Неточные совпадения
— Сам ли ты зловредную оную книгу сочинил? а ежели не сам, то кто тот заведомый вор и сущий разбойник, который таковое злодейство учинил? и как ты с тем вором знакомство свел? и от него ли ту книжицу получил? и ежели от него, то зачем, кому следует,
о том не объявил, но,
забыв совесть, распутству его потакал и подражал? — так начал Грустилов свой допрос Линкину.
Он немедленно лег в постель и постарался как можно скорее заснуть. Оставшись на ногах и бодрствуя, он, наверное, стал бы думать
о Джемме — а ему было почему-то… стыдно думать
о ней.
Совесть шевелилась в нем. Но он успокоивал себя тем, что завтра все будет навсегда кончено и он навсегда расстанется с этой взбалмошной барыней — и
забудет всю эту чепуху!..
— Дедушка у нас на юге всякую
совесть потерял, — засмеялась Анна. — Можно было бы, кажется, вспомнить
о крестной дочери. А вы держите себя донжуаном, бесстыдник, и совсем
забыли о нашем существовании…
—
О, что касается до этого, — с оживлением предупредил Пшецыньский, — мы можем быть спокойны… Есть печальные и опасные события, когда крайние меры являются истинным благодеянием. Ведь — не забудьте-с! Волга, — пояснил он с весьма многозначительным видом, — это есть, так сказать, самое гнездо… историческое-с гнездо мятежей и бунтов… Здесь ведь раскольники… здесь вольница была, Пугачевщина была… Мы пред Богом и
совестью обязаны были предупредить, подавить… В таком смысле я и рапорт мой составлю.
Через полгода
забыли о ней.
Забыл о ней и дирижер. На
совести каждого красивого артиста много женщин, и чтобы помнить каждую, нужно иметь слишком большую память.
Эта, окончившаяся пагубно и для Новгорода, и для самого грозного опричника, затея была рассчитана, во-первых, для сведения старых счетов «царского любимца» с новгородским архиепископом Пименом, которого, если не
забыл читатель, Григорий Лукьянович считал укрывателем своего непокорного сына Максима, а во-вторых, для того, чтобы открытием мнимого важного заговора доказать необходимость жестокости для обуздания предателей, будто бы единомышленников князя Владимира Андреевича, и тем успокоить просыпавшуюся по временам, в светлые промежутки гнетущей болезни,
совесть царя, несомненно видевшего глубокую скорбь народа по поводу смерти близкого царского родича от руки его венценосца, — скорбь скорее не
о жертве, неповинно, как были убеждены и почти открыто высказывали современники, принявшей мученическую кончину, а
о палаче, перешедшем, казалось, предел возможной человеческой жестокости.
Когда же, после трагической смерти брата, она осталась одна, под гнетом угрызений
совести, когда все люди вокруг сделались ей противны, она вспомнила
о Коле Лопухине и вспомнила, как, вероятно, не
забыл читатель, задумавшись
о будущем, быть может ожидающем ее счастье, этом луче дивного утра, который должен был рассеять густой мрак окружавшей ее долгой ночи.
Около полугода со времени женитьбы этот страшный кошмар наяву, казалось, совершенно оставил его — он
забыл о прошлом в чаду страсти обладания красавицей-женой, но как только эта страсть стала проходить, уменьшаться, в душе снова проснулись томительные воспоминания, и снова картина убийства в лесу под Вильной рельефно восставала в памяти мнимого Зыбина, и угрызения скрытой на глубине его черной души
совести, казалось, по временам всплывшей наружу, не давали ему покоя.