Неточные совпадения
А именно: мучимые голодом квартальные решились отравить в гостином дворе всех
собак, дабы
иметь в ночное время беспрепятственный вход в лавки.
Раз приезжает сам старый князь звать нас на свадьбу: он отдавал старшую дочь замуж, а мы были с ним кунаки: так нельзя же, знаете, отказаться, хоть он и татарин. Отправились. В ауле множество
собак встретило нас громким лаем. Женщины, увидя нас, прятались; те, которых мы могли рассмотреть в лицо, были далеко не красавицы. «Я
имел гораздо лучшее мнение о черкешенках», — сказал мне Григорий Александрович. «Погодите!» — отвечал я, усмехаясь. У меня было свое на уме.
Чтобы помогать, надо сначала право такое
иметь, не то: «Crevez, chiens, si vous n’ êtes pas contents!» [Подыхайте,
собаки, если вам плохо! (фр.)] — Он рассмеялся.
— То-то и есть, что не
имею свидетелей.
Собака Смердяков не пришлет с того света вам показание… в пакете. Вам бы все пакетов, довольно и одного. Нет у меня свидетелей… Кроме только разве одного, — задумчиво усмехнулся он.
Моя Альпа не
имела такой теплой шубы, какая была у Кады. Она прозябла и, утомленная дорогой, сидела у огня, зажмурив глаза, и, казалось, дремала. Тазовская
собака, с малолетства привыкшая к разного рода лишениям, мало обращала внимания на невзгоды походной жизни. Свернувшись калачиком, она легла в стороне и тотчас уснула. Снегом всю ее запорошило. Иногда она вставала, чтобы встряхнуться, затем, потоптавшись немного на месте, ложилась на другой бок и, уткнув нос под брюхо, старалась согреть себя дыханием.
Наш обоз состоял из восьми нарт [Две нарты принадлежали сопровождавшим нас туземцам.]. В каждой нарте было по 30 кг полезного груза. Ездовых
собак мы не
имели, потому что у меня не было денег, да и едва ли на Кусуне нашлось бы их столько, сколько надо. Поэтому нарты нам пришлось тащить самим.
(Известно, что
собаки имеют способность улыбаться, и даже очень мило улыбаться.)
Мелкая и щепетильная обидчивость особенно поразительна в Павле и во всех его сыновьях, кроме Александра;
имея в руках дикую власть, они не
имеют даже того звериного сознания силы, которое удерживает большую
собаку от нападений на маленькую.
Но доступ в кофейную
имели не все. На стенах пестрели вывески: «
Собак не водить» и «Нижним чинам вход воспрещается».
При магазине была колбасная; чтобы
иметь товар подешевле, хозяин заблаговременно большими партиями закупал кишки, и они гнили в бочках, распространяя ужасную вонь. По двору носилась злющая
собака, овчарка Енотка, которая не выносила полицейских. Чуть увидит полицейского — бросается. И всякую
собаку, забежавшую на двор, рвала в клочья.
Гиляки никогда не умываются, так что даже этнографы затрудняются назвать настоящий цвет их лица; белья не моют, а меховая одежда их и обувь
имеют такой вид, точно они содраны только что с дохлой
собаки.
Несмотря на свою непорочность, они больше всего на свете любят порочную мать и разбойника отца, и если ссыльного, отвыкшего в тюрьме от ласки, трогает ласковость
собаки, то какую цену должна
иметь для него любовь ребенка!
Если бы я не сам взял этого погоныша на гнезде, изо рта
собаки, то никогда бы не поверил, чтобы такая маленькая и узенькая птичка могла нести такое количество яичек и
имела бы возможность их высиживать.
Жирных и непуганных стрельбою дупелей, допускающих самую близкую стойку
собаки, травить ястребами-перепелятниками. Если дупель вскочит не далее шести или семи шагов, то ястреб его догонит. Разумеется, что никакой ружейный охотник не станет травить дупелей ястребом, если будет
иметь возможность стрелять их.
Одна из этих
собак была чистой французской породы, а другая — помесь французской с польскою, несколько псовою
собакой: обе не знали парфорса,
имели отличное чутье и были вежливы в поле, как только желать.
Зайцев истребляют все, кто может: волки, лисы, дворные и легавые
собаки, которые сами собою ходят охотиться за ними в лес, даже горностаи и ласки, о чем я
имел уже случай говорить.
Я
имел двух таких
собак, которые, пробыв со мной на охоте от зари до зари, пробежав около сотни верст и воротясь домой усталые, голодные, едва стоящие на ногах, никогда не ложились отдыхать, не ели и не спали без меня; даже заснув в моем присутствии, они сейчас просыпались, если я выходил в другую комнату, как бы я ни старался сделать это тихо.
Очевидно, что во время стрельбы
собака не нужна, но поутру необходимо употреблять ее для отыскания убитых и подбитых дупелей, которые иногда
имеют еще силы отойти довольно далеко. В заключение скажу, что мне показалось как-то совестно убивать птицу пьяную, безумную, вследствие непреложного закона природы, птицу, которая в это время не видит огня и не слышит ружейного выстрела!
Все мелкие сорты дроби пригодны для этой стрельбы, потому что перепелок особенно осенью, охотник может стрелять на каком угодно расстоянии: чистое поле, крепость лежки и близость взлета, к которому заблаговременно приготовиться, если
собака имеет хорошую стойку, делают охотника полным господином расстояния: он может выпускать перепелку в меру, смотря по сорту дроби, которою заряжено его ружье.
В это время вальдшнепы очень смирны, сидят крепко, подпускают охотника близко и долго выдерживают стойку
собаки: очевидно, что тут бить их весьма нетрудно, особенно потому, что вальдшнепы в мокрую погоду, сами мокрые от дождя, на открытом месте летают тихо, как вороны: только очень плохой или слишком горячий охотник станет давать в них промахи. подумать, что такая простая, легкая стрельба не доставит удовольствия настоящему, опытному и, разумеется, искусному стрелку, но такая охота редка, кратковременна, вообще малодобычлива,
имеет особенный характер, и притом вальдшнеп такая завидная, дорогая добыча, что никогда не теряет своего высокого достоинства.
Старинные немецкие, толстоногие, брылястые
собаки, а также испанские двуносые теперь совсем перевелись или переводятся, да и не для чего их
иметь: последние были вовсе неудобны, потому что высокая трава, особенно осока, беспрестанно резала до крови их нежные, раздвоенные носы.
Обучение легавых
собак или дрессирование посредством парфорса, то есть ошейника с острыми спицами, совсем не нужно, если не требовать от
собаки разных штук, вовсе до охоты не касающихся, и если
иметь терпение самому заняться ее ученьем.
Аристашка оцепенел, как дупель, над которым охотничья
собака сделала стойку. Он заметил всего одно: новый главный управляющий был кос на левый глаз, тогда как он, Аристашка,
имел косой правый глаз. Управляющий бойко взбежал во второй этаж, осмотрел все комнаты и коротко приказал оставить себе всего две — кабинет и приемную, а остальные затворить.
Какое
имеете полное право чужих
собак красть?
— Кулаком правду не убьешь! — крикнул Рыбин, наступая да него. — И бить меня не
имеешь права,
собака ты паршивая!
Служил он где-то в гусарах — ну, на жидов охоту
имел: то возьмет да
собаками жида затравит, то посадит его по горло в ящик с помоями, да над головой-то саблей и махает, а не то еще заложит их тройкой в бричку, да и разъезжает до тех пор, пока всю тройку не загонит.
Что Сверстов так неожиданно приехал, этому никто особенно не удивился: все очень хорошо знали, что он с быстротой борзой
собаки имел обыкновение кидаться ко всем, кого постигло какое-либо несчастье, тем более спешил на несчастье друзей своих; но на этот раз Сверстов
имел еще и другое в виду, о чем и сказал Егору Егорычу, как только остался с ним вдвоем.
Честный аптекарь действительно, когда супруга от него уехала, взял к себе на воспитание маленького котенка ангорской породы, вырастил, выхолил его и привязался к нему всею душою, так что даже по возвращении ветреной супруги своей продолжал питать нежность к своему любимцу, который между тем постарел, глаза
имел какие-то гноящиеся, шерсть на нем была, по случаю множества любовных дуэлей, во многих местах выдрана, а пушистый ангорский хвост наполовину откушен соседними
собаками.
Все охоты: с ружьем, с
собаками, ястребами, соколами, с тенетами за зверьми, с неводами, сетьми и удочкой за рыбою — все
имеют одно основание.
Актер. Искать город… лечиться… Ты — тоже уходи… Офелия… иди в монастырь… Понимаешь — есть лечебница для организмов… для пьяниц… Превосходная лечебница… Мрамор… мраморный пол! Свет… чистота, пища… всё — даром! И мраморный пол, да! Я ее найду, вылечусь и… снова буду… Я на пути к возрожденью… как сказал… король… Лир! Наташа… по сцене мое имя Сверчков-Заволжский… никто этого не знает, никто! Нет у меня здесь имени… Понимаешь ли ты, как это обидно — потерять имя? Даже
собаки имеют клички…
Бывало, день-деньской сидит он над мальчиком и дует ему над ухом в самодельную берестовую дудку или же возит его в тележке собственного изделия, которая
имела свойство производить такой писк, что, как только Аким тронется с нею, бывало, по улице, все деревенские
собаки словно взбесятся: вытянут шеи и начнут выть.
Илья взглянул на арестанта. Это был высокого роста мужик с угловатой головой. Лицо у него было тёмное, испуганное, он оскалил зубы, как усталая, забитая
собака скалит их, прижавшись в угол, окружённая врагами, не
имея силы защищаться. А Петруха, Силачев, Додонов и другие смотрели на него спокойно, сытыми глазами. Лунёву казалось, что все они думают о мужике...
Глядя на бесцветную вытянутую фигуру Семена Семеныча, так и казалось, что она одна, сама по себе, не
имела решительно никакого значения и получала его только в присутствии Егора Фомича, являясь его естественным продолжением, как хвост у
собаки или как в грамматике прямое дополнение при сказуемом.
Костюмы были уморительные: например, старый Доблестин явился в солдатском изорванном сюртуке одного из наших сторожей-инвалидов; на голове
имел парик из пакли, напудренный мелом, а на руках цепи с цепной дворовой
собаки, которая на этот вечер получила свободу и кого-то больно укусила.
Все охоты, о которых я упоминал: с ружьем, с борзыми
собаками, с ястребами и соколами, с тенетами и капканами за зверями, с сетьми, острогою и удочкой за рыбою и даже с поставушками за мелкими зверьками, —
имеют своим основанием ловлю, добычу; но есть охоты, так сказать, бескорыстные, которые вознаграждаются только удовольствием: слушать и видеть, кормить и разводить известные породы птиц и даже животных; такова, например, охота до певчих птиц и до голубей.
Итак, охотник выходит в поле,
имея в вачике непременно вабило;
собака приискивает перепелку, останавливается над ней, охотник подходит как ближе, поднимает ястреба на руке как выше, кричит пиль,
собака кидается к перепелке, она взлетает, ястреб бросается, догоняет, схватывает на воздухе и опускается с ней на землю.
Мне сказывали даже, что один глупый охотник застрелил близко подошедшую лису (шкура ее в это время года никуда не годится) и что это был самец; но я сомневаюсь в верности рассказа, судя по их течке, сходной с течкою
собак, у которых, как всем известно, отцы не
имеют ни малейшего чувства к детям, никогда их не знают и вообще терпеть не могут маленьких щенят и готовы задавить их.
Офицеры, имевшие малейшую возможность бежать, уезжали домой чуть не на целое лето, т. е. до августа, до дивизионного кампамента, и я, несмотря на крайнее материальное стеснение,
имел полную возможность предаваться охоте, примащиваясь к кому-нибудь, у кого была легавая
собака, которою я еще не успел завестись‹…›
Множество было людей, которые ни о чем больше говорить даже не умели, как только о
собаках; другие,
имея претензию на высшую образованность, посвящали все свое время танцам, клавикордам или скрипке и разговорам о театре; третьи заботились о том, «чтоб издавать наряды своим соотечественникам» и забавлять компанию разговорами, не заботясь о том, правду или нет говорить придется.
Почтеннейшая девица не замедлила явиться в этот же день, и Рожнов взялся сам отказать гостье и, видно, исполнил это дело весьма добросовестно, потому что Татьяна Ивановна после довольно громкого разговора, который
имела с ним первоначально в зале, потом в лакейской и, наконец, на крыльце, вдруг выскочила оттуда, как сумасшедшая, и целые почти два переулка бежала, как будто бы за ней гналась целая стая бешеных
собак.
Милостыню палачу с дочерью иногда подавали, не для них, конечно, а Христа ради, но в дом никуда не пускали. Старик с дочерью не
имели приюта и ночевали то где-нибудь под кручею, в глинокопных ямах, то в опустелых сторожевых шалашах на огородах, по долине. Суровую долю их делила тощая
собака, которая пришла с ними из Орла.
Оно, конечно, так и следовало, чтобы не давать поблажки колдовству; но это было большим несчастьем для нищих, так как девочка спала вместе с
собакою, и та уделяла ребенку часть теплоты, которую
имела в своей шерсти.
"Он в своей половине дома может делать что хочет, а я в своей поступаю по своей воле" — был ответ Петруси — и гул рогов усилился,
собаки снова завыли и прибавилось еще порсканье псарей. Что прикажете делать? Петрусь
имел право поступать у себя как хочет, и я не мог ему запретить. Подумывал пойти к нему и по-братски поискать с ним примирения, но амбиция запрещала мне унижаться и кланяться перед ним. Пусть, думаю, торжествует; будет время, отомщу и я ему.
— Да и
собаку в такую погоду не выгонят! — обидчиво подхватил Павел Павлович, впрочем почти радуясь, что
имеет право обидеться.
Двора у Спирькиной избы не было, а отдельно стоял завалившийся сеновал. Даже сеней и крыльца не полагалось, а просто с улицы бревно с зарубинами было приставлено ко входной двери — и вся недолга. Изба было высокая, как все старинные постройки, с подклетью, где у Спирьки металась на цепи голодная
собака. Мы по бревну кое-как поднялись в избу, которая даже не
имела трубы, а дым из печи шел прямо в широкую дыру в потолке. Стены и потолок были покрыты настоящим ковром из сажи.
Хапун, надо и вам сказать, когда вы не знаете, есть особенный такой жидовский чорт. Он, скажем, во всем остальном похож и на нашего чорта, такой же черный и с такими же рогами, и крылья у него, как у здоровенного нетопыря; только носит пейсы да ермолку и силу
имеет над одними жидами. Повстречайся ему наш брат, христианин, хоть о самую полночь, где-нибудь в пустыре или хоть над самым омутом, он только убежит, как пугливая
собака. А над жидами дается ему воля: каждый год выбирает себе по одному и уносит…
Ваничка(целуя Дурнопечина в плечо).Благодарю покорно, дедушка! Я бы еще к вам просьбицу
имею: мне теперь тоже, что дома-то жить и на
собаках шерсть бить — я уж лучше жениться хочу.
Они тратили страшные деньги и, не
имея своих, тратили казенные; красть
собак, книги и казну у нас никогда не считалось воровством.
Младенец рос милее с каждым днем:
Живые глазки, белые ручонки
И русый волос, вьющийся кольцом —
Пленяли всех знакомых; уж пеленки
Рубашечкой сменилися на нем;
И, первые проказы начиная,
Уж он дразнил
собак и попугая…
Года неслись, а Саша рос, и в пять
Добро и зло он начал понимать;
Но, верно, по врожденному влеченью,
Имел большую склонность к разрушенью.
Или великолепным цугом
В карете английской, златой,
С
собакой, шутом или другом,
Или с красавицей какой
Я под качелями гуляю;
В шинки пить меду заезжаю;
Или, как то наскучит мне,
По склонности моей к премене,
Имея шапку набекрене,
Лечу на резвом бегуне.