Неточные совпадения
— Оставь меня в покое, ради Бога! — воскликнул со слезами в голосе Михайлов и, заткнув уши,
ушел в свою рабочую комнату за перегородкой и запер за собою дверь. «Бестолковая!» сказал он себе, сел за стол и, раскрыв папку, тотчас о особенным
жаром принялся за начатый рисунок.
— Если б он на меня поднял руку, то не
ушел бы ненаказанный, и я бы не сидел теперь перед вами, не отомстив, — ответил я с
жаром. Главное, мне показалось, что она хочет меня для чего-то раздразнить, против кого-то возбудить (впрочем, известно — против кого); и все-таки я поддался.
— Потому что он не стоит, чтоб его дочь любила, — отвечала она с
жаром. — Пусть она
уйдет от него навсегда и лучше пусть милостыню просит, а он пусть видит, что дочь просит милостыню, да мучается.
Вы
уходите в так называемую «дамскую» — там невыносимый
жар, угарно, негде повернуться.
Науки, как он понимал их, не занимали десятой доли его способностей; жизнь в его студенческом положении не представляла ничего такого, чему бы он мог весь отдаться, а пылкая, деятельная, как он говорил, натура требовала жизни, и он вдался в кутеж такого рода, какой возможен был по его средствам, и предался ему с страстным
жаром и желанием
уходить себя, чем больше во мне силы.
Серболова и ее дальний кузен, некто Дарьянов, напились у отца Савелия чаю и
ушли: Серболова уезжает домой под вечер, когда схлынет солнечный
жар.
Но люди еще помнили, как он рассказывал о прежних годах, о Запорожьи, о гайдамаках, о том, как и он
уходил на Днепр и потом с ватажками нападал на Хлебно и на Клевань, и как осажденные в горящей избе гайдамаки стреляли из окон, пока от
жара не лопались у них глаза и не взрывались сами собой пороховницы.
— Так оставь меня! Вот видишь ли, Елена, когда я сделался болен, я не тотчас лишился сознания; я знал, что я на краю гибели; даже в
жару, в бреду я понимал, я смутно чувствовал, что это смерть ко мне идет, я прощался с жизнью, с тобой, со всем, я расставался с надеждой… И вдруг это возрождение, этот свет после тьмы, ты… ты… возле меня, у меня… твой голос, твое дыхание… Это свыше сил моих! Я чувствую, что я люблю тебя страстно, я слышу, что ты сама называешь себя моею, я ни за что не отвечаю…
Уйди!
Будет до старости искать жар-птицу, а настоящая-то жизнь в это время
уйдет между пальцев.
Мне следовало быть на палубе: второй матрос «Эспаньолы»
ушел к любовнице, а шкипер и его брат сидели в трактире, — но было холодно и мерзко вверху. Наш кубрик был простой дощатой норой с двумя настилами из голых досок и сельдяной бочкой-столом. Я размышлял о красивых комнатах, где тепло, нет блох. Затем я обдумал только что слышанный разговор. Он встревожил меня, — как будете встревожены вы, если вам скажут, что в соседнем саду опустилась жар-птица или расцвел розами старый пень.
Я подозреваю, что у него вчера вечером вышла с французом какая-то жаркая контра. Они долго и с
жаром говорили о чем-то, запершись. Француз
ушел как будто чем-то раздраженный, а сегодня рано утром опять приходил к генералу — и вероятно, чтоб продолжать вчерашний разговор.
Перчихин. Тесть? Вона! Не захочет этот тесть никому на шею сесть… их ты! На камаринского меня даже подбивает с радости… Да я теперь — совсем свободный мальчик! Теперь я — так заживу-у! Никто меня и не увидит… Прямо в лес — и пропал Перчихин! Ну, Поля! Я, бывало, думал, дочь… как жить будет? и было мне пред ней даже совестно… родить — родил, а больше ничего и не могу!.. А теперь… теперь я… куда хочу
уйду! Жар-птицу ловить
уйду, за самые за тридесять земель!
Батенька остановилися против маменьки и смотрели на них долго-долго; потом покачали головою, присвистывая:"фю-фи-фи!.. фю-фи-фи!"и начали говорить с возрастающим
жаром:"Как я вижу, так ваш совет женский, бабий, не рассудительный, дурацкий!"И при последнем слове, выходя из комнаты, стукнули дверью крепко и,
уходя, продолжали кричать:"Не послушаю вас, никогда не послушаю!.. Женить! им того и хочется".
Вот уже целая неделя прошла с тех пор, как полк возвратился с маневров. Наступил сезон вольных работ, и роты одна за другой
уходят копать бураки у окрестных помещиков, остались только наша да 11-я. Город точно вымер. Эта пыльная и душная
жара, это дневное безмолвие провинциального городка, нарушаемое только неистовым ораньем петухов, — раздражают и угнетают меня…
— Сначала меня от холода в
жар бросило, — продолжал Мерик, — а когда вытащили наружу, не было никакой возможности, лег я на снег, а молоканы стоят около и бьют палками по коленкам и локтям. Больно, страсть! Побили и
ушли… А на мне всё мерзнет, одежа обледенела, встал я, и нет мочи. Спасибо, ехала баба, подвезла.
Через полчаса Наталья посылается за водкой и закуской; Зайкин, напившись чаю и съевши целый французский хлеб,
уходит в спальню и ложится на постель, а Надежда Степановна и ее гости, шумя и смеясь, приступают к повторению ролей. Павел Матвеевич долго слышит гнусавое чтение Коромыслова и актерские возгласы Смеркалова… За чтением следует длинный разговор, прерываемый визгливым смехом Ольги Кирилловны. Смеркалов, на правах настоящего актера, с апломбом и
жаром объясняет роли…
Он оглянулся на жену. Лицо у нее было розовое от
жара, необыкновенно ясное и радостное. Бронза, привыкший всегда видеть ее лицо бледным, робким и несчастным, теперь смутился. Похоже было на то, как будто она в самом деле умирала и была рада, что наконец
уходит навеки из этой избы, от гробов, от Якова… И она глядела в потолок и шевелила губами, и выражение у нее было счастливое, точно она видела смерть, свою избавительницу, и шепталась с ней.
«Предатели, предатели!» — шептали запекшиеся от внутреннего
жара губы Серафимы, и она все дальше
уходила в лес.
Я знал, что самовар будут ставить целый час, что дедушка будет пить чай не менее часа и потом заляжет спать часа на два, на три, что у меня четверть дня
уйдет на ожидание, после которого опять
жара, пыль, тряские дороги.
Холодно, холодно в нашем домишке. Я после обеда читал у стола, кутаясь в пальто. Ноги стыли, холод вздрагивающим трепетом проносился по коже, глубоко внутри все захолодело. Я подходил к теплой печке, грелся,
жар шел через спину внутрь. Садился к столу, — и холод охватывал нагретую спину. Вялая теплота бессильно
уходила из тела, и становилось еще холоднее.
Придя с
жару в холодный погребок, они как выпили холодного вина, так их и развезло, и потому, когда офицеры стали к ним приставать, они, вместо того чтобы скорее
уйти, не трогались с места.
Ушла. А храп Гаврилы Матвеича громче да громче раздавался по моему «покойчику». Сил не стало, и хоть
жар еще не свалил, хоть и устал я с дороги, но — не слыхать бы этого храпу, пошел смотреть на Медвежий Угол.