Неточные совпадения
Высокой страсти не имея
Для звуков жизни не щадить,
Не мог он ямба от хорея,
Как мы ни бились, отличить.
Бранил Гомера, Феокрита;
Зато читал Адама Смита
И был глубокий эконом,
То есть умел судить о том,
Как
государство богатеет,
И чем
живет, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет.
Отец понять его не мог
И земли отдавал
в залог.
— Война — явление исторически неизбежное, — докторально начал он, сняв очки и протирая стекла платком. — Война свидетельствует о количественном и качественном росте народа.
В основе войны лежит конкуренция. Каждый из вас хочет
жить лучше, чем он
живет, так же и каждое
государство, каждый народ…
— Начинают понимать,
в каком
государстве живут.
— Ну, что же я сделаю, если ты не понимаешь? — отозвалась она, тоже как будто немножко сердясь. — А мне думается, что все очень просто: господа интеллигенты почувствовали, что некоторые излюбленные традиции уже неудобны, тягостны и что нельзя
жить, отрицая
государство, а
государство нестойко без церкви, а церковь невозможна без бога, а разум и вера несоединимы. Ну, и получается иной раз,
в поспешных хлопотах реставрации, маленькая, противоречивая чепуха.
— Именно! И — торопливость во всем. А ведь вскачь землю не пашут. Особенно
в крестьянском-то
государстве невозможно галопом
жить. А у нас все подхлестывают друг друга либеральным хлыстиком, чтобы Европу догнать.
— Я бросил на мягкое, — сердито отозвался Самгин, лег и задумался о презрении некоторых людей ко всем остальным. Например — Иноков. Что ему право, мораль и все, чем
живет большинство, что внушается человеку
государством, культурой? «Классовое
государство ремонтирует старый дом гнилым деревом», — вдруг вспомнил он слова Степана Кутузова. Это было неприятно вспомнить, так же как удачную фразу противника
в гражданском процессе.
В коридоре все еще беседовали, бас внушительно доказывал...
Мы
живем не
в лесу, а
в благоустроенном
государстве!
Если
в XX
в. предпочитают говорить о плановом хозяйстве, о дирижизме, об усилении власти
государства над человеком, то это главным образом потому, что мы
живем в мире, созданном двумя мировыми войнами, и готовимся к третьей мировой войне.
Граница между обоими
государствами проходит здесь по прямой линии от устья реки Тур (по-китайски Байминхе [Бай-мин-хэ — речка ста имен, то есть река, на которой
живут многие.]) к реке Сунгаче (по-китайски Суначан [Сунчжа-Ачан — вероятно, название маньчжурское, означающее пять связей — пять сходящихся лучей, пять отрогов и т.д.]), берущей начало из озера Ханка
в точке, имеющей следующие географические координаты: 45° 27' с. ш. к 150° 10'
в. д. от Ферро на высоте 86 м над уровнем моря.
Жил-был этот купец
в некотором царстве,
в некотором
государстве и владел несметными сокровищами.
Жил в некотором царстве,
в некотором
государстве господин немилостивый, который десятки лет свирепствовал
в своих вотчинах.
Я принужден
жить в эпоху,
в которой торжествует сила, враждебная пафосу личности, ненавидящая индивидуальность, желающая подчинить человека безраздельной власти общего, коллективной реальности,
государству, нации.
Человек принужден
жить разом
в церкви и
в государстве, потому что он принадлежит к двум мирам, к миру благодатной свободы и к миру природной необходимости.
Вот и собирается тот купец по своим торговым делам за море, за тридевять земель,
в тридевятое царство,
в тридесятое
государство, и говорит он своим любезным дочерям: «Дочери мои милые, дочери мои хорошие, дочери мои пригожие, еду я по своим купецкиим делам за тридевять земель,
в тридевятое царство, тридесятое
государство, и мало ли, много ли времени проезжу — не ведаю, и наказываю я вам
жить без меня честно и смирно; и коли вы будете
жить без меня честно и смирно, то привезу вам такие гостинцы, каких вы сами похочете, и даю я вам сроку думать на три дня, и тогда вы мне скажете, каких гостинцев вам хочется».
В некиим царстве,
в некиим
государстве жил-был богатый купец, именитый человек.
В молодости я знал одну почтенную старушку (фамилия ее была Терпугова), обладательницу значительного имения и большую охотницу до гражданских процессов, которая до смерти своей
прожила в полном неведении о «
государстве», несмотря на то, что сам губернатор, встречаясь с нею, считал долгом целовать у нее ручку.
Она
жила, распоряжалась, кормила чиновников обедами, выдавала беременных девок замуж за мужиков
в дальние деревни, содержала целую стаю приказных, которые именем ее вели тяжебные дела
в судах, и никогда ей даже на мысль не приходило, что она
живет и действует таким образом —
в государстве.
Об ущербе же его императорского величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать потщуся и всякую вверенную тайность крепко хранить буду, а предпоставленным над мною начальникам во всем, что к пользе и службе
государства касаться будет, надлежащим образом чинить послушание и все по совести своей исправлять и для своей корысти, свойства, дружбы и вражды против службы и присяги не поступать; от команды и знамени, где принадлежу, хотя
в поле, обозе или гарнизоне, никогда не отлучаться, но за оным, пока
жив, следовать буду и во всем так себя вести и поступать, как честному, верному, послушному, храброму и расторопному офицеру (солдату) надлежит.
В некотором царстве,
в некотором
государстве жил-был ретивый начальник.
"
В некотором царстве,
в некотором
государстве жил-был ретивый начальник. Случилось это давно, еще
в ту пору, когда промежду начальников такое правило было: стараться как можно больше вреда делать, а уж из сего само собой, впоследствии, польза произойдет.
«Если, — говорят они, — личности было выгоднее перенести свое сознание
в племя, семью, а потом
в народ,
государство, то еще выгоднее будет перенести свое сознание
в совокупность всего человечества, и всем
жить для человечества, так же как люди
живут для семьи, для
государства».
Учреждены паспорты. Все, отлучающиеся от места жительства, обязаны брать их и платить за это пошлины. Вдруг
в разных местах являются люди, которые говорят, что брать паспорты не нужно, что не следует признавать свою зависимость от
государства, живущего насилием, и люди эти не берут паспортов и не платят за них пошлину. И опять ничем нельзя заставить этих людей исполнять требуемое. Их запирают
в остроги и опять выпускают, и люди
живут без паспортов.
Но как запьет настоящим образом, так уж тут все забыл: где
живет,
в каком
государстве, как самого зовут? — словом, решительно все; но
в сущности превосходнейший малый…
А бедный дворянин Никанор идет еще дальше и лезет из кожи, доказывая, что
в таком обширном
государстве, как Россия, не должно быть речи не только о «разъяснениях», но даже о «неразъяснениях» и что всякому верному сыну отечества надлежит
жить да поживать, да детей наживать.
— И вот, сударь ты мой,
в некотором царстве,
в некотором
государстве жили-были муж да жена, и были они бедные-пребедные!.. Уж такие-то разнесчастные, что и есть-то им было нечего. Походят это они по миру, дадут им где черствую, завалящую корочку, — тем они день и сыты. И вот родилось у них дите… родилось дите — крестить надо, а как они бедные, угостить им кумов да гостей нечем, — не идет к ним никто крестить! Они и так, они и сяк, — нет никого!.. И взмолились они тогда ко господу: «Господи! Господи!..»
Впереди угрожающей бедности Елена тоже не очень опасалась и ободряла себя
в этом случае тем, что она
живет не
в совершенно же диком
государстве,
живет, наконец,
в столице,
в центре образования, а между тем она многое знает и на разных поприщах может трудиться.
Елена при этом всплеснула только руками: «Ну, можно ли
жить и существовать
в подобном
государстве?» — воскликнула она и затем впала почти
в совершенное беспамятство.
— Да что же это такое будет, наконец! — раздался за нами грозный голос, голос моего отца. Он стоял на пороге двери. — Прекратятся ли наконец эти дурачества или нет? Где это мы
живем?
В российском
государстве или во французской республике?
По-видимому, незачем и различать их:
государство приобретает новые средства — народ богатеет;
государство принуждено выдержать невыгодную войну — весь народ чувствует на себе ее тяжесть;
в государстве улучшается законодательство — народу лучше
жить становится и т. д.
Иностранцы эти составляли у нас до Петра какое-то
государство в государстве, совершенно особое общество, ничем не связанное с Россией, кроме официальных отношений:
жили себе все они кучкой,
в Немецкой слободе, ходили
в свои кирхи, судились
в Иноземском приказе, следовали своим обычаям, роднились между собой, не смешиваясь с русскими, презираемые высшею боярскою знатью, служа предметом ненависти для Духовенства.
В том доме некогда
жил Карамзин и писал «Историю Российского
государства».]
В некотором царстве,
в некотором
государстве жил-был помещик,
жил и на свет глядючи радовался. Всего у него было довольно: и крестьян, и хлеба, и скота, и земли, и садов. И был тот помещик глупый, читал газету «Весть» и тело имел мягкое, белое и рассыпчатое.
Герой, искусный Министр, мудрый Судия — есть, конечно, украшение и честь
государства; но благодетель юности не менее их достоин
жить в памяти благодарных граждан.
Баклушин.
В некотором царстве,
в некотором
государстве жил-был Баклушин…
Не́где,
в тридевятом царстве,
В тридесятом
государстве,
Жил-был славный царь Дадон.
—
В некотором царстве,
в некотором
государстве жил-был царь, а у царя сын Иван-царевич, из себя красавец, умный и славный; про него песни пели, сказки сказывали, красным девицам он во снях снился.
—
В некотором царстве, не
в нашем
государстве, жил-был мужик, — перебила его Настя, подхватив батистовый передник рукой и подбоченясь ею.
— Как не живать!
Жил и на месте, — сказал Стуколов. — За Дунаем немалое время у некрасовцев,
в Молдавии у наших христиан,
в Сибири, у казаков на Урале… Опять же довольно годов выжил я
в Беловодье, там, далеко,
в Опоньском
государстве.
Всякий человек, прежде чем быть австрийцем, сербом, турком, китайцем, — человек, то есть разумное, любящее существо, призвание которого никак не
в том, чтобы соблюдать или разрушать сербское, турецкое, китайское, русское
государство, а только
в одном:
в исполнении своего человеческого назначения
в тот короткий срок, который предназначено ему
прожить в этом мире. А назначение это одно и очень определенное: любить всех людей.
Стоит только, отрешившись от принимаемого на веру лжеучения, и взглянуть на положение человека, живущего
в государстве, — к какому бы самому деспотическому или самому демократическому
государству он ни принадлежал, — чтобы ужаснуться на ту степень рабства,
в котором
живут теперь люди, воображая, что они свободны.
Можно понять, почему цари, министры, богачи уверяют себя и других, что людям нельзя
жить без
государства. Но для чего стоят за
государство бедные, которым
государство ничего не дает, а только мучает? Только оттого, что они верят
в лжеучение
государства.
Ашанин из книг знал, что более ста тысяч человек
в Лондоне не имеют крова, и знал также, что английский рабочий
живет и ест так, как
в других
государствах не
живут и не едят даже чиновники.
«О грозный, могучий хан Золотой Орды и многих царств-государств повелитель, — так они говорили ему, — иль ты не знаешь, отчего любимая твоя царица не хочет
жить в славной столице твоей?
Эта девочка, по словам моей няньки,
жила в некотором царстве,
в некотором
государстве,
в большом тюльпане.
С тех пор я
жила в разных
государствах, между прочим,
в Англии и Франции, потом получила
в собственность графство Оберштейн
в Германии и
жила там.
Личность
живет в сверхличных социальных целостях,
в семье,
в корпорации,
в классе,
в нации и прежде всего
в государстве.
Личность не может
жить без
государства, она признает его некоторой ценностью и готова действовать
в нем, неся жертвы.
—
В некотором царстве,
в некотором
государстве жил-был себе старый, престарелый царь с длинной седой бородой и… и с этакими усищами.
Вы видели вокруг себя, что, несмотря на водворение империи, вы
живете в демократическом
государстве, где и трудовой люд не чувствует себя отверженными париями и где, кроме того, значилось и тогда до семи миллионов крестьян-собственников.
Культурно рафинированный Чаадаев не мог примириться с тем, что он обречен
жить в некультурном обществе,
в деспотическом
государстве, которое держит
в тисках темный народ, не просвещая его.