией Гегеля и
по этому поводу говорит: «Мы тогда в философии
искали всего на
свете, кроме чистого мышления».
Какой-то человек, весь окровавленный, у которого лицо, при бледном
свете лунного серпа, казалось от крови черным, бегал
по улице, ругался и, нисколько не обращая внимания на свои раны,
искал шапку, потерянную в драке.
Вот где нужно
искать действительных космополитов: в среде Баттенбергов, Меренбергов и прочих штаб — и обер-офицеров прусской армии, которых обездолил князь Бисмарк. Рыщут
по белу
свету, теплых местечек подыскивают. Слушайте! ведь он, этот Баттенберг, так и говорит: «Болгария — любезное наше отечество!» — и язык у него не заплелся, выговаривая это слово. Отечество. Каким родом очутилось оно для него в Болгарии, о которой он и во сне не видал? Вот уж именно: не было ни гроша — и вдруг алтын.
Он-то красив да пригож, а сна и того лучше, —
поищи этаких двух
по всему
свету белому, ан и не сыщешь.
За этим пароксизмом последовал быстрый упадок сил. Пепко сел на пол и умолк. В единственное окно моего гроба глядело уже летнее утро. Какой-то нерешительный
свет бродил
по дешевеньким обоям,
по расщелявшемуся деревянному полу,
по гробовой крышке-потолку, точно чего-то
искал и не находил. Пепко сидел, презрительно мотал головой и, взглядывая на меня, еще более презрительно фыркал. Потом он достал из кармана несколько написанных листов и, бросив их мне в физиономию, проворчал...
Актер.
Искать город… лечиться… Ты — тоже уходи… Офелия… иди в монастырь… Понимаешь — есть лечебница для организмов… для пьяниц… Превосходная лечебница… Мрамор… мраморный пол!
Свет… чистота, пища… всё — даром! И мраморный пол, да! Я ее найду, вылечусь и… снова буду… Я на пути к возрожденью… как сказал… король… Лир! Наташа…
по сцене мое имя Сверчков-Заволжский… никто этого не знает, никто! Нет у меня здесь имени… Понимаешь ли ты, как это обидно — потерять имя? Даже собаки имеют клички…
Напротив того, мысль, увидевшая
свет в атмосфере съезжего дома, прежде всего
ищет скрыть свое происхождение и
ищет этого
по той же самой причине,
по которой шулер, являясь в незнакомое общество, непременно рекомендует себя: благородный человек такой-то!
Глаза его начали меняться уже в вагоне,
по дороге в столицу, куда они вдвоем, в отдельном купе, ехали
искать, как он говорил там, в саду, «
света знаний, истины и труда».
По правде сказать: было кого столько времени
по всему
свету искать…
Бригадир. Да кого же ей любить-то, ежели не меня? Мне дурно самому хвастать; а, право, я, кажется, благодаря Бога, заслужил мой чин верой и правдой, то есть она
по мне стала бригадиршей, а не я
по жене бригадир; это в нынешнем
свете приметить надобно. Так как же ей другого-то и полюбить можно? А кабы я не таков был, тогда посмотрел бы ее добродетель; а особливо когда бы
поискал в ней кто — нибудь также из нашей братьи первых пяти классов.
Книги читает да
по свету рыщет —
Дела себе исполинского
ищет...
— Эх, матушка, будто на
свете уж и не стало хороших людей?.. Попрошу,
поищу, авось честный навернется. Бог милостив!.. Патапа Максимыча попрошу… Вот на похоронах познакомилась я с Колышкиным Сергеем Андреичем. Патап же Максимыч ему пароходное дело устроил, а теперь подите-ка вы…
По всей Волге гремит имя Колышкина.
Только вас почитаючи и вашего дядюшку Тимофея Гордеича, наших великих благодетелей, я
по глупому своему разуму так полагаю, что,
ищи ты, сударь мой, аль не
ищи себе хорошей невесты
по всему
свету вольному, навряд такую найдешь, как Дуняша Смолокурова.
А была б у нас сказка теперь, а не дело, — продолжала Фленушка взволнованным голосом и отчеканивая каждое слово, — был бы мой молодец в самом деле Иваном-царевичем, что на сивке, на бурке, на вещей каурке, в шапке-невидимке подъехал к нам под окно, я бы сказала ему, всю бы правду свою ему выпела: «Ты не жди, Иван-царевич, от меня доброй доли, поезжай, Иван-царевич,
по белому
свету,
поищи себе, царевич, жены
по мысли, а я для тебя не сгодилась, не такая я уродилась.
— Молись же Богу, чтоб он скорей послал тебе человека, — сказала Аграфена Петровна. — С ним опять, как в детстве бывало, и светел и радошен вольный
свет тебе покажется, а людская неправда не станет мутить твою душу. В том одном человеке вместится весь мир для тебя, и, если будет он жить
по добру да
по правде, успокоится сердце твое, и больше прежнего возлюбишь ты добро и правду. Молись и
ищи человека. Пришла пора твоя.
Змея сказала: «Нет, зло не от голода и не от любви, а зло от злости. Кабы жили мы смирно, не злились бы, — нам бы все хорошо было. А то как сделается что-нибудь не
по тебе, разозлишься, — тогда уж ничто не мило. Только и думаешь, как зло свое на ком выместить. Тут уж сама себя не помнишь, только шипишь да ползаешь,
ищешь, кого бы укусить. Уже никого не жалеешь — до тех пор злишься, пока сама себя погубишь. Все зло на
свете от злости».
И этот луч Преображения, этот
свет Фаворский не угас, его
ищет и
по нем тоскует вся тварь, и этот зов к Преображению все внятнее слышится в мире.
Но где ж оно, где это малое стадо? В каких пустынях, в каких вертепах и пропастях земных сияет сие невидимое чуждым людям светило? Не знает Герасим, где оно, но к нему стремятся все помыслы молодого отшельника, и он, нося в сердце надежду быть причтенным когда-нибудь к этому малому стаду, пошел
искать его
по белу
свету.
Веру
искал и мыкался, мыкался
по всему
свету вольному, а вот сегодня ее дома нашел…
Мне остается просить вас, чтобы вы берегли свое здоровье, а я, как только получу свободу, буду
искать вас
по всему
свету и отыщу, чтобы служить вам.
Правда, трупов стало как будто больше. Мы внимательно
искали причину и увидели: рядом с одним мертвецом, где раньше было свободное место, вдруг появился труп: по-видимому, их выбрасывала земля. И все свободные промежутки быстро заполнялись, и скоро вся земля просветлела от бледно-розовых тел, лежавших рядами, голыми ступнями к нам. И в комнате посветлело бледно-розовым мертвым
светом.
Только станет зима, человек сорок пошлют берлоги
искать. Опричь того мужики
по всей окружности знали, какое жалованье за медведя князь Алексей Юрьич дает, оттого, бывало, каждый, кто про медведя ни проведает, вести приносит к нему. А сохрани, бывало, господи, ежели кто без него осмелится медведя поднять! Не родись на
свет тот человек!..
А он
искал ее
по всему
свету…
— Нет, радость моя, речь-то у нас была об Антоне-лекаре. А куда как жаль, что басурман! такого молодца и между нашими москвичами
поискать. Всем взял: и ростом, и пригожеством; взглянет — словно жемчугом окатным дарит, кудри
по плечам лежат, словно жар горят, бел, румян, будто красная девица. Диву даешься, откуда такая красота, с божьего ли изволения или неспросту, от нечистого наваждения. Так бы и глядела на него, да кабы не грех молвить, и на том
свете досыта б не насмотрелась.
— Потому что я, — говорит, — не славы
ищу и не почестей, а в том самом виде именно и предстою, как вами сказано: не
по службе, а
по усердию моей ему благодарности, так как я всем на
свете князю обязан и теперь во всем моем благоденствии, голосом природы возбуждаем, желаю ему благодарно долг отдать.
Ну что ж, не в рюхи с хозяином играть: главное-то и без него в сенцах нашлось… Выкатили бочоночек на
свет, втулку выбили, — стоялый квас шибанул в глаз, все так и повеселели. Выпили они
по липовому ковшику, от короля до королевского денщика, в затылок
по чинам ставши. Хоть болотной бражкой и припахивает, однако ж около хвоста меду не
ищут. В лесной глуши и на том спасибо…
— Бедный я малый! Бедный я малый! — вслух пожалел он себя и повернул глаза к окну, жадно
ища света. Но его нет, и желтый сумрак настойчиво ползет в окна, разливается
по комнате и так ясно ощутим, как будто его можно осязать пальцами. И снова перед глазами развернулся в высоте потолок.
При
свете, падавшем из узенького окошечка, проделанного под самым потолком этого погреба, он тщательно осматривал все уголочки,
искал чего-то
по темным местам, как будто преследуя уползшую от глаз маленькую козявочку, и, наконец, что-то нашел.