Неточные совпадения
«Нет, если бы мне теперь, после этих страшных опытов, десять миллионов! — подумал Хлобуев. — Э, теперь бы я не так: опытом
узнаешь цену всякой копейки». И потом, минуту подумавши, спросил
себя внутренне: «Точно ли бы теперь умней распорядился?» И, махнувши рукой, прибавил: «Кой черт! я думаю, так же бы растратил, как и прежде», — и вышел из лавки, сгорая желанием
знать, что объявит ему Муразов.
Кутузов пил чай, должно быть, продолжая воображать
себя человеком из деревни. Держался важно, жесты его были медлительно солидны, — жесты человека, который хорошо
знает цену себе и никуда не торопится.
— Вот это. Не любезничайте, милый человек, не фальшивьте, не надо! Я
себе цену знаю.
Всё, что
цены себе не
знает,
Всё, всё, чем жизнь мила бывает,
Бедняжка принесла мне в дар,
Мне, старцу мрачному, — и что же?
Надо
себе, наконец,
цену знать.
Особенно любит она глядеть на игры и шалости молодежи; сложит руки под грудью, закинет голову, прищурит глаза и сидит, улыбаясь, да вдруг вздохнет и скажет: «Ах вы, детки мои, детки!..» Так, бывало, и хочется подойти к ней, взять ее за руку и сказать: «Послушайте, Татьяна Борисовна, вы
себе цены не
знаете, ведь вы, при всей вашей простоте и неучености, — необыкновенное существо!» Одно имя ее звучит чем-то знакомым, приветным, охотно произносится, возбуждает дружелюбную улыбку.
Когда коллежский секретарь Иванов уверяет коллежского советника Ивана Иваныча, что предан ему душою и телом, Иван Иваныч
знает по
себе, что преданности душою и телом нельзя ждать ни от кого, а тем больше
знает, что в частности Иванов пять раз продал отца родного за весьма сходную
цену и тем даже превзошел его самого, Ивана Иваныча, который успел предать своего отца только три раза, а все-таки Иван Иваныч верит, что Иванов предан ему, то есть и не верит ему, а благоволит к нему за это, и хоть не верит, а дает ему дурачить
себя, — значит, все-таки верит, хоть и не верит.
И как это, живешь-живешь на свете,
А все
себе цены не
знаешь, право.
Возьмем, Бобыль, Снегурочку, пойдем!
Дорогу нам, народ! Посторонитесь.
Никаким подобным преимуществом не пользуются дети. Они чужды всякого участия в личном жизнестроительстве; они слепо следуют указаниям случайной руки и не
знают, что эта рука сделает с ними. Поведет ли она их к торжеству или к гибели; укрепит ли их настолько, чтобы они могли выдержать напор неизбежных сомнений, или отдаст их в жертву последним? Даже приобретая знания, нередко
ценою мучительных усилий, они не отдают
себе отчета в том, действительно ли это знания, а не бесполезности…
[Унтеры, особенно надзиратели, считаются на Сахалине завидными женихами; в этом отношении они хорошо
знают себе цену и держат
себя с невестами и с их родителями с тою разнузданною надменностью, за которую И. С. Лесков так не любит «несытых архиерейских скотин».
Никто не мог их упрекнуть в высокомерии и заносчивости, а между тем
знали, что они горды и
цену себе понимают.
Этот другой человек был во фраке, имел за сорок лет и озабоченную физиономию и был специальный, кабинетный прислужник и докладчик его превосходительства, вследствие чего и
знал себе цену.
— Если б ты рассматривал дело похладнокровнее, так увидел бы, что ты не хуже других и не лучше, чего я и хотел от тебя: тогда не возненавидел бы ни других, ни
себя, а только равнодушнее сносил бы людские глупости и был бы повнимательнее к своим. Я вот
знаю цену себе, вижу, что нехорош, а признаюсь, очень люблю
себя.
— Эх, матушка Анна Павловна! да кого же мне и любить-то, как не вас? Много ли у нас таких, как вы? Вы
цены себе не
знаете. Хлопот полон рот: тут и своя стройка вертится на уме. Вчера еще бился целое утро с подрядчиком, да все как-то не сходимся… а как, думаю, не поехать?.. что она там, думаю, одна-то, без меня станет делать? человек не молодой: чай, голову растеряет.
Madame Клавская бабица
Вальсирует на заказ
И, как юная вдовица,
Ищет мужа среди нас;
Но мы
знаем себе ценуИ боимся ее плену.
А она
знала цену этим «кускам», ибо, проведя всю жизнь в деревне, в общении с крестьянским людом, вполне усвоила
себе крестьянское представление об ущербе, который наносит «лишний рот» хозяйству, и без того уже скудному.
Узнал толк в винах и сигарах, верно угадывал
цену каждого фрукта, прямо запускал лапу туда, где раки зимуют, отпустил брюшко, сшил
себе легкий костюмчик, ел так смачно и аппетитно, что губы у него припухли и покрылись глянцем…
Несмотря на то, что он недавно был собран в строевые, по широкому выражению его лица и спокойной уверенности позы видно было, что он уже успел принять свойственную казакам и вообще людям, постоянно носящим оружие, воинственную и несколько гордую осанку, что он казак и
знает себе цену не ниже настоящей.
— И наконец — лег, чтобы уже не встать никогда. Он был крепок, мой старик, он больше трех недель спорил со смертью, упорно, без жалоб, как человек, который
знает себе цену.
— Оказалось, по розыску моему, что слово это значит обожание, любовь, высокую любовь к делу и порядку жизни. «Так! — подумал я, — так! Значит — культурный человек тот будет, который любит дело и порядок… который вообще — жизнь любит — устраивать, жить любит,
цену себе и жизнь
знает… Хорошо!» — Яков Тарасович вздрогнул; морщины разошлись по лицу его лучами от улыбающихся глаз к губам, и вся его лысая голова стала похожа на какую-то темную звезду.
— Я — никогда не изменюсь!.. Потому — над человеком, который
себе цену знает, жизнь не властна!
Жизнь всем нам
цену знает, и раньше времени она ходу нашего не остановит… никто, брат,
себе в убыток не действует, ежели он умный…
Кучумов. А не считает, тем лучше. Вы должны
знать цену себе. Переезжайте с maman на старую квартиру, в этом нет ничего дурного; а жить в курятнике позорно.
Надежда Антоновна. Нам надо поддерживать
себя… Пока еще есть кредит… но немного. Подойдет зима; театры, балы, концерты. Надо спросить у матерей, чего все это стоит. У меня Лидия ничего и слушать не хочет, ей чтоб было. Она ни
цены деньгам, ни счету в них не
знает. Поедет по магазинам, наберет товаров, не спрашивая
цены, а потом я по счетам и расплачивайся.
Поверьте, я
знаю себе цену: я
знаю, как мало достоин я того, чтобы заменить вас в ее сердце; но если уж этому суждено было случиться, неужели же лучше хитрить, обманывать, притворяться?
Олешунин. Помилуйте! Чему же удивляться? (Очень свободно садится на диван.) Я
себе цену знаю, Зоя Васильевна. Ведь где же этим господам Пьерам и Жоржам понять меня! Оттого они и позволяют
себе разные глупые шутки. Но я на них не претендую; они слишком мелки. Вот теперь посмотрели бы они на меня!
«Куда пошла она? и зачем я бегу за ней? Зачем? Упасть перед ней, зарыдать от раскаяния, целовать ее ноги, молить о прощении! Я и хотел этого; вся грудь моя разрывалась на части, и никогда, никогда не вспомяну я равнодушно эту минуту. Но — зачем? — подумалось мне. — Разве я не возненавижу ее, может быть, завтра же, именно за то, что сегодня целовал ее ноги? Разве дам я ей счастье? Разве я не
узнал сегодня опять, в сотый раз,
цены себе? Разве я не замучу ее!»
Потому что я
себе цену знаю.
Был он большой скопидом, и хотя ни в чём
себе не отказывал, но
цену копейке
знал. В пище сластолюбив и до женщин удивительно жаден, — власть у него большая, отказать ему бабы не смеют, а он и пользуется; девиц не трогал, видимо — боялся, а женщины — наверное, каждая хоть раз, да была наложницей его.
Он был мудрый Полководец;
знал своих неприятелей и систему войны образовал по их свойству; мало верил слепому случаю и подчинял его вероятностям рассудка; казался отважным, но был только проницателен; соединял решительность с тихим и ясным действием ума; не
знал ни страха, ни запальчивости; берег
себя в сражениях единственно для победы; обожал славу, но мог бы снести и поражение, чтобы в самом несчастии доказать свое искусство и величие; обязанный Гением Натуре, прибавил к ее дарам и силу Науки; чувствовал свою
цену, но хвалил только других; отдавал справедливость подчиненным, но огорчился бы во глубине сердца, если бы кто-нибудь из них мог сравниться с ним талантами: судьба избавила его от сего неудовольствия.
Если же случалось, что путешественники расспрашивали обо мне у самого меня, тогда я говорил им все о
себе, и многие любопытствовали
знать о малейших подробностях, до меня относящихся; карета моя также обращала их внимание, и они советовали мне — в Санкт-Петербурге, вывезя ее на площадь, предложить желающим купить. И я от того был не прочь, лишь бы
цена выгодная за этот прочный, покойный и уютный берлин.
«Видно, еще письмо не дошло по адресу!» — подумал он и стал наводить лорнет на другие ложи; в них он
узнал множество бальных знакомых, с которыми иногда кланялся, иногда нет; смотря по тому, замечали его или нет; он не оскорблялся равнодушием света к нему, потому что оценил свет в настоящую его
цену; он
знал, что заставить говорить об
себе легко, но
знал также, что свет два раза сряду не занимается одним и тем же лицом; ему нужны новые кумиры, новые моды, новые романы… ветераны светской славы, как и все другие ветераны, самые жалкие созданья…
Всё это были молодцы, точно на подбор, каждый
знал себе цену, т. е.
знал, что, потеряй он сегодня место, завтра же его с удовольствием пригласят на другой завод.
В иных случаях тратились они без надобности и бросали деньги, как говорится, на ветер, так что добрые люди посмеивались и думали про
себя, а некоторые, может быть, и говорили: «Дешево деньги достались;
цены и счету им не
знают».
Без шапки, босый, в изорванном пиджаке поверх грязной рубахи, в шароварах, выпачканных тиной, он был похож на батрака. Но скуластое лицо, холодное и сухое, вся осанка его показывали в нём хозяина, человека, знающего
себе цену. Идя, он думал, что парни и девки на селе, как всегда, посмеются над его одеждой, и
знал, что, если он, молча прищурив глаза, поглядит на шутников, они перестанут дразнить Николая Фаддеевича Назарова. Пусть привыкают
узнавать попа и в рогоже.
— Я всё с тобой могу говорить, — стукнув
себя в грудь ладонью и вставая со стула, с сознанием собственного достоинства заявил мельник: — Я — лицо в округе… Меня на сто вёрст кругом
знают и уважают, а тебе вся
цена восемнадцать рублей в месяц.
Это не совсем верно: Запад
знает Рок, уверенно борется с ним и, чувствуя
себя призванным к победе над Роком, постепенно вовлекает в эту великую боьбу и Восток. Запад рассматривает человека как высшую цель природы и орган, посредством коего она познает самое
себя, бесконечно развивая все свойства этого органа; для Востока человек сам по
себе не имеет значения и
цены.
Рассудок заставляет их
знать себе цену, но он редко бывает в силах победить их закоренелое недоверие к
себе, во многих случаях превращающееся в чистое малодушие.
Через несколько минут на крыльцо вышел невысокий, но весьма красивый человек, в сюртуке без эполет, с белым крестом в петличке. За ним вышли майор, адъютант и еще каких-то два офицера. В походке, голосе, во всех движениях генерала выказывался человек, который
себе очень хорошо
знает высокую
цену.
Кроме того, что у нас было бы художественное целое, — нам разъяснился бы целый разряд характеров, целый ряд нравственных явлений, мы
знали бы, как нам судить об этих кроткосердных героях и какую
цену приписывать их гуманному обезличению
себя, так как мы
знаем теперь, например после комедий Островского, как нам смотреть на патриархальную размашистость русской натуры.
— Э… э… э!.. — промолвил с ласковой укоризной Пунин. — Как это вы можете так говорить, барчук, барчук! Парамон Семеныч — человек достойнейший, строжайших правил, из ряду вон! Ну, конечно, —
себя он в обиду не даст, потому —
цену себе знает. Большими познаниями обладает сей человек — и не такое бы ему занимать место! С ним, мой миленький, надо обходиться вежливенько, ведь он… — тут Пунин наклонился к самому моему уху, — республиканец!
Граф. О, что вы говорите, помилуйте! Вы
себе не
знаете цены. Но разве вы не понимаете… mais vous êtes une femme charmante… Сожалеть о том, что́ сделаю для вас, Дарья Ивановна!..
— Это так точно, — с довольной улыбкой подтвердил Чапурин. — Сам тех мыслей держусь. Складчи́на последнее дело… Нет того лучше, как всякий Тит за
себя стоит… А эти нонешни акции, да компании, да еще пес их
знает какие там немецкие штуки — всем им одна
цена: наплевать.
— Ты, братец, осел, и дурак, и скотина, — ты сам
себе цены не
знаешь, сколько ты по своим дарованиям заслуживаешь. Ты мне помог под новый год весь предлог жизни исправить, через то, что я вчера на балу любимой невесте важного рода в любви открылся и согласие получил, в этот мясоед и свадьба моя будет.
Считать
себя умнее, добрее, лучше других людей никто не может уже по одному тому, что никто не может
знать цены ни своего ума, ни своих добродетелей, а еще меньше может
знать настоящую
цену ума и добродетелей других людей.
Пора человеку
узнать себе цену. Что же, в самом деле, он какое-нибудь незаконно рожденное существо? Пора ему перестать робко озираться по сторонам — угодил ли или не угодил он людям? Нет, пусть голова моя твердо и прямо держится на плечах. Жизнь дана мне не на показ, а для того, чтобы я жил ею. Я сознаю свою обязанность жить для своей души. И заботиться хочу и буду не о мнении обо мне людей, а о своей жизни, о том, исполняю я или не исполняю я свое назначение перед тем, кто послал меня в жизнь.
Всю эту речь, очевидно подготовленную заранее, Полояров произнес даже растроганным голосом и притом с чувством неуязвимого, благородного достоинства, которое
знает себе настоящую
цену.
Анатоль целые утра проводил перед зеркалом, громко разучивая свою роль по тетрадке, превосходно переписанной писцом губернаторской канцелярии, и даже совершенно позабыл про свои прокурорские дела и обязанности, а у злосчастного Шписса, кроме роли, оказались теперь еще сугубо особые поручения, которые ежечасно давали ему то monsieur Гржиб, то madame Гржиб, и черненький Шписс, сломя голову, летал по городу, заказывая для генеральши различные принадлежности к спектаклю, то устраивал оркестр и руководил капельмейстера, то толковал с подрядчиком и плотниками, ставившими в зале дворянского собрания временную сцену (играть на подмостках городского театра madame Гржиб нашла в высшей степени неприличным), то объяснял что-то декоратору, приказывал о чем-то костюмеру, глядел парики у парикмахера, порхал от одного участвующего к другому, от одной «благородной любительницы» к другой, и всем и каждому старался угодить, сделать что-нибудь приятное, сказать что-нибудь любезное, дабы все потом говорили: «ах, какой милый этот Шписс! какой он прелестный!» Что касается, впрочем, до «мелкоты» вроде подрядчика, декоратора, парикмахера и тому подобной «дряни», то с ними Шписс не церемонился и «приказывал» самым начальственным тоном: он ведь
знал себе цену.
Живучи в Москве и бывая каждый день у Дорониных, Никита Федорыч ни разу не сказал им про Веденеева, к слову как-то не приходилось. Теперь это на большую досаду его наводило, досадовал он на
себя и за то, что, когда писал Зиновью Алексеичу, не пришло ему в голову спросить его, не у Макарья ли Веденеев, и, ежели там, так всего бы вернее через него
цены узнать.
— Мы
знаем свою
цену, — надменно взглянув на Лебякина, прошипел Орошин. — Хочешь дешево у них купить, припасай больше наличных. Мы возьмем свое, у нас все по старине будет — кредит, как бывало, а
цены, какие меж
собой постановим… Так али нет, Марко Данилыч?