Неточные совпадения
— Нет. Он
в своей каморочке
Шесть дней лежал безвыходно,
Потом ушел
в леса,
Так
пел, так плакал дедушка,
Что лес стонал! А осенью
Ушел на покаяние
В Песочный
монастырь.
Когда же Помпадурша
была,"за слабое держание некоторой тайности", сослана
в монастырь и пострижена под именем инокини Нимфодоры, то он первый бросил
в нее камнем и написал"Повесть о некоторой многолюбивой жене",
в которой делал очень ясные намеки на прежнюю свою благодетельницу.
— А зачем же так вы не рассуждаете и
в делах света? Ведь и
в свете мы должны служить Богу, а не кому иному. Если и другому кому служим, мы потому только служим,
будучи уверены, что так Бог велит, а без того мы бы и не служили. Что ж другое все способности и дары, которые розные у всякого? Ведь это орудия моленья нашего: то — словами, а это делом. Ведь вам же
в монастырь нельзя идти: вы прикреплены к миру, у вас семейство.
— Афанасий Васильевич! вновь скажу вам — это другое.
В первом случае я вижу, что я все-таки делаю. Говорю вам, что я готов пойти
в монастырь и самые тяжкие, какие на меня ни наложат, труды и подвиги я
буду исполнять там. Я уверен, что не мое дело рассуждать, что взыщется <с тех>, которые заставили меня делать; там я повинуюсь и знаю, что Богу повинуюсь.
Старуха же уже сделала свое завещание, что известно
было самой Лизавете, которой по завещанию не доставалось ни гроша, кроме движимости, стульев и прочего; деньги же все назначались
в один
монастырь в Н—й губернии, на вечный помин души.
Он подошел к столу, взял одну толстую запыленную книгу, развернул ее и вынул заложенный между листами маленький портретик, акварелью, на слоновой кости. Это
был портрет хозяйкиной дочери, его бывшей невесты, умершей
в горячке, той самой странной девушки, которая хотела идти
в монастырь. С минуту он всматривался
в это выразительное и болезненное личико, поцеловал портрет и передал Дунечке.
Потому, в-третьих, что возможную справедливость положил наблюдать
в исполнении, вес и меру, и арифметику: из всех вшей выбрал самую наибесполезнейшую и, убив ее, положил взять у ней ровно столько, сколько мне надо для первого шага, и ни больше ни меньше (а остальное, стало
быть, так и пошло бы на
монастырь, по духовному завещанию — ха-ха!)…
— Хороша? — спросила она. — А все капризы Лидии, — надо
было заехать
в монастырь, ах… Ну, уходи, раздеваться
буду!
Из
монастыря я предусмотрительно убежал, прополз, ужом,
в Нижний и там пригвоздился к плотнику Асафу Андреичу, — великой мудрости
был старик и умелец
в деле своем редкостный, хоша — заливной пьяница.
Он снова ушел
в монастырь,
был послушником, последний раз я его видела таким суровым, молчаливым монашком.
Впереди него, из-под горы, вздымались молодо зеленые вершины лип, среди них неудачно пряталась золотая, но полысевшая голова колокольни женского
монастыря; далее все обрывалось
в голубую яму, — по зеленому ее дну, от города, вдаль, к темным лесам, уходила синеватая река. Все
было очень мягко, тихо, окутано вечерней грустью.
— Сына и отца, обоих, — поправил дядя Миша, подняв палец. — С сыном я во Владимире
в тюрьме сидел. Умный
был паренек, но — нетерпим и заносчив. Философствовал излишне… как все семинаристы. Отец же обыкновенный неудачник духовного звания и алкоголик. Такие, как он, на конце дней становятся странниками, бродягами по
монастырям, питаются от богобоязненных купчих и сеют
в народе различную ерунду.
Взяла меня к себе тетка и сплавила
в Арзамас,
в монастырь, там у нее подруга
была, монашка.
— Вот какая новость: я поступаю на хорошее место,
в монастырь,
в школу,
буду там девочек шитью учить. И квартиру мне там дадут, при школе. Значит — прощай! Мужчинам туда нельзя ходить.
Потом он
был подпаском
в монастыре и снова жил у нас; отец очень много возился с ним, но все неудачно.
В довершение путаницы крестьянин Анисим Фроленков заявил, что луга, которые
монастырь не оспаривает, Ногайцев продал ему тотчас же после решения окружного суда, а
монастырь будто бы пользовался сеном этих лугов
в уплату по векселю, выданному Фроленковым. Клим Иванович Самгин и раньше понимал, что это дело темное и что Прозоров, взявшись вести его, поступил неосторожно, а на днях к нему явился Ногайцев и окончательно убедил его — дело это надо прекратить. Ногайцев
был испуган и не скрывал этого.
— Петровна у меня вместо матери, любит меня, точно кошку. Очень умная и революционерка, — вам смешно? Однако это верно: терпеть не может богатых, царя, князей, попов. Она тоже монастырская,
была послушницей, но накануне пострига у нее случился роман и выгнали ее из
монастыря. Работала сиделкой
в больнице,
была санитаркой на японской войне, там получила медаль за спасение офицеров из горящего барака. Вы думаете, сколько ей лет — шестьдесят? А ей только сорок три года. Вот как живут!
— Уехала
в монастырь с Алиной Телепневой, к тетке ее, игуменье. Ты знаешь: она поняла, что у нее нет таланта для сцены. Это — хорошо. Но ей следует понять, что у нее вообще никаких талантов нет. Тогда она перестанет смотреть на себя как на что-то исключительное и, может
быть, выучится… уважать людей.
Сношения эти
были замечены посторонними, девушка потеряла репутацию и должна
была идти
в монастырь, а молодой человек послан отцом
в изгнание, куда-то
в Америку.
В университете Райский делит время, по утрам, между лекциями и Кремлевским садом,
в воскресенье ходит
в Никитский
монастырь к обедне, заглядывает на развод и посещает кондитеров Пеэра и Педотти. По вечерам сидит
в «своем кружке», то
есть избранных товарищей, горячих голов, великодушных сердец.
Сами они блистали некогда
в свете, и по каким-то, кроме их, всеми забытым причинам остались девами. Они уединились
в родовом доме и там,
в семействе женатого брата, доживали старость, окружив строгим вниманием, попечениями и заботами единственную дочь Пахотина, Софью. Замужество последней расстроило
было их жизнь, но она овдовела, лишилась матери и снова, как
в монастырь, поступила под авторитет и опеку теток.
Между прочим, она твердо заявила мне, что непременно пойдет
в монастырь; это
было недавно; но я ей не верю и считаю лишь за горькое слово.
Были в трех
монастырях и внимали пророчествам.
И надо так сказать, что уже все ходило по его знаку, и само начальство ни
в чем не препятствовало, и архимандрит за ревность благодарил: много на
монастырь жертвовал и, когда стих находил, очень о душе своей воздыхал и о будущем веке озабочен
был немало.
Приехал к нему сам архимандрит, старец
был строгий и
в монастыре общежитие ввел.
— Просто-запросто ваш Петр Валерьяныч
в монастыре ест кутью и кладет поклоны, а
в Бога не верует, и вы под такую минуту попали — вот и все, — сказал я, — и сверх того, человек довольно смешной: ведь уж, наверно, он раз десять прежде того микроскоп видел, что ж он так с ума сошел
в одиннадцатый-то раз? Впечатлительность какая-то нервная…
в монастыре выработал.
Тут тот же
монастырь, те же подвиги схимничества. Тут чувство, а не идея. Для чего? Зачем? Нравственно ли это и не уродливо ли ходить
в дерюге и
есть черный хлеб всю жизнь, таская на себе такие деньжища? Эти вопросы потом, а теперь только о возможности достижения цели.
Мне захотелось вдруг побывать
в древнем
монастыре, побродить
в сумраке церквей, поглядеть на развалины, рядом с свежей зеленью, на нищету
в золотых лохмотьях, на лень испанца, на красоту испанки — чувства и картины, от которых я
было стал уставать и отвыкать.
Ночь
была лунная. Я смотрел на Пассиг, который тек
в нескольких саженях от балкона, на темные силуэты
монастырей, на чуть-чуть качающиеся суда, слушал звуки долетавшей какой-то музыки, кажется арфы, только не фортепьян, и женский голос. Глядя на все окружающее, не умеешь представить себе, как хмурится это небо, как бледнеют и пропадают эти краски, как природа расстается с своим праздничным убором.
Вдруг раздался с колокольни ближайшего
монастыря благовест, и все — экипажи, пешеходы — мгновенно стало и оцепенело. Мужчины сняли шляпы, женщины стали креститься, многие тагалки преклонили колени. Только два англичанина или американца промчались
в коляске
в кругу, не снимая шляп. Через минуту все двинулось опять. Это «Angelus». Мы объехали раз пять площадь. Стало темно; многие разъезжались. Мы поехали на Эскольту
есть сорбетто, то
есть мороженое.
Он скрылся опять, а мы пошли по сводам и галереям
монастыря.
В галереях везде плохая живопись на стенах: изображения святых и портреты испанских епископов, живших и умерших
в Маниле.
В церковных преддвериях видны большие картины какой-то старой живописи. «Откуда эта живопись здесь?» — спросил я, показывая на картину, изображающую обращение Св. Павла. Ни епископ, ни наш приятель, молодой миссионер, не знали: они
были только гости здесь.
Француженка,
в виде украшения, прибавила к этим практическим сведениям, что
в Маниле всего человек шесть французов да очень мало американских и английских негоциантов, а то все испанцы; что они все спят да
едят; что сама она католичка, но терпит и другие религии, даже лютеранскую, и что хотела бы очень побывать
в испанских
монастырях, но туда женщин не пускают, — и при этом вздохнула из глубины души.
Мы вышли к большому
монастырю,
в главную аллею, которая ведет
в столицу, и сели там на парапете моста. Дорога эта оживлена особенным движением: беспрестанно идут с ношами овощей взад и вперед или ведут лошадей с перекинутыми через спину кулями риса, с папушами табаку и т. п. Лошади фыркали и пятились от нас.
В полях везде работают. Мы пошли на сахарную плантацию. Она отделялась от большой дороги полями с рисом, которые
были наполнены водой и походили на пруды с зеленой, стоячей водой.
— Вот и я приехал
в ваш
монастырь, Павла Ивановна, — шутил Василий Назарыч. — У меня где-то
есть еще человек, да спит он. Пусть проспится, тогда и покажу его вам.
Каменные ворота
были такой же крепостной архитектуры, как и самый дом: кирпичные толстые вереи с пробитыми
в них крошечными калитками, толстая железная решетка наверху с острыми гвоздями, полотнища ворот чуть не из котельного железа, — словом, это
была самая почтенная древность, какую можно еще встретить только
в старинных
монастырях да заштатных крепостях. Недоставало рва с водой и подъемного моста, как
в рыцарских замках.
Вопрос для нашего
монастыря был важный, так как
монастырь наш ничем особенно не
был до тех пор знаменит:
в нем не
было ни мощей святых угодников, ни явленных чудотворных икон, не
было даже славных преданий, связанных с нашею историей, не числилось за ним исторических подвигов и заслуг отечеству.
Опять нотабене. Никогда и ничего такого особенного не значил наш
монастырь в его жизни, и никаких горьких слез не проливал он из-за него. Но он до того увлекся выделанными слезами своими, что на одно мгновение чуть
было себе сам не поверил; даже заплакал
было от умиления; но
в тот же миг почувствовал, что пора поворачивать оглобли назад. Игумен на злобную ложь его наклонил голову и опять внушительно произнес...
Надо заметить, что Алеша, живя тогда
в монастыре,
был еще ничем не связан, мог выходить куда угодно хоть на целые дни, и если носил свой подрясник, то добровольно, чтобы ни от кого
в монастыре не отличаться.
Было это уже очень давно, лет пред тем уже сорок, когда старец Зосима впервые начал иноческий подвиг свой
в одном бедном, малоизвестном костромском
монастыре и когда вскоре после того пошел сопутствовать отцу Анфиму
в странствиях его для сбора пожертвований на их бедный костромской монастырек.
—
В чужой
монастырь со своим уставом не ходят, — заметил он. — Всех здесь
в скиту двадцать пять святых спасаются, друг на друга смотрят и капусту
едят. И ни одной-то женщины
в эти врата не войдет, вот что особенно замечательно. И это ведь действительно так. Только как же я слышал, что старец дам принимает? — обратился он вдруг к монашку.
В теснившейся
в келье усопшего толпе заметил он с отвращением душевным (за которое сам себя тут же и попрекнул) присутствие, например, Ракитина, или далекого гостя — обдорского инока, все еще пребывавшего
в монастыре, и обоих их отец Паисий вдруг почему-то счел подозрительными — хотя и не их одних можно
было заметить
в этом же смысле.
Из монахов находились, даже и под самый конец жизни старца, ненавистники и завистники его, но их становилось уже мало, и они молчали, хотя
было в их числе несколько весьма знаменитых и важных
в монастыре лиц, как например один из древнейших иноков, великий молчальник и необычайный постник.
— Что ж? Ведь я когда кончу там, то опять приду, и мы опять можем говорить сколько вам
будет угодно. А мне очень хотелось бы видеть поскорее Катерину Ивановну, потому что я во всяком случае очень хочу как можно скорей воротиться сегодня
в монастырь.
Ведь там
в монастыре иноки, наверно, полагают, что
в аде, например,
есть потолок.
Это
было письмо, написанное Митей
в пьяном виде к Катерине Ивановне,
в тот самый вечер, когда он встретился
в поле с Алешей, уходившим
в монастырь, после сцены
в доме Катерины Ивановны, когда ее оскорбила Грушенька.
— Из города эти, двое господ… Из Черней возвращались, да и остались. Один-то, молодой, надоть
быть родственник господину Миусову, вот только как звать забыл… а другого, надо полагать, вы тоже знаете: помещик Максимов, на богомолье, говорит, заехал
в монастырь ваш там, да вот с родственником этим молодым господина Миусова и ездит…
Кроме сего древле почившего старца, жива
была таковая же память и о преставившемся сравнительно уже недавно великом отце иеросхимонахе, старце Варсонофии — том самом, от которого отец Зосима и принял старчество и которого, при жизни его, все приходившие
в монастырь богомольцы считали прямо за юродивого.
От города до
монастыря было не более версты с небольшим. Алеша спешно пошел по пустынной
в этот час дороге. Почти уже стала ночь,
в тридцати шагах трудно уже
было различать предметы. На половине дороги приходился перекресток. На перекрестке, под уединенною ракитой, завиделась какая-то фигура. Только что Алеша вступил на перекресток, как фигура сорвалась с места, бросилась на него и неистовым голосом прокричала...
И давно уже не бывало и даже припомнить невозможно
было из всей прошлой жизни
монастыря нашего такого соблазна, грубо разнузданного, а
в другом каком случае так даже и невозможного, какой обнаружился тотчас же вслед за сим событием между самими даже иноками.
Были когда-то злые сплетни, достигшие даже до архиерея (не только по нашему, но и
в других
монастырях, где установилось старчество), что будто слишком уважаются старцы,
в ущерб даже сану игуменскому, и что, между прочим, будто бы старцы злоупотребляют таинством исповеди и проч., и проч.