Неточные совпадения
У Омона Телепнева выступала в конце программы, разыгрывая незатейливую
сцену: открывался
занавес, и пред глазами «всей Москвы» являлась богато обставленная уборная артистки; посреди ее, у зеркала в три створки и в рост человека, стояла, спиною к публике, Алина в пеньюаре, широком, как мантия.
Его, по преимуществу, волновало то, что он слыхал названия: «
сцена», «ложи», «партер», «
занавес»; но что такое собственно это было, и как все это соединить и расположить, он никак не мог придумать того в своем воображении.
Когда потом
занавес открылся, и король с королевой, в сопровождении всего придворного кортежа, вышли на
сцену, Гамлет шел сзади всех. Он один был одет в траурное платье и, несмотря на эту простую одежду, сейчас же показался заметнее всех.
Повесили наконец и передний
занавес. Симонов принялся его опускать и поднимать особенно приделанными бечевками на блоках. Павел (когда
занавес поднимался) входил и выходил со
сцены в нарисованные им двери, отворял и затворял им же нарисованные окна. Зрителей и на это зрелище набралось довольно: жена Симонова, Ванька, двое каких-то уличных мальчишек; все они ахали и дивились.
Она появлялась еще несколько раз на
сцене; унесена была, наконец, другими русалками в свое подземное царство; затем — перемена декорации, водяной дворец, бенгальский огонь, и
занавес опустился.
Аплодисмент снова раздался. Вице-губернатор отвернулся и стал смотреть на губернаторскую ложу. Впечатление этой
сцены было таково, что конец действия публика уже слушала в каком-то утомлении от перенесенных ощущений. Антракт перед четвертым действием тянулся довольно долго. Годнева просила не поднимать
занавеса. Заметно утомленная, сидела она на скамейке Неизвестного. Перед ней стоял Козленев с восторженным выражением в лице.
Студент, слушавший их внимательно, при этих словах как-то еще мрачней взглянул на них.
Занавес между тем поднялся, и кто не помнит, как выходил обыкновенно Каратыгин [Каратыгин Василий Андреевич (1802—1853) — русский актер-трагик, игра которого отличалась чрезвычайным рационализмом.] на
сцену? В «Отелло» в совет сенаторов он влетел уж действительно черным вороном, способным заклевать не только одну голубку, но, я думаю, целое стадо гусей. В райке и креслах захлопали.
Оркестр проиграл вальс,
занавес взвился опять… Поднялось опять на
сцене кривлянье да хныканье.
Во время первого антракта смотрю со
сцены в дырочку
занавеса. Публика — умная в провинции публика — почти уже уселась, как вдруг, стуча костылями и гремя шпорами и медалями, движется, возбуждая общее любопытство, коренастый, могучего вида молодой драгунский унтер-офицер, вольноопределяющийся, и садится во втором ряду.
На Сусанну Николаевну он произвел еще более сильное впечатление, чем в роли Жоржа де-Жермани: она, почти ни разу не отвернувшись, глядела на
сцену, а когда
занавес опускался, то на публику.
С закрытием
занавеса Муза Николаевна отвлеклась несколько от
сцены и, взглянув на сестру, если не испугалась, то, по крайней мере, очень удивилась.
— Ты ошибаешься! Без поощрений гораздо сильнее влюбляются! — полувоскликнула Муза Николаевна, и так как в это время
занавес поднялся, то она снова обратилась на
сцену, где в продолжение всего второго акта ходил и говорил своим трепетным голосом небольшого роста и с чрезвычайна подвижным лицом курчавый Жорж де-Жермани, и от впечатления его с несколько приподнятыми плечами фигуры никто не мог избавиться.
Вся картина как-то разом ожила, точно невидимая рука подняла
занавес громадной
сцены, и теперь дело остановилось только за актерами.
Сшили
занавес из простынь и перегородили им большую и длинную комнату, кроватями отделили место для
сцены и классными подсвечниками осветили ее.
Когда опустился
занавес, он, с живостью молодого человека, прибежал к нам на
сцену, всех нас обнимал, особенно меня, тут же признаваясь, что виноват передо мной, прося приехать к нему непременно на другой день и обещая во всем мне покаяться.
Когда опустился
занавес, Загоскин должен был, по пиесе, продолжать несколько времени свою болтовню, но на
сцене поднялся такой шум, крик и хохот, что зрители принялись аплодировать: Загоскин шумел и бранился, а мы все неудержимо хохотали.
Бутон опускает сначала
занавес, отделяющий от нас
сцену, а затем громадный главный, отделяющий
сцену от зрительного зала. И вот она одна видна нам в профиль. Она приподнята над уборными, пуста. Ярко сияют восковые свечи в люстрах. Зала не видно, видна лишь крайняя золоченая ложа, но она пуста. Чувствуется только таинственная, насторожившаяся синь чуть затемненного зала.
Занавес вздувается, любопытные пытаются лезть на
сцену.
Бутон открывает
занавес, отделяющий нас от
сцены.
Мольер (волнуясь). Да, да, слышу. Сейчас. (У
занавеса крестится.) Пречистая Дева, Пречистая Дева! (Бутону.) Раскрывай всю
сцену!
Главный
занавес закрывает зрительный зал, и за
занавесом тотчас начинается музыка. Бутон закрывает и тот
занавес, который отделяет
сцену от нас, и она исчезает. Шарлатанское лицо скрывается.
Занавес раскрывается —
сцена представляет театр Пале-Рояль.
При поднятии
занавеса издали слышен туш кадрили; разнообразная толпа поднимается по лестнице в здание клуба. На авансцене с правой стороны сидит, развалясь на скамье, Наблюдатель, против него на левой стороне сидит Москвич. Иногородный стоит посреди
сцены в недоумении. Несколько публики, в небольших группах, остается на
сцене; между ними бегает Разносчик вестей.
Аполлос Михайлыч начал спешить; он велел музыкантам скорее играть увертюру из «Русалки»; торопил, чтобы вносили на
сцену фортепьяно, и, наконец, упросив Дарью Ивановну сесть за инструмент, сам поднял
занавес.
Для перемены декорации
занавес был на несколько времени опущен, и по поднятии его на
сцене сидела уже Фани, в своей бедной комнатке.
— Я одного только не понимаю, — начал хозяин, — о чем вы беспокоитесь. Я прежде вам говорил и теперь еще повторяю, что собственно для вас мы согласны поставить
сцену или две из «Гамлета», например,
сцену его с матерью: комната простая и небольшая; стоит только к нашей голубой декорации приделать
занавес, за которым должен будет кто-нибудь лежать Полонием. Дарья Ивановна сыграет мать; вы — Гамлета, — и прекрасно!
Главное затруднение — расходы устранялись отчасти тем, что мы вызвались сами написать
занавес и декорации, наклеить их на рамы и, без всякого машиниста, с одним простым плотником, взялись устроить
сцену, к чему Хвощинский, необыкновенный мастер на все ремесла и даже женские рукоделья, оказался вполне способным.
Моя первая любовная
сцена была нелюбовная: он не любил (это я поняла), потому и не сел, любила она, потому и встала, они ни минуты не были вместе, ничего вместе не делали, делали совершенно обратное: он говорил, она молчала, он не любил, она любила, он ушел, она осталась, так что если поднять
занавес — она одна стоит, а может быть, опять сидит, потому что стояла она только потому, что он стоял, а потом рухнула и так будет сидеть вечно.
Высунувшаяся из-за
занавеса рука хватает автора за шиворот. Он с криком исчезает за кулисой.
Занавес быстро раздергивается. Бал. Маски кружатся под тихие звуки танца. Среди них прогуливаются другие маски, рыцари, дамы, паяцы. Грустный Пьеро сидит среди
сцены на той скамье, где обыкновенно целуются Венера и Тангейзер.
В тот же миг раздался звонок, и все заняли свои места. Взвился расписной
занавес, и глаза всех обратились на «
сцену»…
Под оглушительный хохот сдвинули далеко не своевременно
занавес; спящую непробудным сном Рыжову утащили со
сцены, а вместо нее, облекшись в белую «горностаевую» мантию и золотую корону, на ее месте появилась сама Антонина Николаевна с белой ватной бородою в роли короля, успевшая запомнить по репетициям роль Рыжовой.
И в уме Александры Ивановны потянулась долгая, тупая пауза, он словно уснул, свободный от всех треволнений; память, устав работать, легла как
занавес, сокрывший от зрителя опустелую
сцену, и возобладавший дух ее унесся и витал в безмятежных сферах.
Когда оркестр играл увертюру, она стояла на
сцене и глядела на него в маленькое отверстие в
занавесе.
Тут она остановилась и, придерживаясь руками за
занавес, отделяющий
сцену от жилого помещения балагана, заглянула в щель. В цирке набралось уже довольно много публики. Слышался сдержанный гул голосов, детский смех, возгласы взрослых.
В обеденном зале Бубликовской гостиницы рядами стояли скамейки, в глубине была сооружена
сцена с
занавесом; и надпись на нем: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Густо валила публика, — деревенские, больше молодежь, пограничники-солдаты. Капралов, взволнованный и радостный, распоряжался. Катю он провел в первый ряд, где уже сидело начальство, — Ханов, Гребенкин, Глухарь, все с женами своими. Но Катя отказалась и села в глубине залы, вместе с Конкордией Дмитриевной. Ей было интересно быть в гуще зрителей.
В день спектакля перед поднятием
занавеса, когда мы с нею ходили в глубине
сцены, весьма примитивно изображавшей помещичий сад, она, поглядев на меня вбок своими чудесными глазами, сказала серьезно, почти строго...
Сцена представляет собой кабак Тихона. Направо прилавок и полки с бутылками. B глубине дверь, ведущая наружу. Над нею снаружи висит красный засаленный фонарик. Пол и скамьи, стоящие у стен, вплотную заняты богомольцами и прохожими. Многие, за неимением места, спят сидя. Глубокая ночь. При поднятии
занавеса слышится гром и в дверь видна молния.
Через полчаса в саду за декорациями дрогнул колокольчик, и
занавес, сшитый искусными руками нянюшки, раздвинулся на две стороны. Задняя стенка
сцены была сделана из простынь, и на нее накололи ветки папоротника и лопуха, чтобы придать ей какое-нибудь сходство с лесом.
Занавес взвился, хор на
сцене спел гимн, раздалось «bis» — спели во второй раз и в третий.
Но вот пополз со знакомым мне уже шуршанием
занавес, я вышла на
сцену, и прежние страхи и сомнения исчезли без следа. Сирота Аксюша, помещичья воспитанница, заслонила на время образ мечтательницы Брундегильды из замка Трумвиль.
Кончили пьесу, сейчас приготовляют
сцену к нашему водевилю. Кроме плотника и его помощников, здесь суетится Томилин, по профессии почтальон. Всю неделю он очень усердно разносит письма по дачной местности, а в вечера спектаклей он принял на себя добровольную обязанность поднимать и опускать
занавес на
сцене. Любовь у Томилина к театру какая-то исключительная. Он целыми часами готов простаивать в кулисах и смотреть на нашу игру.
Пока я и Витя Толин дожидаемся поднятия
занавеса и стоим уже готовые к выходу, Томилин, в своем форменном костюме почтальона, торжественно выходит на
сцену и, убрав в люк суфлерскую будку на глазах всей публики, закрывает люк и трижды стучит по крышке молотком.
Задернем
занавес над наступившей потом печальной
сценой. Кто видел смерть близких, дорогих ему людей, знает, как тяжелы подобные часы!
По окончании увертюры взвился
занавес и на
сцене появилась Шевалье, в том самом костюме, который мы видели на ней в ее будуаре, при чтении ею своей роли перед Кутайсовым.
Казалось, их интересовал исход этого представления гораздо более, нежели того, которое шло на
сцене. Наконец окончился последний антракт, и
занавес взвился.
Занавес был спущен. Две свечи горели на полу.
Сцена была пуста, только посредине помещался пьедестал.
На следующий вечер, часа за два до открытия увеселительного заведения для публики, когда на
сцене при открытом
занавесе шла репетиция, а директор находился в буфете, наблюдая за порядком в этой важнейшей части подведомственного ему учреждения, он вдруг почувствовал, что его кто-то ударил по плечу.
Суждено мне, видно, было попасть на такую пьесу, и я попала на нее. С поднятия
занавеса я ушла вся на
сцену, точно будто что внутри меня шептало:"Смотри, не пропусти ни одного слова".
Когда
занавес поднялся, на
сцене появилось лучезарное солнце, в середине которого в зеленых лаврах стояло вензелевое имя Екатерины II.
Пришли музыканты, прогнали девчат. Зазвенели звонки. Отдернулся
занавес. Длинный стол под красной скатертью, большой графин с сверкающей под лампочкою водой. Как раз над графином — продолговатое, ясноглазое лицо Гриши Камышова, секретаря комсомольского комитета. Он встал, объявил собрание открытым, предложил избрать президиум. Избранные рабочие, работницы и пионеры заняли места на
сцене.