Неточные совпадения
Она потрясла отрицательно
головой, решив, однако же, не скрывать об этих письмах от Тушина, но устранить его от всякого участия в развязке ее драмы как из пощады его сердца, так и потому, что, прося содействия Тушина, она как будто
жаловалась на Марка. «А она ни в чем его не обвиняет… Боже сохрани!»
Утром он горько
жаловался мне, что мое одеяло падало ему
на голову и щекотало по лицу.
— Плетет кружева, вяжет чулки… А как хорошо она относится к людям! Ведь это целое богатство — сохранить до глубокой старости такое теплое чувство и стать выше обстоятельств. Всякий другой
на ее месте давно бы потерял
голову, озлобился, начал бы
жаловаться на все и
на всех. Если бы эту женщину готовили не специально для богатой, праздной жизни, она принесла бы много пользы и себе и другим.
Старики разговорились. Все-таки они были свои и думали одинаково, не то что молодежь. Михей Зотыч все качал своею лысою
головой и
жаловался на худые дела.
— Экой ты, господи, —
пожаловалась бабушка, не то
на меня, не то
на бога, и долго стояла молча, опустив
голову; уже могила сровнялась с землей, а она всё еще стоит.
На Зинаиду внезапно напало раздумье; княгиня выслала сказать, что у ней
голова болит, Нирмацкий стал
жаловаться на свои ревматизмы…
Приехали
на Святки семинаристы, и сын отца Захарии, дающий приватные уроки в добрых домах, привез совершенно невероятную и дикую новость: какой-то отставной солдат, притаясь в уголке Покровской церкви, снял венец с чудотворной иконы Иоанна Воина и, будучи взят с тем венцом в доме своем, объяснил, что он этого венца не крал, а что,
жалуясь на необеспеченность отставного русского воина, молил сего святого воинственника пособить ему в его бедности, а святой, якобы вняв сему, проговорил: „Я их за это накажу в будущем веке, а тебе
на вот покуда это“, и с сими участливыми словами снял будто бы своею рукой с
головы оный драгоценный венец и промолвил: „Возьми“.
— Уж не знаю, право, как и быть, —
жаловалась Варвара, — ершистый такой стал, что просто страх. Поверите ли,
голова кругам идет. Женится, а я
на улицу ступай.
Он никуда не ходил, но иногда к нему являлся Сухобаев; уже выбранный городским
головой, он кубарем вертелся в своих разраставшихся делах, стал ещё тоньше, острее, посапывал, широко раздувая ноздри хрящеватого носа, и не
жаловался уже
на людей, а говорил о них приглушённым голосом, часто облизывая губы, — слушать его непримиримые, угрожающие слова было неприятно и тяжело.
Разговор не вязался: Миша дразнил собаку, она лаяла, Негров велел ее выгнать; наконец горничная с холстинными рукавами унесла самовар, Алексей Абрамович раскладывал гранпасьянс, Глафира Львовна
жаловалась на боль в
голове.
Дымов лежал
на животе, молчал и жевал соломинку; выражение лица у него было брезгливое, точно от соломинки дурно пахло, злое и утомленное… Вася
жаловался, что у него ломит челюсть, и пророчил непогоду; Емельян не махал руками, а сидел неподвижно и угрюмо глядел
на огонь. Томился и Егорушка. Езда шагом утомила его, а от дневного зноя у него болела
голова.
— Не смей так смотреть, ты вырастешь идиотом! — кричала она, топая ногами, щипала его, била, он хныкал, защищал
голову, взбрасывая длинные руки вверх, но никогда не убегал от нее и не
жаловался на побои.
— Да, слышь ты, глупая
голова! Ведь за морем извозчики и все так делают; мне уж третьего дня об этом порассказали. Ну, вот мы отъехали этак верст пяток с небольшим, как вдруг — батюшки светы! мой седок как подымется да учнет ругаться: я, дескать,
на тебя, разбойника, смотрителю
пожалуюсь. «Эк-ста чем угрозил! — сказал я. — Нет, барин, смотрителем нас не испугаешь». Я ему, ребята,
на прошлой неделе снес гуся да полсотни яиц.
Зажила опять Канарейка в вороньем гнезде и больше не
жаловалась ни
на холод, ни
на голод. Раз Ворона улетела
на добычу, заночевала в поле, а вернулась домой, — лежит Канарейка в гнезде ножками вверх. Сделала Ворона
голову набок, посмотрела и сказала...
На другой же день Яков стал
жаловаться на боли в желудке, в
голове, это было весьма правдоподобно; за последние месяцы он сильно похудел, стал вялым, рассеянным, радужные глаза его потускнели.
По улицам города ходили хромые, слепые, безрукие и всячески изломанные люди в солдатских шинелях, и всё вокруг окрашивалось в гнойный цвет их одежды. Изломанных, испорченных солдат водили
на прогулки городские дамы, дамами командовала худая, тонкая, похожая
на метлу, Вера Попова, она привлекла к этому делу и Полину, но та, потряхивая
головою, кричала,
жаловалась...
Федя долго рассказывал про подвиги Бучинского и старателей,
жаловался на слабые времена и постоянно вспоминал про Аркадия Павлыча. Пересел
на травку,
на корточки, и не уходил; ему, очевидно, что-то хотелось еще высказать, и он ждал только вопроса. Сняв с
головы шляпу, старик долго переворачивал ее в руках, а потом проговорил...
— Ваше дело будет
жаловаться, а мое будет отвечать, — возразил
на это губернатор с заметною сухостью, и Мановский, поклонившись ему гордо, вышел. Несмотря
на свою свирепую запальчивость, он
на этот раз себя сдержал, насколько мог, понимая, что губернатор не захочет да и не может даже ничего сделать тут. Выйдя из губернаторского дома и проходя бульваром, он, как бы желая освежиться, шел без шапки и все что-то хватался за
голову.
Я сам слыхал, как эти дамы и девицы
жаловались после
на усталость
головы и языка, как все общество искренно им сочувствовало, признавая, что «проговорить с князем Иваном Михайловичем два часа и не ослабить живости разговора — большой подвиг».
Наденьте
на голову такому человеку вместо шляпы — солнце, — что может быть великолепнее! — он всё же будет ныть и
жаловаться: «Ах, я так несчастен! я так одинок!
Действие субботки мне не понравилось с первых пор. Я видел тут явное нарушение условия маменькиного с паном Кнышевским и потому не преминул
пожаловаться маменьке. Как же они чудно рассудили, так послушайте,"А что ж, Трушко! — сказали они, гладя меня по
голове: — я не могу закона переменить.
Жалуйся на своего отца, что завербовал тебя в эту дурацкую школу. Там не только я, но и пан Кдышевский не властен ничего отменить. Не от нас это установлено".
Видевшие это, гости захохотали, но я чисто по фамильной комплекции, следуя маменькиной натуре, готов был сомлеть, но удержался, имея в первой горячности мысль точно бежать
на могилу, вмещающую в себе прах нежнейших моих родителей, и теням их
жаловаться на нововведения, осрамившие меня с ног до
головы.
Хозяин стоял неподвижно, точно он врос в гнилой, щелявый пол. Руки он сложил
на животе,
голову склонил немножко набок и словно прислушивался к непонятным ему крикам. Все шумнее накатывалась
на него темная, едва освещенная желтым огоньком стенной лампы толпа людей, в полосе света иногда мелькала — точно оторванная —
голова с оскаленными зубами, все кричали,
жаловались, и выше всех поднимался голос варщика Никиты...
Весть, что еврейская просьба об освобождении их от рекрутства не выиграла, стрелою пролетела по пантофлевой почте во все места их оседлости. Тут сразу же и по городам, и по местечкам поднялся ужасный гвалт и вой. Жиды кричали громко, а жидовки еще громче. Все всполошились и заметались как угорелые. Совсем потеряли
головы и не знали, что делать. Даже не знали, какому богу молиться, которому
жаловаться. До того дошло, что к покойному императору Александру Павловичу руки вверх все поднимали и вопили
на небо...
— А ты бы вот не пил винища-то — и жилось бы тебе веселее, и не лезли бы в голову-то этакие мысли. Другие живут — не
жалуются, а копят денежки да свои мастерские
на них заводят и живут потом, как господа.
— Вон! — кричит Анна Фридриховна страшным голосом, и Ромка поспешно исчезает. Однако он успевает схватить с полу ранец: в
голове у него мгновенно родилась мысль — пойти продать свои учебники
на толкучке. В дверях он сталкивается со старшей сестрой Алечкой и, пользуясь случаем, щиплет ее больно за руку. Алечка входит, громко
жалуясь...
А Иуда сел — и, двигая
головою направо и налево, тоненьким голоском стал
жаловаться на болезни,
на то, что у него болит грудь по ночам, что, всходя
на горы, он задыхается, а стоя у края пропасти, испытывает головокружение и едва удерживается от глупого желания броситься вниз.
Полусон, полубред налегли
на отяжелевшую, горячую
голову больного; но он лежал смирно, не стонал и не
жаловался; напротив, притих, молчал и крепился, приплюснув себя к постели своей, словно как заяц припадает от страха к земле, заслышав охоту.
Ведь необходимо каждого больного,
на что бы он ни
жаловался, исследовать с
головы до ног — это нам не уставали твердить все наши профессора.
Первый заговорил наконец Марко Данилыч, нельзя ж было хозяину при такой гостье молчать. Однако разговор не вязался. Марья Ивановна была задумчива и в рассеянье иногда отвечала невпопад.
Жаловалась на нездоровье, говорила, что
голова у ней разболелась.
Иван Дмитрии представил себе свою жену в вагоне со множеством узелков, корзинок, свертков; она о чем-то вздыхает и
жалуется, что у нее от дороги разболелась
голова, что у нее ушло много денег; то и дело приходится бегать
на станцию за кипятком, бутербродами, водой…
— И чтобы тебе в
голову не пришло
жаловаться кому бы то ни было
на хозяина или разыскивать родных и друзей! Слышишь? По дороге не смей ни с кем вступать в разговоры! За первое слово, обращенное к чужим, я тебя так отхлещу моей плеткой, что у тебя раз навсегда отпадет охота искать спасения. — И произнеся эту внушительно-суровую речь, господин Злыбин захлопотал с отъездом.
На одну минуту в
голове девочки мелькнула мысль: вернуть Карлушу, покаяться перед ней во всем, выпросить у неё прощение. Но, с другой стороны, боязнь, что горбунья
пожалуется, и страх перед наказанием удерживали Тасю.
— Начало не плохое, — одобрительно вымолвил Осетров. — Ваш принципал — шустрый дворянин. Пока, — и он остановился
на этом слове, — дела его идут недурно. Только он забирает очертя
голову, хапает не в меру…
Жалуются на его стройку… Я вам это говорю попросту. Да это и все знают.
— Что мне с ними мириться-то!.. Обидел, что ли, я кого?.. Курица, и та
на меня не
пожалуется!.. А страшно, отче преподобие!.. Ох,
голова ты моя, головушка!.. Разума напиталась, к чему-то приклонишься?.. В монахи пойду.
У одного охрипло горло, у другого покалывало в боку, третий
жаловался на «боли в
голове, и в плече, и в заднем проходе».
— Взяли
на службу, не поверили, что плохо слышу! — апатично рассказывал он. — В роте сильно обижали по
голове, — и фельдфебель, и отделенные. Совсем оглох.
Жаловаться побоялся: и вовсе забьют. Пошел в околоток, доктор сказал: «притворяешься! Я тебя под суд отдам!..» Я бросил в околоток ходить.
— Тоже
жаловаться полезли: отец Акулины, пастух Филипп да Николай, брат Аксиньи и Акулины… И что же взяли… Выдали их ей же
головой… Она их
на цепи в погребице с полгода продержала, а потом засекла до смерти… Это еще до тебя было.
—
Жаловались и не раз, да все
на свою же
голову. Доказать не могли, ну и выходил зверь-то наш лютый — овцою неповинною. Однажды, даже подвести надумали, да не удалось.
— Сами вы белый медведь! — крикнул он, вскочив со скамьи. —
На другого бы я
пожаловался своему мечу, который сорвал бы его седую
голову, но
на вас… Смотрите, я не всегда терпелив.
— Ушиб немного висок… упал с лестницы… пройдет… Но отец, отец! ах, что с ним будет! Вот уж сутки не пьет, не ест, не спит, все бредит,
жалуется, что ему не дают подняться до неба… Давеча к утру закрыл глаза; подошел я к нему
на цыпочках, пощупал
голову —
голова горит, губы засохли, грудь дышит тяжело… откроет мутные глаза, смотрит и не видит и говорит сам с собою непонятные речи. Теперь сидит
на площади,
на кирпичах, что готовят под Пречистую, махает руками и бьет себя в грудь.
Она вернулась к Осипу Федоровичу с каким-то грустным выражением лица и
пожаловалась на нездоровье. Пашков смотрел
на ее склоненную
голову, любуясь классическим очертанием ее профиля и затылка.
—
Жаловались, и не раз, да все
на свою
голову. Доказать не могли. Да и не те были порядки, что ноне. Ну, и выходил зверь-то наш лютый — овцою неповинною. Однажды даже подвести надумались, да не удалось.
Ему теперь лет под пятьдесят, он слаб и хил, беспрестанно кашляет и
жалуется на мучительные боли в
голове; но живые, серые глаза его горят энергией и беспредельною добротою.