Неточные совпадения
Хлестаков. Право, не знаю. Ведь мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я не могу
жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь
с мужиками? Теперь не те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Крестьяне рассмеялися
И рассказали барину,
Каков
мужик Яким.
Яким, старик убогонький,
Живал когда-то в Питере,
Да угодил в тюрьму:
С купцом тягаться вздумалось!
Как липочка ободранный,
Вернулся он на родину
И за соху взялся.
С тех пор лет тридцать жарится
На полосе под солнышком,
Под бороной спасается
От частого дождя,
Живет —
с сохою возится,
А смерть придет Якимушке —
Как ком земли отвалится,
Что на сохе присох…
Пришел какой-то пасмурный
Мужик с скулой свороченной,
Направо все глядит:
— Хожу я за медведями.
И счастье мне великое:
Троих моих товарищей
Сломали мишуки,
А я
живу, Бог милостив!
— Ничего ты не хочешь устроить; просто, как ты всю жизнь
жил, тебе хочется оригинальничать, показать, что ты не просто эксплуатируешь
мужиков, а
с идеею.
Вронский был в эту зиму произведен в полковники, вышел из полка и
жил один. Позавтракав, он тотчас же лег на диван, и в пять минут воспоминания безобразных сцен, виденных им в последние дни, перепутались и связались
с представлением об Анне и мужике-обкладчике, который играл важную роль на медвежьей охоте; и Вронский заснул. Он проснулся в темноте, дрожа от страха, и поспешно зажег свечу. ― «Что такое?
И каждое не только не нарушало этого, но было необходимо для того, чтобы совершалось то главное, постоянно проявляющееся на земле чудо, состоящее в том, чтобы возможно было каждому вместе
с миллионами разнообразнейших людей, мудрецов и юродивых, детей и стариков — со всеми,
с мужиком,
с Львовым,
с Кити,
с нищими и царями, понимать несомненно одно и то же и слагать ту жизнь души, для которой одной стоит
жить и которую одну мы ценим.
— Не знаю, я не пробовал подолгу. Я испытывал странное чувство, — продолжал он. — Я нигде так не скучал по деревне, русской деревне,
с лаптями и
мужиками, как
прожив с матушкой зиму в Ницце. Ницца сама по себе скучна, вы знаете. Да и Неаполь, Сорренто хороши только на короткое время. И именно там особенно живо вспоминается Россия, и именно деревня. Они точно как…
— Это я не могу понять, — сказал Чичиков. — Десять миллионов — и
живет как простой
мужик! Ведь это
с десятью мильонами черт знает что можно сделать. Ведь это можно так завести, что и общества другого у тебя не будет, как генералы да князья.
Да ведь там
мужики живут, настоящие, посконные, русские; этак ведь современно-то развитый человек скорее острог предпочтет, чем
с такими иностранцами, как мужички наши,
жить, хе-хе!
Увидя, что
мужик, трудяся над дугами,
Их прибыльно сбывает
с рук
(А дуги гнут
с терпеньем и не вдруг),
Медведь задумал
жить такими же трудами.
Двадцать пять верст показались Аркадию за целых пятьдесят. Но вот на скате пологого холма открылась наконец небольшая деревушка, где
жили родители Базарова. Рядом
с нею, в молодой березовой рощице, виднелся дворянский домик под соломенною крышей. У первой избы стояли два
мужика в шапках и бранились. «Большая ты свинья, — говорил один другому, — а хуже малого поросенка». — «А твоя жена — колдунья», — возражал другой.
—
Живем во исполнение грехов, — пробормотал он. — А вот
мужик… да-с!
— В Полтавской губернии приходят
мужики громить имение. Человек пятьсот. Не свои — чужие; свои
живут, как у Христа за пазухой. Ну вот, пришли, шумят, конечно. Выходит к ним старик и говорит: «Цыцте!» — это по-русски значит: тише! — «Цыцте, Сергий Михайлович — сплять!» — то есть — спят. Ну-с,
мужики замолчали, потоптались и ушли! Факт, — закончил он квакающим звуком успокоительный рассказ свой.
— Впрочем, этот термин, кажется, вышел из употребления. Я считаю, что прав Плеханов: социаль-демократы могут удобно ехать в одном вагоне
с либералами. Европейский капитализм достаточно здоров и лет сотню
проживет благополучно. Нашему, русскому недорослю надобно учиться
жить и работать у варягов. Велика и обильна земля наша, но — засорена нищим
мужиком, бессильным потребителем, и если мы не перестроимся — нам грозит участь Китая. А ваш Ленин для ускорения этой участи желает организовать пугачевщину.
— Оттреплет этакий барин! — говорил Захар. — Такая добрая душа; да это золото — а не барин, дай Бог ему здоровья! Я у него как в царствии небесном: ни нужды никакой не знаю, отроду дураком не назвал;
живу в добре, в покое, ем
с его стола, уйду, куда хочу, — вот что!.. А в деревне у меня особый дом, особый огород, отсыпной хлеб;
мужики все в пояс мне! Я и управляющий и можедом! А вы-то
с своим…
Воротился один солдат на родину со службы, опять к
мужикам, и не понравилось ему
жить опять
с мужиками, да и сам он
мужикам не понравился.
Тот,
мужик, убил в минуту раздражения, и он разлучен
с женою,
с семьей,
с родными, закован в кандалы и
с бритой головой идет в каторгу, а этот сидит в прекрасной комнате на гауптвахте, ест хороший обед, пьет хорошее вино, читает книги и нынче-завтра будет выпущен и будет
жить попрежнему, только сделавшись особенно интересным.
— Матушка ты наша, Надежда Васильевна, — говорила одна сгорбленная старушка, — ты
поживи с нами подоле, так ее своими глазыньками увидишь.
Мужику какое житье: знает он свою пашню да лошадь, а баба весь дом везет, в поле колотится в страду, как каторжная, да
с ребятишками смертыньку постоянную принимает.
— Это так, вертопрахи, — говорил он, — конечно, они берут, без этого
жить нельзя, но, то есть, эдак ловкости или знания закона и не спрашивайте. Я расскажу вам, для примера, об одном приятеле. Судьей был лет двадцать, в прошедшем году помре, — вот был голова! И
мужики его лихом не поминают, и своим хлеба кусок оставил. Совсем особенную манеру имел. Придет, бывало,
мужик с просьбицей, судья сейчас пускает к себе, такой ласковый, веселый.
Ежели, например, в вологодскую деревню, то, сказывают, там
мужики исправные, и девушка Наташа, которую туда, тоже за такие дела, замуж выдали, писала, что
живет с мужем хорошо, ест досыта и завсе зимой в лисьей шубе ходит.
— А вот Катькина изба, — отзывается Любочка, — я вчера ее из-за садовой решетки видела,
с сенокоса идет: черная, худая. «Что, Катька, спрашиваю: сладко за
мужиком жить?» — «Ничего, говорит, буду-таки за вашу маменьку Бога молить. По смерть ласки ее не забуду!»
Ипат — рослый и коренастый
мужик, в пестрядинной рубахе навыпуск,
с громадной лохматой головой и отвислым животом, который он поминутно чешет. Он дедушкин ровесник, служил у него в приказчиках, когда еще дела были, потом остался у него
жить и пользуется его полным доверием. Идет доклад. Дедушка подробно расспрашивает, что и почем куплено; оказывается, что за весь ворох заплачено не больше синей ассигнации.
В письме к П. В. Нащокину А.
С. Пушкин 20 января 1835 года пишет: «Пугачев сделался добрым, исправным плательщиком оброка… Емелька Пугачев оброчный мой
мужик… Денег он мне принес довольно, но как около двух лет
жил я в долг, то ничего и не остается у меня за пазухой и все идет на расплату».
— Это под Горюном проклятый солдат ему подвел девку, — объясняла Парасковья Ивановна, знавшая решительно все, не выходя из комнаты. — Выискался пес… А еще как тосковал-то Самойло Евтихыч, вчуже жаль, а тут вон на какое художество повернул. Верь им, мужчинам, после этого.
С Анфисой-то Егоровной душа в душу всю жизнь
прожил, а тут сразу обернул на другое… Все мужики-то, видно, на одну колодку. Я вот про своего Ефима Андреича так же думаю: помри я, и…
— Верно говорю… Первые люди стали, а раньше вровень
с мужиками жили.
Когда я глядел на деревни и города, которые мы проезжали, в которых в каждом доме
жило, по крайней мере, такое же семейство, как наше, на женщин, детей, которые
с минутным любопытством смотрели на экипаж и навсегда исчезали из глаз, на лавочников,
мужиков, которые не только не кланялись нам, как я привык видеть это в Петровском, но не удостоивали нас даже взглядом, мне в первый раз пришел в голову вопрос: что же их может занимать, ежели они нисколько не заботятся о нас? и из этого вопроса возникли другие: как и чем они
живут, как воспитывают своих детей, учат ли их, пускают ли играть, как наказывают? и т. д.
— А мне вот нужней, чтоб ты
с мужиком жил!.. — воскликнул, вспылив, полковник. — Потому что я покойнее буду: на первых порах ты пойдешь куда-нибудь, Макар Григорьев или сам
с тобой пойдет, или пошлет кого-нибудь!
— А черт его знает! — отвечал тот. — И вот тоже дворовая эта шаварда, — продолжал он, показывая головой в ту сторону, куда ушел Иван, — все завидует теперь, что нам,
мужикам, жизнь хороша, а им — нет. «Вы, говорит,
живете как вольные, а мы — как каторжные». — «Да есть ли, говорю, у вас разум-то на воле
жить: — ежели, говорю, лошадь-то
с рожденья своего взнуздана была, так, по-моему, ей взнузданной и околевать приходится».
— Мне, я думаю, нужней будеть
жить с товарищами, а не
с мужиком! — обратился Павел наконец к отцу
с ударением.
«Ах вы, сукины дети! Да ведь это — против царя?!» Был там
мужик один, Спивакин, он и скажи: «А ну вас к нехорошей матери
с царем-то! Какой там царь, когда последнюю рубаху
с плеч тащит?..» Вот оно куда пошло, мамаша! Конечно, Спивакина зацапали и в острог, а слово — осталось, и даже мальчишки малые знают его, — оно кричит,
живет!
— Нет, я учитель. Отец мой — управляющий заводом в Вятке, а я пошел в учителя. Но в деревне я стал
мужикам книжки давать, и меня за это посадили в тюрьму. После тюрьмы — служил приказчиком в книжном магазине, но — вел себя неосторожно и снова попал в тюрьму, потом — в Архангельск выслали. Там у меня тоже вышли неприятности
с губернатором, меня заслали на берег Белого моря, в деревушку, где я
прожил пять лет.
Мещанин этот богатый отбил у соседнего
мужика жену и
жил с ней как
с работницей и женой.
— А что господа? Господа-то у них, может, и добрые, да далече
живут, слышь. На селе-то их лет, поди, уж двадцать не чуть; ну, и прокуратит немец, как ему желается. Года три назад, бают, ходили
мужики жалобиться, и господа вызывали тоже немца — господа, нече сказать, добрые! — да коли же этака выжига виновата будет! Насказал, поди,
с три короба: и разбойники-то
мужики, и нерадивцы-то! А кто, как не он, их разбойниками сделал?
Едет как-то Петр Гаврилыч — заседатель-то — мимо села, в котором
жил тот
мужик; время было вечернее, чаи пить надо — он и заехал к
мужику, а
с ним и вся комиссия.
Да, это был действительно честный и разумный
мужик. Он достиг своей цели: довел свой дом до полной чаши. Но спрашивается:
с какой стороны подойти к этому разумному
мужику? каким образом уверить его, что не о хлебе едином
жив бывает человек?
Про такого
мужика говорят:"он
живет торовато, у него щи
с рыбой едят".
—
Живя в молодости по уездным городкам, я слышал как самую обыкновенную вещь, что в казначействах взимаются какие-то гроши
с паспортов, берется
с мужиков сбор на мытье полов, которые они будто бы очень топчут, и, наконец, заставляют их делать вклад на масло для образной лампады!
— Посиделок здесь нет, — произнес, как бы нечто обдумывая, управляющий, — но
мужики здешние по летам все
живут на промыслах, и бабы ихние остаются одне-одинехоньки, разве
с каким-нибудь стариком хворым или со свекровью слепой.
Деревушка отстояла от нашей усадьбы всего в двенадцати — тринадцати верстах, но тут
жил мужик Кузьма, которого тогдашние помещики называли"министром"и
с которым мои родители любили беседовать и советоваться.
— В брюхе-то у меня, братцы, сегодня Иван-Таскун да Марья-Икотишна; [В брюхе-то у меня, братцы, сегодня Иван-Таскун да Марья-Икотишна… — Этнограф
С. Максимов писал, что так называли в арестантской среде болезни, зависящие от дурной и преимущественно сухой, «без приварка», пищи.] а где он, богатый
мужик,
живет?
Это тот самый, который, в первый мой день в остроге, в кухне за обедом искал, где
живет богатый
мужик, уверял, что он «
с анбицией», и напился со мною чаю.
— Говорится: господа
мужику чужие люди. И это — неверно. Мы — тех же господ, только — самый испод; конешно, барин учится по книжкам, а я — по шишкам, да у барина более задница — тут и вся разница. Не-ет, парни, пора миру
жить по-новому, сочинения-то надобно бросить, оставить? Пускай каждый спросит себя: я — кто? Человек. А он кто? Опять человек. Что же теперь: али бог
с него на семишник лишнего требует? Не-ет, в податях мы оба пред богом равны…
А что я
с Никоном
живу — сам виноват: если я для него — баба и только ночью рядом, я и для другого тоже баба, мало ли приятных мужиков-то!
— Где та мышь, чтоб коту звонок привесила, батюшка? «Я, говорит, тебя,
мужика сиволапого, чистоте и порядку учу. Отчего у тебя рубаха нечиста?» Да в поту
живет, оттого и нечистая! Не каждый день переменять.
С чисто ты не воскреснешь,
с пóгани не треснешь.
— Совсем, — отвечает, — вроде
мужика живут; в одной избе
с работниками.
Матрос Китаев. Впрочем, это было только его деревенское прозвище, данное ему по причине того, что он долго
жил в бегах в Японии и в Китае. Это был квадратный человек, как в ширину, так и вверх,
с длинными, огромными обезьяньими ручищами и сутулый. Ему было лет шестьдесят, но десяток
мужиков с ним не мог сладить: он их брал, как котят, и отбрасывал от себя далеко, ругаясь неистово не то по-японски, не то по-китайски, что, впрочем, очень смахивало на некоторые и русские слова.
— Да чтò ж? Известно, батюшка, Дутловы люди сильные; во всей вотчине почитай первый
мужик, — отвечала кормилица, поматывая головой. — Летось другую связь из своего леса поставил, господ не трудили. Лошадей у них, окромя жеребят да подростков, троек шесть соберется, а скотины, коров да овец как
с поля гонят, да бабы выйдут на улицу загонять, так в воротах их-то сопрется, что беда; да и пчел-то колодок сотни две, не то больше
живет.
Мужик оченно сильный, и деньги должны быть.
Мужики однообразны очень, неразвиты, грязно
живут, а
с интеллигенцией трудно ладить.
Всё чаще она указывала ему разницу между ним,
мужиком, и ею, женщиной образованной, и нередко эти указания обижали Илью.
Живя с Олимпиадой, он иногда чувствовал, что эта женщина близка ему как товарищ. Татьяна Власьевна никогда не вызывала в нём товарищеского чувства; он видел, что она интереснее Олимпиады, но совершенно утратил уважение к ней.
Живя на квартире у Автономовых, он иногда слышал, как Татьяна Власьевна, перед тем как лечь спать, молилась богу...
Чёрненький молча передёрнул плечами. Илья рассматривал этих людей и вслушивался в их разговор. Он видел, что это — «шалыганы», «стрелки», — люди, которые
живут тёмными делами, обманывают
мужиков, составляя им прошения и разные бумаги, или ходят по домам
с письмами, в которых просят о помощи.