Неточные совпадения
Весь день этот, за исключением поездки к Вильсон, которая заняла
у нее два часа, Анна
провела в сомнениях о том, всё ли кончено или есть надежда примирения и надо ли ей сейчас уехать или еще раз увидать его. Она ждала его целый день и вечером, уходя в свою комнату, приказав передать ему, что
у нее голова болит, загадала
себе: «если он придет, несмотря на слова горничной, то, значит, он еще любит. Если же нет, то, значит, всё конечно, и тогда я решу, что мне делать!..»
Жена?.. Нынче только он говорил с князем Чеченским.
У князя Чеченского была жена и семья — взрослые пажи дети, и была другая, незаконная семья, от которой тоже были дети. Хотя первая семья тоже была хороша, князь Чеченский чувствовал
себя счастливее во второй семье. И он
возил своего старшего сына во вторую семью и рассказывал Степану Аркадьичу, что он находит это полезным и развивающим для сына. Что бы на это сказали в Москве?
— Вон опять один умник — что вы думаете
у себя завел?
Остап тут же,
у его же седла, отвязал шелковый шнур, который
возил с
собою хорунжий для вязания пленных, и его же шнуром связал его по рукам в по ногам, прицепил конец веревки к седлу и поволок его через поле, сзывая громко всех козаков Уманского куреня, чтобы шли отдать последнюю честь атаману.
Дверь в залу запиралась; Свидригайлов в этой комнате был как
у себя и
проводил в ней, может быть, целые дни.
Кудряш. Да что: Ваня! Я знаю, что я Ваня. А вы идите своей дорогой, вот и все.
Заведи себе сам, да и гуляй
себе с ней, и никому до тебя дела нет. А чужих не трогай!
У нас так не водится, а то парни ноги переломают. Я за свою… да я и не знаю, что сделаю! Горло перерву!
И те и другие считали его гордецом; и те и другие его уважали за его отличные, аристократические манеры, за слухи о его победах; за то, что он прекрасно одевался и всегда останавливался в лучшем номере лучшей гостиницы; за то, что он вообще хорошо обедал, а однажды даже пообедал с Веллингтоном [Веллингтон Артур Уэлсли (1769–1852) — английский полководец и государственный деятель; в 1815 году при содействии прусской армии одержал победу над Наполеоном при Ватерлоо.]
у Людовика-Филиппа; [Людовик-Филипп, Луи-Филипп — французский король (1830–1848); февральская революция 1848 года заставила Людовика-Филиппа отречься от престола и бежать в Англию, где он и умер.] за то, что он всюду
возил с
собою настоящий серебряный несессер и походную ванну; за то, что от него пахло какими-то необыкновенными, удивительно «благородными» духами; за то, что он мастерски играл в вист и всегда проигрывал; наконец, его уважали также за его безукоризненную честность.
— Оторвана? — повторил Иноков, сел на стул и, сунув шляпу в колени
себе,
провел ладонью по лицу. — Ну вот, я так и думал, что тут случилась какая-то ерунда. Иначе, конечно, вы не стали бы читать. Стихи
у вас?
Клим постоял, затем снова сел, думая: да, вероятно, Лидия, а может быть, и Макаров знают другую любовь, эта любовь вызывает
у матери,
у Варавки, видимо, очень ревнивые и завистливые чувства. Ни тот, ни другая даже не посетили больного. Варавка вызвал карету «Красного Креста», и, когда санитары, похожие на поваров, несли Макарова по двору, Варавка стоял
у окна, держа
себя за бороду. Он не позволил Лидии
проводить больного, а мать, кажется, нарочно ушла из дома.
Это умонастроение слежалось
у Клима Ивановича Самгина довольно плотно, прочно, и он
свел задачу жизни своей к воспитанию в
себе качеств вождя, героя, человека, не зависимого от насилий действительности.
Он схватил Самгина за руку, быстро
свел его с лестницы, почти бегом протащил за
собою десятка три шагов и, посадив на ворох валежника в саду, встал против, махая в лицо его черной полою поддевки, открывая мокрую рубаху, голые свои ноги. Он стал тоньше, длиннее, белое лицо его вытянулось, обнажив пьяные, мутные глаза, — казалось, что и борода
у него стала длиннее. Мокрое лицо лоснилось и кривилось, улыбаясь, обнажая зубы, — он что-то говорил, а Самгин, как бы защищаясь от него, убеждал
себя...
Они хохотали, кричали, Лютов
возил его по улицам в широких санях, запряженных быстрейшими лошадями, и Клим видел, как столбы телеграфа, подпрыгивая в небо, размешивают в нем звезды, точно кусочки апельсинной корки в крюшоне. Это продолжалось четверо суток, а затем Самгин, лежа
у себя дома в постели, вспоминал отдельные моменты длительного кошмара.
Говорят, что в кармане
у себя он тоже казенную палату
завел, да будто родную племянницу обобрал и в сумасшедший дом запер.
Потом лесничий воротился в переднюю, снял с
себя всю мокрую амуницию, длинные охотничьи сапоги, оправился, отряхнулся, всеми пятью пальцами руки, как граблями,
провел по густым волосам и спросил
у людей веничка или щетку.
Хотя наш плавучий мир довольно велик, средств незаметно
проводить время было
у нас много, но все плавать да плавать! Сорок дней с лишком не видали мы берега. Самые бывалые и терпеливые из нас с гримасой смотрели на море, думая про
себя: скоро ли что-нибудь другое? Друг на друга почти не глядели, перестали заниматься, читать. Всякий знал, что подадут к обеду, в котором часу тот или другой ляжет спать, даже нехотя заметишь,
у кого сапог разорвался или панталоны выпачкались в смоле.
Мимоходом съел высиженного паром цыпленка, внес фунт стерлингов в пользу бедных. После того, покойный сознанием, что он прожил день по всем удобствам, что видел много замечательного, что
у него есть дюк и паровые цыплята, что он выгодно продал на бирже партию бумажных одеял, а в парламенте свой голос, он садится обедать и, встав из-за стола не совсем твердо, вешает к шкафу и бюро неотпираемые замки, снимает с
себя машинкой сапоги,
заводит будильник и ложится спать. Вся машина засыпает.
Японцы приезжали от губернатора сказать, что он не может совсем снять лодок в проходе; это вчера, а сегодня, то есть 29-го, объявили, что губернатор желал бы совсем закрыть проезд посредине, а открыть с боков,
у берега,
отведя по одной лодке. Адмирал приказал сказать, что если это сделают, так он велит своим шлюпкам
отвести насильно лодки, которые осмелятся заставить
собою средний проход к корвету. Переводчики, увидев, что с ними не шутят, тотчас убрались и чаю не пили.
— Отчего вы никогда не заглянете ко мне? — ласково корила Половодова Хионию Алексеевну, застегивая шведскую перчатку. — Ах, как
у вас мило отделан домик… я люблю эту милую простоту. Кстати, Хиония Алексеевна, когда же я наконец увижу вас
у себя? Александр утро
проводит в банке… Вы, кажется, с ним не сходитесь характерами?.. Но это пустяки, он только кажется гордым человеком…
Мимоходом Марья Степановна успела пожаловаться на Василия Назарыча, который
заводит новшества: старшую дочь выдумал учить, новую мебель
у себя поставил, знается с бритоусами и табашниками.
— Скажите, матушка, Аграфена Александровна
у вас теперь? — вне
себя от ожидания произнес Митя. — Давеча я ее сам
проводил.
Мне казалось странным и совершенно непонятным, почему тигр не ест собаку, а тащит ее с
собой. Как бы в ответ на мои мысли, Дерсу сказал, что это не тигр, а тигрица и что
у нее есть тигрята; к ним-то она и несет собаку. К своему логовищу она нас не поведет, а будет
водить по сопкам до тех пор, пока мы от нее не отстанем. С этими доводами нельзя было не согласиться.
— Как же, был… на кеятре играл. Барыня наша кеятр
у себя завела.
Когда мы окончили осмотр пещер, наступил уже вечер. В фанзе Че Фана зажгли огонь. Я хотел было ночевать на улице, но побоялся дождя. Че Фан
отвел мне место
у себя на кане. Мы долго с ним разговаривали. На мои вопросы он отвечал охотно, зря не болтал, говорил искренно. Из этого разговора я вынес впечатление, что он действительно хороший, добрый человек, и решил по возвращении в Хабаровск хлопотать о награждении его чем-нибудь за ту широкую помощь, какую он в свое время оказывал русским переселенцам.
Потому, если вам укажут хитреца и скажут: «вот этого человека никто не
проведет» — смело ставьте 10 р. против 1 р., что вы, хоть вы человек и не хитрый,
проведете этого хитреца, если только захотите, а еще смелее ставьте 100 р. против 1 р., что он сам
себя на чем-нибудь
водит за нос, ибо это обыкновеннейшая, всеобщая черта в характере
у хитрецов, на чем-нибудь
водить себя за нос.
Вышел из 2–го курса, поехал в поместье, распорядился, победив сопротивление опекуна, заслужив анафему от братьев и достигнув того, что мужья запретили его сестрам произносить его имя; потом скитался по России разными манерами: и сухим путем, и водою, и тем и другою по обыкновенному и по необыкновенному, — например, и пешком, и на расшивах, и на косных лодках, имел много приключений, которые все сам устраивал
себе; между прочим,
отвез двух человек в казанский, пятерых — в московский университет, — это были его стипендиаты, а в Петербург, где сам хотел жить, не привез никого, и потому никто из нас не знал, что
у него не 400, а 3 000 р. дохода.
Зачем я эти деньги не оставила
у себя, и какая охота была мне
заводить мастерскую, если не брать от нее дохода?
В первые месяцы своего перерождения он почти все время
проводил в чтении; но это продолжалось лишь немного более полгода: когда он увидел, что приобрел систематический образ мыслей в том духе, принципы которого нашел справедливыми, он тотчас же сказал
себе: «теперь чтение стало делом второстепенным; я с этой стороны готов для жизни», и стал отдавать книгам только время, свободное от других дел, а такого времени оставалось
у него мало.
Он целый вечер не
сводил с нее глаз, и ей ни разу не подумалось в этот вечер, что он делает над
собой усилие, чтобы быть нежным, и этот вечер был одним из самых радостных в ее жизни, по крайней мере, до сих пор; через несколько лет после того, как я рассказываю вам о ней,
у ней будет много таких целых дней, месяцев, годов: это будет, когда подрастут ее дети, и она будет видеть их людьми, достойными счастья и счастливыми.
— Да, да, — перебил меня Гагин. — Я вам говорю, она сумасшедшая и меня с ума
сведет. Но, к счастью, она не умеет лгать — и доверяет мне. Ах, что за душа
у этой девочки… но она
себя погубит, непременно.
— Ну, вот видите, — сказал мне Парфений, кладя палец за губу и растягивая
себе рот, зацепивши им за щеку, одна из его любимых игрушек. — Вы человек умный и начитанный, ну, а старого воробья на мякине вам не
провести.
У вас тут что-то неладно; так вы, коли уже пожаловали ко мне, лучше расскажите мне ваше дело по совести, как на духу. Ну, я тогда прямо вам и скажу, что можно и чего нельзя, во всяком случае, совет дам не к худу.
Лет до десяти я не замечал ничего странного, особенного в моем положении; мне казалось естественно и просто, что я живу в доме моего отца, что
у него на половине я держу
себя чинно, что
у моей матери другая половина, где я кричу и шалю сколько душе угодно. Сенатор баловал меня и дарил игрушки, Кало носил на руках, Вера Артамоновна одевала меня, клала спать и мыла в корыте, m-me Прово
водила гулять и говорила со мной по-немецки; все шло своим порядком, а между тем я начал призадумываться.
Она самолично простаивала целые дни при молотьбе и веянии и заставляла при
себе мерять вывеянное зерно и при
себе же мерою ссыпать в амбары. Кроме того,
завела книгу, в которую записывала приход и расход, и раза два в год проверяла наличность. Она уже не говорила, что
у нее сусеки наполнены верхом, а прямо заявляла, что умолот дал столько-то четвертей, из которых, по ее соображениям, столько-то должно поступить в продажу.
— Что смотришь! скажись мертвым — только и всего! — повторила она. — Ублаготворим полицейских, устроим с пустым гробом похороны — вот и будешь потихоньку жить да поживать
у себя в Щучьей-Заводи. А я здесь хозяйничать буду.
«Не любит она меня, — думал про
себя, повеся голову, кузнец. — Ей все игрушки; а я стою перед нею как дурак и очей не
свожу с нее. И все бы стоял перед нею, и век бы не
сводил с нее очей! Чудная девка! чего бы я не дал, чтобы узнать, что
у нее на сердце, кого она любит! Но нет, ей и нужды нет ни до кого. Она любуется сама
собою; мучит меня, бедного; а я за грустью не вижу света; а я ее так люблю, как ни один человек на свете не любил и не будет никогда любить».
Полгода он обыкновенно
проводил за границей, а другие полгода — в Москве, почти никого не принимая
у себя.
Уже во время самого урока
у нее болела голова, а когда мы
провожали их по обыкновению с урока домой, — она сказала, что чувствует
себя очень плохо и что, должно быть, это что-нибудь серьезное.
Доманевич
проводил учителя на его квартиру над прудом, причем всю дорогу дружески поддерживал его под руку. Дома
у себя Авдиев был очень мил, предложил папиросу и маленький стаканчик красного вина, но при этом, однако, уговаривал его никогда не напиваться и не влюбляться в женщин. Первое — вредно, второе… не стоит…
И когда я теперь вспоминаю эту характерную, не похожую на всех других людей, едва промелькнувшую передо мной фигуру, то впечатление
у меня такое, как будто это — само историческое прошлое Польши, родины моей матери, своеобразное, крепкое, по — своему красивое, уходит в какую-то таинственную дверь мира в то самое время, когда я открываю для
себя другую дверь,
провожая его ясным и зорким детским, взглядом…
Галактион действительно целую зиму
провел в поездках по трем уездам и являлся в Заполье только для заседаний в правлении своего банка. Он начинал увлекаться грандиозностью предстоявшей борьбы и работал, как вол. Домой он приезжал редким гостем и даже как-то не удивился, когда застал
у себя Харитину, которая только что переехала к нему жить.
Писарь давно обленился, отстал от всякой работы и теперь казнился, поглядывая на молодого зятя, как тот поворачивал всякое дело. Заразившись его энергией, писарь начал
заводить строгие порядки
у себя в доме, а потом в волости. Эта домашняя революция закончилась ссорой с женой, а в волости взбунтовался сторож Вахрушка.
Галактион
провел целый день
у отца. Все время шел деловой разговор. Михей Зотыч не выдал
себя ни одним словом, что знает что-нибудь про сына. Может быть, тут был свой расчет, может быть, нежелание вмешиваться в чужие семейные дела, но Галактиону отец показался немного тронутым человеком. Он помешался на своих мельницах и больше ничего знать не хотел.
Жених держал
себя с большим достоинством и знал все порядки по свадебному делу. Он приезжал каждый день и
проводил с невестой как раз столько времени, сколько нужно — ни больше, ни меньше. И остальных девушек не забывал: для каждой
у него было свое словечко. Все невестины подруги полюбили Галактиона Михеича, а старухи шептали по углам...
И, очевидно, все хорошие разговоры
у нас для того только, чтобы
отвести глаза
себе и другим.
— А видишь ты, обоим хочется Ванюшку
себе взять, когда
у них свои-то мастерские будут, вот они друг перед другом и хают его: дескать, плохой работник! Это они врут, хитрят. А еще боятся, что не пойдет к ним Ванюшка, останется с дедом, а дед — своенравный, он и третью мастерскую с Иванкой
завести может, — дядьям-то это невыгодно будет, понял?
Мать отца померла рано, а когда ему минуло девять лет, помер и дедушка, отца взял к
себе крестный — столяр, приписал его в цеховые города Перми и стал учить своему мастерству, но отец убежал от него,
водил слепых по ярмаркам, шестнадцати лет пришел в Нижний и стал работать
у подрядчика — столяра на пароходах Колчина. В двадцать лет он был уже хорошим краснодеревцем, обойщиком и драпировщиком. Мастерская, где он работал, была рядом с домами деда, на Ковалихе.
Ороч Намука сказал, что по словам Кяка (удэхейца), где-то живет тоже большая змея Модуми, которая может изо рта изрыгать пламя, а гольд Косяков с таинственным видом сказал, что
у них на Уссури был шаман, который
водил за
собою змей и давал им разные поручения в качестве посыльных.
Он видит, что другие банкрутятся, зажиливают его деньги, а потом строят
себе на них дома с бельведерами да
заводят удивительные экипажи:
у него сейчас и прилагается здесь общее соображение: «Чтобы меня не обыграли, так я должен стараться других обыграть».
Самолюбивый и тщеславный до мнительности, до ипохондрии; искавший во все эти два месяца хоть какой-нибудь точки, на которую мог бы опереться приличнее и выставить
себя благороднее; чувствовавший, что еще новичок на избранной дороге и, пожалуй, не выдержит; с отчаяния решившийся наконец
у себя дома, где был деспотом, на полную наглость, но не смевший решиться на это перед Настасьей Филипповной, сбивавшей его до последней минуты с толку и безжалостно державшей над ним верх; «нетерпеливый нищий», по выражению самой Настасьи Филипповны, о чем ему уже было донесено; поклявшийся всеми клятвами больно наверстать ей всё это впоследствии, и в то же время ребячески мечтавший иногда про
себя свести концы и примирить все противоположности, — он должен теперь испить еще эту ужасную чашу, и, главное, в такую минуту!
— Мне, ваше величество, ничего для
себя не надо, так как я пью-ем что хочу и всем доволен, а я, — говорит, — пришел доложить насчет этой нимфозории, которую отыскали: это, — говорит, — так и так было, и вот как происходило при моих глазах в Англии, — и тут при ней есть ключик, а
у меня есть их же мелкоскоп, в который можно его видеть, и сим ключом через пузичко эту нимфозорию можно
завести, и она будет скакать в каком угодно пространстве и в стороны верояции делать.
Петр Андреич сдержал свое слово. Он известил сына, что для смертного часа его матери, для младенца Федора он возвращает ему свое благословение и Маланью Сергеевну оставляет
у себя в доме. Ей
отвели две комнаты в антресолях, он представил ее своим почтеннейшим гостям, кривому бригадиру Скурехину и жене его; подарил ей двух девок и казачка для посылок. Марфа Тимофеевна с ней простилась: она возненавидела Глафиру и в течение одного дня раза три поссорилась с нею.