Неточные совпадения
За что ж виновнее Татьяна?
За то ль, что в милой простоте
Она не ведает обмана
И верит избранной мечте?
За то ль, что любит без
искусства,
Послушная влеченью чувства,
Что так доверчива она,
Что от небес одарена
Воображением мятежным,
Умом и волею
живой,
И своенравной головой,
И сердцем пламенным и нежным?
Ужели не простите ей
Вы легкомыслия страстей?
— Не пиши, пожалуйста, только этой мелочи и дряни, что и без романа на всяком шагу в глаза лезет. В современной литературе всякого червяка, всякого мужика, бабу — всё в роман суют… Возьми-ка предмет из истории, воображение у тебя
живое, пишешь ты бойко. Помнишь, о древней Руси ты писал!.. А то далась современная жизнь!.. муравейник, мышиная возня: дело ли это
искусства!.. Это газетная литература!
Если вы творите совместно с Богом, то ваша философия, ваше
искусство, ваша общественность не будут рационализированы и умерщвлены, все останется
живым, творческий акт будет мистичен не только в своем источнике (в субъекте), но и в своих результатах (в объекте).
Юлия Сергеевна смотрела на картины, как муж, в кулак или бинокль и удивлялась, что люди на картинах как
живые, а деревья как настоящие; но она не понимала, ей казалось, что на выставке много картин одинаковых и что вся цель
искусства именно в том, чтобы на картинах, когда смотришь на них в кулак, люди и предметы выделялись, как настоящие.
Сам же Елпидифор Мартыныч употребил его всего только другой раз в жизни: раз в молодости над одной солдаткой в госпитале, так как о тех не очень заботились, — умирали ли они или оставались
живыми, и теперь над Еленой: здесь очень уж ему хотелось блеснуть
искусством в глазах ее и князя!
— Да, — продолжал Бегушев, все более и более разгорячаясь, — я эту песню начал петь после Лондонской еще выставки, когда все чудеса
искусств и изобретений свезли и стали их показывать за шиллинг… Я тут же сказал: «Умерли и поэзия, и мысль, и
искусство»… Ищите всего этого теперь на кладбищах, а
живые люди будут только торговать тем, что наследовали от предков.
Через неделю он сам стал разговаривать со мною о театре и сценическом
искусстве, дал об нем настоящее понятие и рассказал мне о многих славных актерах,
живых и мертвых, иностранных и русских.
В наше время неудобно забывать, что как выпяленные из орбит глаза некоторых ученых, смущающихся взглядами подающей им жаркое кухарки, обусловливают успех людей менее честных и менее ученых, но более
живых и чутких к общественному пульсу, так и не в меру выпяливаемые художественные прихоти и страсти художников обусловливают успех непримиримых врагов
искусства: людей, не уважающих ничего, кроме положения и прибытка, и теоретиков, поставивших себе миссиею игнорированье произведений
искусства и опошление самих натур, чувствующих неотразимость художественного призвания.
Однако же в этом отношении произведение
искусства находится в гораздо благоприятнейших обстоятельствах, нежели явления действительности; и эти обстоятельства могут заставить человека, не привыкшего анализировать причины своих ощущений, предполагать, что
искусство само по себе производит на человека более действия, нежели
живая действительность.
Но мы уже заметили, что в этой фразе важно слово «образ», — оно говорит о том, что
искусство выражает идею не отвлеченными понятиями, а
живым индивидуальным фактом; говоря: «
искусство есть воспроизведение природы в жизни», мы говорим то же самое: в природе и жизни нет ничего отвлеченно существующего; в «их все конкретно; воспроизведение должно по мере возможности сохранять сущность воспроизводимого; потому создание
искусства должно стремиться к тому, чтобы в нем было как можно менее отвлеченного, чтобы в нем все было, по мере возможности, выражено конкретно, в
живых картинах, в индивидуальных образах.
Произведение
искусства — создание жизненного процесса, создание
живого человека, который произвел дело не без тяжелой борьбы, и на произведении отражается тяжелый, грубый след борьбы производства.
Этого мало; подражать природе — тщетное усилие, далеко не достигающее своей цели потому, что, подражая природе,
искусство, по ограниченности своих средств, дает только обман вместо истины и вместо действительно
живого существа только мертвую маску».
14) Область
искусства не ограничивается областью прекрасного в эстетическом смысле слова, прекрасного по
живой сущности своей, а не только по совершенству формы:
искусство воспроизводит все, что есть интересного для человека в жизни.
13) Создания
искусства ниже прекрасного в действительности не только потому, что впечатление, производимое действительностью,
живее впечатления, производимого созданиями
искусства: создания
искусства ниже прекрасного (точно так же, как ниже возвышенного, трагического, комического) в действительности и с эстетической точки зрения.
Живой человек не любит неподвижного в жизни; потому никогда не наглядится он на
живую красоту, и очень скоро пресыщает его tableau vivant, которую предпочитают
живым сценам исключительные поклонники
искусства, [презирающие действительность].
Из обзора, нами сделанного, видно, что если б
искусство вытекало от недовольства нашего духа недостатками прекрасного в
живой действительности и от стремления создать нечто лучшее, то вся эстетическая деятельность человека оказалась бы напрасна, бесплодна, и человек скоро отказался бы от нее, видя, что
искусство не удовлетворяет его намерениям.
Правда,
искусству иногда удается безукоризненно сгруппировать фигуры, но напрасно будет оно превозноситься своею чрезвычайно редкою удачею; потому что в действительности никогда не бывает в этом отношении неудачи: в каждой группе
живых людей все держат себя совершенно сообразно 1) сущности сцены, происходящей между ними, 2) сущности собственного своего характера и 3) условиям обстановки.
Посмотрим же, до какой степени на самом деле прекрасное, создаваемое
искусством, выше прекрасного в действительности по свободности своей от упреков, взводимых на это последнее; после того нам легко будет решить, верно ли определяется господствующим воззрением происхождение
искусства и его отношение к
живой действительности.
Все другие
искусства, подобно
живой действительности, действуют прямо на чувства, поэзия действует на фантазию; фантазия у одних людей гораздо впечатлительнее и
живее, нежели у других, но вообще должно сказать, что у здорового человека ее образы бледны, слабы в сравнении с воззрениями чувств; потому надобно сказать, что по силе и ясности субъективного впечатления поэзия далеко ниже не только действительности, но и всех других
искусств.
Апология действительности сравнительно с фантазиею, стремление доказать, что произведения
искусства решительно не могут выдержать сравнения с
живой действительностью, вот сущность этого рассуждения.
Если совершенства нет в природе и в
живом человеке, то еще меньше можно найти его в
искусстве и в делах человека; «в следствии не может быть того, чего нет в причине», в человеке.
Только этот обзор даст нам положительный ответ на то, может ли происхождение
искусства быть объясняемо неудовлетворительностью
живой действительности в эстетическом отношении.
Такое мнение основывается на предполагаемой противоположности между общим значением существа и его
живою индивидуальностью, на предположении, будто бы «общее, индивидуализируясь, теряет свою общность» в действительности и «возводится опять к ней только силою
искусства, совлекающего с индивидуума его индивидуальность».
Мы видели, что впечатление, производимое созданиями
искусства, должно быть гораздо слабее впечатления, производимого
живою действительностью, и не считаем нужным доказывать это.
Если даже согласимся, что в Виттории были совершенны все основные формы, то кровь, теплота, процесс жизни с искажающими красоту подробностями, следы которых остаются на коже, — все эти подробности были бы достаточны, чтобы поставить
живое существо, о котором говорит Румор, несравненно ниже тех высоких произведений
искусства, которые имеют только воображаемую кровь, теплоту, процесс жизни на коже и т. д.
«Красота требует законченности характеров» — и вместо лиц
живых, разнообразных при всей своей типичности,
искусство дает неподвижные статуи.
Но мы именно то и утверждаем, что
искусство не может выдержать сравнения с
живою действительностью и вовсе не имеет той жизненности, как реальная действительность; это мы признаем несомненным.
Вообще говоря, произведения
искусства страдают всеми недостатками, какие могут быть найдены в прекрасном
живой действительности; но если
искусство вообще не имеет никаких прав на предпочтение природе и жизни, то, быть может, некоторые
искусства в частности обладают какими-нибудь особенными преимуществами, ставящими их произведения выше соответствующих явлений
живой действительности? быть может даже, то или другое
искусство производит нечто, не имеющее себе соответствия в реальном мире?
Все, что высказывается наукою и
искусством, найдется в жизни, и найдется в полнейшем, совершеннейшем виде, со всеми
живыми подробностями, в которых обыкновенно и лежит истинный смысл дела, которые часто не понимаются наукой и
искусством, еще чаще не могут быть ими обняты; в действительной жизни все верно, нет недосмотров, нет односторонней узкости взгляда, которою страждет всякое человеческое произведение, — как поучение, как наука, жизнь полнее, правдивее, даже художественнее всех творений ученых и поэтов.
Математически строго можно доказать, что произведение
искусства не может сравниться с
живым человеческим лицом по красоте очертаний: известно, что в
искусстве исполнение всегда неизмеримо ниже того идеала, который существует в воображении художника.
Здесь же считаю не излишним заметить, что в определении красоты как единства идеи и образа, — в этом определении, имеющем в виду не прекрасное
живой природы, а прекрасные произведения
искусств, уже скрывается зародыш или результат того направления, по которому эстетика обыкновенно отдает предпочтение прекрасному в
искусстве перед прекрасным в
живой действительности.
Но в нем есть справедливая сторона — то, что «прекрасное» есть отдельный
живой предмет, а не отвлеченная мысль; есть и другой справедливый намек на свойство истинно художественных произведений
искусства: они всегда имеют содержанием своим что-нибудь интересное вообще для человека, а не для одного художника (намек этот заключается в том, что идея — «нечто общее, действующее всегда и везде»); отчего происходит это, увидим на своем месте.
Уж и по самой своей незаконченности, неопределенности, именно по тому самому, что обыкновенно оно только «общее место», а не
живой индивидуальный образ или событие, произведение
искусства особенно способно вызывать наши воспоминания.
Как актер, Ароматов был замечательно хорош, но его погубила «проклятая буква р»; колоссальная память и начитанность придавали его разговорам
живой интерес, и, что всего занимательнее, он владел счастливой способностью не только схватить, но и передать с замечательным
искусством смешные стороны в людях и животных.
И вот повелел однажды Соломон устроить в одном из своих покоев прозрачный хрустальный пол с пустым пространством под ним, куда налили воды и пустили
живых рыб. Все это было сделано с таким необычайным
искусством, что непредупрежденный человек ни за что не заметил бы стекла и стал бы давать клятву, что перед ним находится бассейн с чистой свежей водой.
До князя И. М. дошли эти слова, и он, задетый за
живое в самом чувствительном месте — в
искусстве составлять благородные спектакли, — приехал с сильным предубеждением и расположением найти наше представление невыносимо скучным.
Когда раздались слова режиссера: «Пожалуйте со сцены!» — Писарев, слушавший
живые речи артистов как будто с равнодушием, но тронутый до глубины души, что выражалось особенною бледностью его лица, крепко сжал мою руку, увел меня за дальнюю декорацию и сказал голосом, прерывающимся от внутреннего волнения: «Вот с какими людьми я хочу жить и умереть, — с артистами, проникнутыми любовью к
искусству и любящими меня, как человека с талантом!
Оба они восхищались талантом Гоголя в изображении пошлости человеческой, его неподражаемым
искусством схватывать вовсе незаметные черты и придавать им такую выпуклость, такую жизнь, такое внутреннее значение, что каждый образ становился
живым лицом, совершенно понятным и незабвенным для читателя, восхищались его юмором, комизмом — и только.
Искусно сыгранная роль дряхлого старика на театре может доставить эстетическое наслаждение как действительность, перенесенная в
искусство; но действительный старец Дмитревский, болезненный, едва
живой, едва передвигающий ноги, на краю действительной могилы, представляющий дряхлого старика на сцене — признаюсь, это глубоко оскорбительное зрелище, и я радуюсь, что не видал его.
Для старика была закон
Ее младенческая воля.
Одну заботу ведал он:
Чтоб дочери любимой доля
Была, как вешний день, ясна,
Чтоб и минутные печали
Ее души не помрачали,
Чтоб даже замужем она
Воспоминала с умиленьем
Девичье время, дни забав,
Мелькнувших легким сновиденьем.
Все в ней пленяло: тихий нрав,
Движенья стройные,
живыеИ очи томно-голубые.
Природы милые дары
Она
искусством украшала;
Она домашние пиры
Волшебной арфой оживляла...
Вдали от солнца и природы,
Вдали от света и
искусства,
Вдали от жизни и любви
Мелькнут твои младые годы,
Живые помертвеют чувства,
Мечты развеются твои…
И жизнь твоя пройдет незрима
В краю безлюдном, безымянном,
На незамеченной земле, —
Как исчезает облак дыма
На небе тусклом и туманном,
В осенней беспредельной мгле…
Таков, напр., теперешний театр, это
живое воплощение келейно-общественного
искусства, которое само не верит в себя и, даже желая смотреть на себя как на дело серьезное и жизненное, фактически является почти circenses [Зрелища (лат...
«Ревностное и доставляющее наслаждение занятие христианским
искусством не только не говорит о положительном отношении к религиозному его содержанию, напротив, свидетельствует о таком отчуждении и отдалении от его
живого религиозного содержания, что уже исчезла склонность к оппозиции против связанного с ним
искусства и уступила место объективному историко-эстетическому отношению» (41). «Поэтому эстетическое религиозное чувство не есть подлинное и серьезное религиозное чувство» (39), хотя, конечно, этим не отрицается вспомогательная роль
искусства для религии.
В эллинской трагедии Дионис на деле осуществлял ту однобокую, враждебную жизни теорию
искусства, которую в XIX веке воскресил ненавистник
живой жизни Шопенгауэр:
искусство должно вырывать человека из бесконечного потока «желания», освобождать от назойливого напора воли и повергать душу в чистое, ничем не нарушимое, безвольное созерцание.
— После Бодростиной это положительно второй смелый удар, нанесенный обществу нашими женщинами, — объявил он дамам и добавил, что, соображая обе эти работы, он все-таки видит, что
искусство Бодростиной выше, потому что она вела игру с многоопытным старцем, тогда как Казимира свершила все с молокососом; но что, конечно, здесь в меньшем плане больше смелости, а главное больше силы в натуре: Бодростина
живая, страстная женщина, любившая Горданова сердцем горячим и неистовым, не стерпела и склонилась к нему снова, и на нем потеряла почти взятую ставку.
Долговременное неупражнение себя в
искусствах стало передо мною
живым и нестерпимым укором, и я страстно рванулся наверстать все это — и, ни минуты более не размышляя, бросился бегом в церковь, где работал с своими подмастерьями Лаптев.
Для меня Сансон, вся его личность, тон, манера говорить и преподавать, воспоминания, мнения о сценическом
искусстве были ходячей летописью первой европейской сцены. Он еще не был и тогда дряхлым старцем. Благообразный старик, еще с отчетливой, ясной дикцией и барскими манерами,
живой собеседник, начитанный и, разумеется, очень славолюбивый и даже тщеславный, как все сценические «знаменитости», каких я знавал на своем веку, в разных странах Европы.
Останься он только писателем с тех самых годов, когда он работал у меня в «Библиотеке», из него не вышло бы ни Тэна, ни даже Брандеса, но он выработал бы из себя одного из самых разносторонних и
живых «эссеистов» по беллетристике, театру,
искусству.
Так что первая причина славы Шекспира была та, что немцам надо было противопоставить надоевшей им и действительно скучной, холодной французской драме более
живую и свободную. Вторая причина была та, что молодым немецким писателям нужен был образец для писания своих драм. Третья и главная причина была деятельность лишенных эстетического чувства ученых и усердных эстетических немецких критиков, составивших теорию объективного
искусства, то есть сознательно отрицающую религиозное содержание драмы.
Семен Иванович, зная, что Григорий Лукьянович недолюбливает его с момента его случайного повышения самим царем, что он не раз обносил его перед самим Иоанном в том, что де Карась колдовством взял, а не удалью, медведям глаза отводил и
живой из лап их выскользнул единственно чарами дьявола, а не
искусством и беззаветной храбростью, но, по счастью для Карасева, Малюта со своим поклепом не попал к царю в благоприятную минуту.