Неточные совпадения
— Да, это само собой разумеется, — отвечал
знаменитый доктор, опять взглянув на часы. — Виноват; что, поставлен ли Яузский мост, или надо всё еще кругом объезжать? — спросил он. — А! поставлен. Да, ну так я в двадцать минут могу быть. Так мы говорили, что
вопрос так поставлен: поддержать питание и исправить нервы. Одно в связи с другим, надо действовать на обе стороны круга.
Но я, вспомнив, какими
вопросами осыпали японцы с утра до вечера нашего
знаменитого пленника, Головнина, нашел еще, что эти
вопросы не так глупы.
Упоминаю о сем случае особенно потому, что статья эта своевременно проникла и в подгородный
знаменитый наш монастырь, где возникшим
вопросом о церковном суде вообще интересовались, — проникла и произвела совершенное недоумение.
В пансионе Рыхлинского было много гимназистов, и потому мы все заранее знакомились с этой рукописной литературой. В одном из альбомов я встретил и сразу запомнил безыменное стихотворение, начинавшееся словами: «Выхожу задумчиво из класса». Это было
знаменитое добролюбовское «Размышление гимназиста лютеранского вероисповедания и не Киевского округа». По
вопросу о том, «был ли Лютер гений или плут», бедняга говорил слишком вольно, и из «чувства законности» он сам желает, чтобы его высекли.
Обе дамы имели весьма слабое понятие о нашей пространной и отдаленной родине; г-жа Розелли, или, как ее чаще звали, фрау Леноре, даже повергла Санина в изумление
вопросом: существует ли еще
знаменитый, построенный в прошлом столетии, ледяной дом в Петербурге, о котором она недавно прочла такую любопытную статью в одной из книг ее покойного мужа: «Bellezze delle arti»?
Во Франции произошел крупный переворот: Луи-Филипп [Луи-Филипп (1773—1850) — французский король (1830—1848).] бежал, Тюильри [Тюильри — королевский дворец в Париже, построенный в XVI веке.] был захвачен, и объявлена была республика; главным правителем назначен был Ламартин [Ламартин Альфонс (1790—1869) —
знаменитый французский поэт и политический деятель.];
вопрос рабочих выступил на первый план.
Вот что пишет в том номере «Revue des Revues», в котором собраны письма о войне,
знаменитый академик Дусэ на
вопрос редактора о его взгляде на войну...
Я был и в
знаменитых тюрьмах: вот где душа моя возмутилась — я, вы, может быть, помните — всегда любил заниматься социальными
вопросами и восставал против аристократии — вот бы я куда привел защитников аристократии: в эти тюрьмы; справедливо сказал Байрон: «I stood in Venice on the bridge of sighs»; [«Я стоял в Венеции на Мосту вздохов» (англ.).] впрочем, и он был аристократ.
«La question d’Orient. Le plus sûr moyen d’en venir а bout». Par un Observateur impartial. Leipzig. 1857. («Восточный
вопрос. Вернейший способ покончить с ним». Соч. Беспристрастного наблюдателя. Лейпциг. 1857.) [Подозревают, что под псевдонимом «Беспристрастный наблюдатель» скрывается один
знаменитый московский археолог и чревовещатель. Но так как подобное предположение ничем не доказано, то и этого автора я нашелся вынужденным поместить в число знатных иностранцев. — Примеч. авт.]
Он осыпал его
вопросами, и когда старшина, увлеченный воспоминаниями прошедших своих подвигов, от осады Троицкого монастыря перешел к
знаменитой победе князя Пожарского, одержанной под Москвою над войском гетмана Хоткевича, то внимание молодого боярина удвоилось, лицо его пылало, а в голубых, кипящих мужеством и исполненных жизни глазах изобразились досада и нетерпение бесстрашного воина, когда он слушает рассказ о
знаменитом бое, в котором, к несчастию, не мог участвовать.
Известно, что наш
знаменитый полководец Румянцев предан был этой охоте до страсти; известен также и его ответ, с притворным смирением сказанный, на один важный дипломатический
вопрос: это дело не нашего ума; наше дело рыбку удить да городки пленить.
— Отец-то?
Вопрос не легкий. Род наш, Колесниковых,
знаменитый и древний, по одной дороге с Рюриком идет, и в гербе у нас колесо и лапоть, того-этого. Но, по историческому недоразумению, дедушка с бабушкой наши были крепостными, а отец в городе лавку и трактир открыл, блеск рода, того-этого, восстановляет. И герб у нас теперь такой: на зеленом бильярдном поле наклоненная бутылка с девизом: «Свидания друзей»…
С тех пор как я страдаю бессонницей, в моем мозгу гвоздем сидит
вопрос: дочь моя часто видит, как я, старик,
знаменитый человек, мучительно краснею оттого, что должен лакею; она видит, как часто забота о мелких долгах заставляет меня бросать работу и по целым часам ходить из угла в угол и думать, но отчего же она ни разу тайком от матери не пришла ко мне и не шепнула: «Отец, вот мои часы, браслеты, сережки, платья…
Действительно, в половине двенадцатого приехал
знаменитый доктор. Опять пошли выслушиванья и значительные разговоры при нем и в другой комнате о почке, о слепой кишке и
вопросы и ответы с таким значительным видом, что опять вместо реального
вопроса о жизни и смерти, который уже теперь один стоял перед ним, выступил
вопрос о почке и слепой кишке, которые что-то делали не так, как следовало, и на которые за это вот-вот нападут Михаил Данилович и знаменитость и заставят их исправиться.
Знаменитый доктор простился с серьезным, но не с безнадежным видом. И на робкий
вопрос, который с поднятыми к нему блестящими страхом и надеждой глазами обратил Иван Ильич, есть ли. возможность выздоровления, отвечал, что ручаться нельзя, но возможность есть. Взгляд надежды, с которым Иван Ильич проводил доктора, был так жалок, что, увидав его, Прасковья Федоровна даже заплакала, выходя из дверей кабинета, чтобы передать гонорар
знаменитому доктору.
Оттого-то он не пристал к литературному движению, которое началось в последние годы его жизни. Напротив, он покарал это движение еще прежде, чем оно явилось господствующим в литературе, еще в то время, когда оно явилось только в обществе. Он гордо воскликнул в ответ на современные
вопросы: «Подите прочь! какое мне дело до вас!» и начал петь «Бородинскую годовщину» и отвечать «клеветникам России»
знаменитыми стихами...
Нам приходит теперь на мысль начало одного
знаменитого в свое время французского сочинения об одном важном
вопросе.
Измученный жестокостями жизни, библейский Иов «ко вседержителю хотел бы говорить и желал бы состязаться с богом». Новый Иов, Достоевский, выступает на это состязание. И не было со времен Иова таких разрушительных, колеблющих небо
вопросов, с какими идет на «страже человеков» Достоевский. Все его произведения — такие буйные
вопросы, и увенчание их —
знаменитый «бунт» Ивана Карамазова.
Вопрос, на который довольно трудно ответить
знаменитому дуэту! Я моргнул глазами и поднял плечи. Кажется, это удовлетворило Магнуса, и на несколько минут мы погрузились в сосредоточенное молчание. Не знаю, о чем думал Магнус, но Я не думал ни о чем: Я просто разглядывал с большим интересом стены, потолок, книги, картинки на стенах, всю эту обстановку человеческого жилища. Особенно заинтересовала Меня электрическая лампочка, на которой Я остановил надолго Мое внимание: почему это горит и светит?
«Обширные и дальновидные замечания», о которых говорит Румянцев, вероятнее всего, были те грандиозные планы восторженного фантазера Потемкина, которые вылились впоследствии в форму
знаменитого «греческого проекта», пугавшего так Европу в прошлом столетии и стоящего еще и теперь перед ней грозным привидением в образе «восточного
вопроса».
Провинциальный суд оказался благоговеющим перед
знаменитым московским адвокатом и ученым. Все требования его беспрекословно исполнялись. После постановки
вопросов о виновности подсудимых, Левицкий внес в редакцию их некоторое изменение.