Неточные совпадения
Прежде, покамест
был помоложе, так мне казалось, что все дело
в деньгах, что если бы мне
в руки сотни тысяч, я бы осчастливил множество: помог бы бедным художникам, завел бы
библиотеки, полезные заведения, собрал бы коллекции.
— Нет, я вас не отпущу.
В два часа, не более, вы
будете удовлетворены во всем. Дело ваше я поручу теперь особенному человеку, который только что окончил университетский курс. Посидите у меня
в библиотеке. Тут все, что для вас нужно: книги, бумага, перья, карандаши — все. Пользуйтесь, пользуйтесь всем — вы господин.
Если он не хотел, чтобы подстригали деревья, деревья оставались нетронутыми, если он просил простить или наградить кого-либо, заинтересованное лицо знало, что так и
будет; он мог ездить на любой лошади, брать
в замок любую собаку; рыться
в библиотеке, бегать босиком и
есть, что ему вздумается.
Он представил себя богатым, живущим где-то
в маленькой уютной стране, может
быть,
в одной из республик Южной Америки или — как доктор Руссель — на островах Гаити. Он знает столько слов чужого языка, сколько необходимо знать их для неизбежного общения с туземцами. Нет надобности говорить обо всем и так много, как это принято
в России. У него обширная
библиотека, он выписывает наиболее интересные русские книги и пишет свою книгу.
И где
было понять ему, что с ней совершилось то, что совершается с мужчиной
в двадцать пять лет при помощи двадцати пяти профессоров,
библиотек, после шатанья по свету, иногда даже с помощью некоторой утраты нравственного аромата души, свежести мысли и волос, то
есть что она вступила
в сферу сознания. Вступление это обошлось ей так дешево и легко.
Как пьяный, я просидел всю ночь над этой книгой, а утром отправился
в библиотеку и спросил: «Что надо изучить, чтобы сделаться доктором?» Ответ
был насмешлив: «Изучите математику, геометрию, ботанику, зоологию, морфологию, биологию, фармакологию, латынь и т. д.» Но я упрямо допрашивал, и я все записал для себя на память.
— Какой переход от святых отцов к Спинозе и Вольтеру! Там
в библиотеке все энциклопедисты
есть. Ужели ты их читала?
— Да, да, виноват, горе одолело меня! — ложась
в постель, говорил Козлов, и взяв за руку Райского: — Прости за эгоизм. После… после… я сам притащусь, попрошусь посмотреть за твоей
библиотекой… когда уж надежды не
будет…
В область мысли, знания она вступила так же недоверчивым и осторожным шагом, как
была осторожна и скупа
в симпатиях. Читала она книги
в библиотеке старого дома, сначала от скуки, без выбора и системы, доставая с полки что попадется, потом из любопытства, наконец некоторые с увлечением.
— У вас покойно, хорошо! — говорил он после обеда, глядя
в окно. — И зелень еще
есть, и воздух чистый… Послушай, Борис Павлович, я бы
библиотеку опять перевез сюда…
Один он, даже с помощью профессоров, не сладил бы с классиками:
в русском переводе их не
было,
в деревне у бабушки,
в отцовской
библиотеке, хотя и
были некоторые во французском переводе, но тогда еще он, без руководства, не понимал значения и обегал их. Они казались ему строги и сухи.
— У вас
была моя
библиотека в руках? — спросил он.
Татьяна Марковна не совсем
была внимательна к богатой
библиотеке, доставшейся Райскому, книги продолжали изводиться
в пыли и
в прахе старого дома. Из них Марфенька брала изредка кое-какие книги, без всякого выбора: как, например, Свифта, Павла и Виргинию, или возьмет Шатобриана, потом Расина, потом роман мадам Жанлис, и книги берегла, если не больше, то наравне с своими цветами и птицами.
Такой ловкости и цепкости, какою обладает матрос вообще, а Фаддеев
в особенности, встретишь разве
в кошке. Через полчаса все
было на своем месте, между прочим и книги, которые он расположил на комоде
в углу полукружием и перевязал, на случай качки, веревками так, что нельзя
было вынуть ни одной без его же чудовищной силы и ловкости, и я до Англии пользовался книгами из чужих
библиотек.
Все комнаты оживлены чьим-то таинственным присутствием: много цветов, китайская
библиотека, вазы, ларчики. Мы приездом своим как будто спугнули кого-то. Но
в доме не слыхать ни шороха, ни шелеста. А вон два-три туалета: нет сомнения, у Вампоа
есть жена, может
быть, две-три. Где ж они?
Молодой купец-золотопромышленник, сын мужика,
в сшитой
в Лондоне фрачной паре с брильянтовыми запонками, имевший большую
библиотеку, жертвовавший много на благотворительность и державшийся европейски-либеральных убеждений,
был приятен и интересен Нехлюдову, представляя из себя совершенно новый и хороший тип образованного прививка европейской культурности на здоровом мужицком дичке.
В мягких, глубоких креслах
было покойно, огни мигали так ласково
в сумерках гостиной; и теперь,
в летний вечер, когда долетали с улицы голоса, смех и потягивало со двора сиренью, трудно
было понять, как это крепчал мороз и как заходившее солнце освещало своими холодными лучами снежную равнину и путника, одиноко шедшего по дороге; Вера Иосифовна читала о том, как молодая, красивая графиня устраивала у себя
в деревне школы, больницы,
библиотеки и как она полюбила странствующего художника, — читала о том, чего никогда не бывает
в жизни, и все-таки слушать
было приятно, удобно, и
в голову шли всё такие хорошие, покойные мысли, — не хотелось вставать.
Когда
в губернском городе С. приезжие жаловались на скуку и однообразие жизни, то местные жители, как бы оправдываясь, говорили, что, напротив,
в С. очень хорошо, что
в С.
есть библиотека, театр, клуб, бывают балы, что, наконец,
есть умные, интересные, приятные семьи, с которыми можно завести знакомства. И указывали на семью Туркиных как на самую образованную и талантливую.
Огромная
библиотека, составленная большею частию из сочинений французских писателей XVIII века,
была отдана
в ее распоряжение.
Он
пьет через край — когда может, потому что не может
пить всякий день; это заметил лет пятнадцать тому назад Сенковский
в «
Библиотеке для чтения».
Развитие Грановского не
было похоже на наше; воспитанный
в Орле, он попал
в Петербургский университет. Получая мало денег от отца, он с весьма молодых лет должен
был писать «по подряду» журнальные статьи. Он и друг его Е. Корш, с которым он встретился тогда и остался с тех пор и до кончины
в самых близких отношениях, работали на Сенковского, которому
были нужны свежие силы и неопытные юноши для того, чтобы претворять добросовестный труд их
в шипучее цимлянское «
Библиотеки для чтения».
Во Владимире стоял тогда Сибирский уланский полк; я мало
был знаком с офицерами, но, встречаясь довольно часто с одним из них
в публичной
библиотеке, я стал с ним кланяться; он
был очень учтив и мил.
У него
есть библиотека,
в которой на первом плане красуется старый немецкий «Conversations-Lexicon», [Словарь разговорных слов (нем.).] целая серия академических календарей, Брюсов календарь, «Часы благоговения» и, наконец, «Тайны природы» Эккартсгаузена.
Перечислить все, что
было в этих залах, невозможно. А на дворе, кроме того, большой сарай
был завален весь разными редкостями более громоздкими. Тут же вся его
библиотека.
В отделении первопечатных книг
была книга «Учение Фомы Аквинского», напечатанная
в 1467 году
в Майнце,
в типографии Шефера, компаньона изобретателя книгопечатания Гутенберга.
Всем букинистам
был известен один собиратель, каждое воскресенье копавшийся
в палатках букинистов и
в разваленных на рогожах книгах, оставивший после себя ценную
библиотеку. И рассчитывался он всегда неуклонно так: сторгует, положим, книгу, за которую просили пять рублей, за два рубля, выжав все из букиниста, и лезет
в карман. Вынимает два кошелька, из одного достает рубль, а из другого вываливает всю мелочь и дает один рубль девяносто три копейки.
У Григорьева
была большая прекрасная
библиотека, составленная им исключительно на Сухаревке. Сын его,
будучи студентом, участвовал
в революции.
В 1905 году он
был расстрелян царскими войсками. Тело его нашли на дворе Пресненской части,
в груде трупов. Отец не пережил этого и умер. Надо сказать, что и ранее Григорьев считался неблагонадежным и иногда открыто воевал с полицией и ненавидел сыщиков…
Они являлись
в клуб обедать и уходили после ужина.
В карты они не играли, а целый вечер сидели
в клубе,
пили,
ели, беседовали со знакомыми или проводили время
в читальне, надо заметить, всегда довольно пустой, хотя клуб имел прекрасную
библиотеку и выписывал все русские и многие иностранные журналы.
Я
был этому очень рад.
Библиотека была довольно далеко от нашего дома, и книга
была в моем распоряжении на всем этом пространстве. Я стал читать на ходу…
Брат сначала огорчился, по затем перестал выстукивать стопы и принялся за серьезное чтение: Сеченов, Молешотт, Шлоссер, Льюис, Добролюбов, Бокль и Дарвин. Читал он опять с увлечением, делал большие выписки и порой, как когда-то отец, кидал мне мимоходом какую-нибудь поразившую его мысль, характерный афоризм, меткое двустишие, еще, так сказать, теплые, только что выхваченные из новой книги. Материал для этого чтения он получал теперь из баталионной
библиотеки,
в которой
была вся передовая литература.
— Неужели… они помирились? — спросил я у брата, которого встретил на обратном пути из
библиотеки, довольного, что еще успел взять новый роман и, значит, не остался без чтения
в праздничный день. Он
был отходчив и уже только смеялся надо мной.
Я, как и брат, расхохотался над бедным Тутсом, обратив на себя внимание прохожих. Оказалось, что провидение, руководству которого я вручал свои беспечные шаги на довольно людных улицах, привело меня почти к концу пути. Впереди виднелась Киевская улица, где
была библиотека. А я
в увлечении отдельными сценами еще далеко не дошел до тех «грядущих годов», когда мистер Домби должен вспомнить свою жестокость к дочери…
Но тут мое очарование
было неожиданно прервано: брат, успевший сходить
в библиотеку и возвращавшийся оттуда
в недоумении, не найдя меня, обратил внимание на кучку еврейской молодежи, столпившейся около моего убежища.
Все, знавшие Ечкина, смеялись
в глаза и за глаза над его новой затеей, и для всех оставалось загадкой, откуда он мог брать денег на свою контору. Кроме долгов, у него ничего не
было, а из векселей можно
было составить приличную
библиотеку. Вообще Ечкин представлял собой какой-то непостижимый фокус. Его новая контора служила несколько дней темой для самых веселых разговоров
в правлении Запольского банка, где собирались Стабровский, Мышников, Штофф и Драке.
Весь дом волновался. Наборщики
в типографии, служащие
в конторе и
библиотеке, — все только и говорили о Полуянове. Зачем он пришел оборванцем
в Заполье? Что он замышляет? Как к нему отнесутся бывшие закадычные приятели? Что
будет делать Харитина Харитоновна? Одним словом, целый ряд самых жгучих вопросов.
Деятельность этого нового земства главным образом выразилась
в развитии народного образования.
В уезде школы открывались десятками, а
в больших селах, как Суслон,
были открыты по две школы. Пропагандировал школьное дело Харченко, и ему даже предлагали
быть инспектором этих школ, но он отказался. Газета, типография и
библиотека отнимали почти все время, а новых помощников
было мало, да и те
были преимущественно женщины, как Устенька.
Устенька много читала, но это еще не
было настоящим делом. Впрочем, ее скоро выручили полученные
в доме Стабровского знания. Раз она пришла
в библиотеку, и доктор Кочетов сразу предложил ей занятия при газете.
Все эти дамы рассказывали потом, что князь осматривал
в комнатах каждую вещь, увидал на столике развернутую книгу из
библиотеки для чтения, французский роман «Madame Bovary», заметил, загнул страницу, на которой
была развернута книга, попросил позволения взять ее с собой, и тут же, не выслушав возражения, что книга из
библиотеки, положил ее себе
в карман.
В кадетской
библиотеке были целомудренные выдержки из Пушкина и Лермонтова, весь Островский, который только смешил, и почти весь Тургенев, который и сыграл
в жизни Коли главную и жестокую роль.
Я имею теперь под руками три издания «Детской
библиотеки»: 1806 (четвертое издание), 1820 и 1846 годов (вероятно, их
было более десяти); но, к удивлению моему, не нахожу
в двух последних небольшой драматической пиески,
в которой бедный крестьянский мальчик
поет следующую песню, сложенную для его отца каким-то грамотеем.
Я сказал уже, что
в Чурасове
была изрядная
библиотека; я не замедлил воспользоваться этим сокровищем и, с позволенья Прасковьи Ивановны, по выбору матери, брал оттуда книги, которые читал с великим наслаждением.
— Так что же вы говорите, я после этого уж и не понимаю! А знаете ли вы то, что
в Демидовском студенты имеют единственное развлечение для себя — ходить
в Семеновский трактир и
пить там? Большая разница Москва-с, где — превосходный театр, разнообразное общество, множество
библиотек, так что, помимо ученья, самая жизнь
будет развивать меня, а потому стеснять вам
в этом случае волю мою и лишать меня, может
быть, счастья всей моей будущей жизни — безбожно и жестоко с вашей стороны!
На третьей стене предполагалась красного дерева дверь
в библиотеку, для которой маэстро-архитектор изготовил
было великолепнейший рисунок; но самой двери не появлялось и вместо ее висел запыленный полуприподнятый ковер, из-за которого виднелось, что
в соседней комнате стояли растворенные шкапы; тут и там размещены
были неприбитые картины и эстампы, и лежали на полу и на столах книги.
Это сторона, так сказать, статистическая, но у раскола
есть еще история, об которой из уст ихних вряд ли что можно
будет узнать, — нужны книги; а потому, кузина, умоляю вас, поезжайте во все книжные лавки и везде спрашивайте — нет ли книг об расколе; съездите
в Публичную
библиотеку и, если там что найдете, велите сейчас мне все переписать, как бы это сочинение велико ни
было; если
есть что-нибудь
в иностранной литературе о нашем расколе, попросите Исакова выписать, но только, бога ради, — книг, книг об расколе, иначе я задохнусь без них ».
— Из Шекспира много ведь
есть переводов, — полуспросил, полупросто сказал он, сознаваясь внутренне, к стыду своему, что он ни одного из них не знал и даже имя Шекспира встречал только
в юмористических статейках Сенковского [Сенковский Осип Иванович (1800—1858) — востоковед, профессор Петербургского университета, журналист, беллетрист, редактор и соиздатель журнала «
Библиотека для чтения», начавшего выходить
в 1834 году. Писал под псевдонимом Барон Брамбеус.],
в «
Библиотеке для чтения».
— Когда все улягутся. Вот это окошечко выходит
в залу; на него я поставлю свечу: это
будет знаком, что я здесь, — продолжала она по-прежнему тихо и скороговоркой. — А вот-с это —
библиотека мужа! — произнесла она опять полным голосом.
Плавин жил
в казенной квартире, с мраморной лестницей и с казенным, благообразным швейцаром; самая квартира, как можно
было судить по первым комнатам,
была огромная, превосходно меблированная… Маленькое общество хозяина сидело
в его
библиотеке, и первый, кого увидал там Вихров, —
был Замин; несмотря на столько лет разлуки, он сейчас же его узнал. Замин
был такой же неуклюжий, как и прежде, только больше еще растолстел, оброс огромной бородищей и
был уже
в не совершенно изорванном пальто.
Живин, например, с первого года выписывал «Отечественные Записки» [«Отечественные записки» — ежемесячный литературно-политический журнал прогрессивного направления; с 1839 по 1867 год его редактором-издателем
был А.А.Краевский.], читал их с начала до конца, знал почти наизусть все статьи Белинского; а Кергель, воспитывавшийся
в корпусе,
был более наклонен к тогдашней «
Библиотеке для чтения» и «Северной Пчеле» [«Северная пчела» — реакционная политическая и литературная газета, с 1825 года издававшаяся Ф.
В.Булгариным и Н.И.Гречем.].
У
В.М. Лаврова
в библиотеке в Малеевке
было много книг и хранился очень им сберегаемый альбом,
в котором имелись автографы многих писателей-друзей. Альбом этот
В.М. Лавров редко кому показывал и только изредка прочитывал приезжавшим к нему отдельные записи.
В другой половине дома, рядом с почтовым отделением,
была открыта на собранные пожертвования народная
библиотека, названная именем
В.А. Гольцева. Эта вывеска красовалась не более недели: явилась полиция, и слова «имени Гольцева» и «народная»
были уничтожены, а оставлено только одно — «
библиотека». Так грозно
было в те времена имя Гольцева и слово «народ» для властей.
Были только два бесплатных: первое — «Продается
библиотека покойного М.П. Погодина
в 10 000 томов.