Неточные совпадения
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь.
С министрами играет и во дворец
ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Анна Андреевна. Тебе все такое грубое нравится. Ты должен помнить, что жизнь нужно совсем переменить, что твои знакомые будут не то что какой-нибудь судья-собачник,
с которым ты
ездишь травить зайцев, или Земляника; напротив, знакомые твои будут
с самым тонким обращением: графы и все светские… Только я, право, боюсь за тебя: ты иногда вымолвишь такое словцо, какого в хорошем обществе никогда не услышишь.
О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да что в самом деле? Я такой! я не посмотрю ни на кого… я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день
езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается на пол, но
с почтением поддерживается чиновниками.)
Аммос Федорович (строит всех полукружием).Ради бога, господа, скорее в кружок, да побольше порядку! Бог
с ним: и во дворец
ездит, и государственный совет распекает! Стройтесь на военную ногу, непременно на военную ногу! Вы, Петр Иванович, забегите
с этой стороны, а вы, Петр Иванович, станьте вот тут.
Зимой дороги узкие,
Так часто
с князем
ездилиМы гусем в пять коней.
На балах он танцовал преимущественно
с нею; он
ездил к ним в дом.
— Нет, мы
ездили в Тверскую губернию. Возвращаясь оттуда, я встретился в вагоне
с вашим бофрером [деверем,] или вашего бофрера зятем, — сказал он
с улыбкой. — Это была смешная встреча.
Они знали, что он боялся всего, боялся
ездить на фронтовой лошади; но теперь, именно потому, что это было страшно, потому что люди ломали себе шеи и что у каждого препятствия стояли доктор, лазаретная фура
с нашитым крестом и сестрою милосердия, он решился скакать.
— Чувство мое не может измениться, вы знаете, но я прошу не
ездить, умоляю вас, — сказал он опять по-французски
с нежною мольбой в голосе, но
с холодностью во взгляде.
Это были Вронский
с жокеем, Весловский и Анна верхами и княжна Варвара
с Свияжским в шарабане. Они
ездили кататься и смотреть действие вновь привезенных жатвенных машин.
Для чего этим трем барышням нужно было говорить через день по-французски и по-английски; для чего они в известные часы играли попеременкам на фортепиано, звуки которого слышались у брата наверху, где занимались студенты; для чего
ездили эти учителя французской литературы, музыки, рисованья, танцев; для чего в известные часы все три барышни
с М-llе Linon подъезжали в коляске к Тверскому бульвару в своих атласных шубках — Долли в длинной, Натали в полудлинной, а Кити в совершенно короткой, так что статные ножки ее в туго-натянутых красных чулках были на всем виду; для чего им, в сопровождении лакея
с золотою кокардой на шляпе, нужно было ходить по Тверскому бульвару, — всего этого и многого другого, что делалось в их таинственном мире, он не понимал, но знал, что всё, что там делалось, было прекрасно, и был влюблен именно в эту таинственность совершавшегося.
То, что она уехала, не сказав куда, то, что ее до сих пор не было, то, что она утром еще
ездила куда-то, ничего не сказав ему, — всё это, вместе со странно возбужденным выражением ее лица нынче утром и
с воспоминанием того враждебного тона,
с которым она при Яшвине почти вырвала из его рук карточки сына, заставило его задуматься.
— Ничего, папа, — отвечала Долли, понимая, что речь идет о муже. — Всё
ездит, я его почти не вижу, — не могла она не прибавить
с насмешливою улыбкой.
Он думал о том, что Анна обещала ему дать свиданье нынче после скачек. Но он не видал ее три дня и, вследствие возвращения мужа из-за границы, не знал, возможно ли это нынче или нет, и не знал, как узнать это. Он виделся
с ней в последний раз на даче у кузины Бетси. На дачу же Карениных он
ездил как можно реже. Теперь он хотел ехать туда и обдумывал вопрос, как это сделать.
Для меня земские учреждения просто повинность платить восемнадцать копеек
с десятины,
ездить в город, ночевать
с клопами и слушать всякий вздор и гадости, а личный интерес меня не побуждает.
Язык его стал мешаться, и он пошел перескакивать
с одного предмета на другой. Константин
с помощью Маши уговорил его никуда не
ездить и уложил спать совершенно пьяного.
«Один раз увидать ее и потом зарыться, умереть», думал он и, делая прощальные визиты, высказал эту мысль Бетси.
С этим посольством Бетси
ездила к Анне и привезла ему отрицательный ответ.
С утра он
ездил на первый посев ржи, на овес, который возили в скирды, и, вернувшись домой к вставанью жены и свояченицы, напился
с ними кофею и ушел пешком на хутор, где должны были пустить вновь установленную молотилку для приготовления семян.
Еще в феврале он получил письмо от Марьи Николаевны о том, что здоровье брата Николая становится хуже, но что он не хочет лечиться, и вследствие этого письма Левин
ездил в Москву к брату и успел уговорить его посоветоваться
с доктором и ехать на воды за границу.
Дела эти вместе
с остальным хозяйством, оставшимся на его руках, вместе
с работой кабинетною над своею книгой, так занимали всё лето Левина, что он почти и не
ездил на охоту.
Узнав все новости, Вронский
с помощию лакея оделся в мундир и поехал являться. Явившись, он намерен был съездить к брату, к Бетси и сделать несколько визитов
с тем, чтоб начать
ездить в тот свет, где бы он мог встречать Каренину. Как и всегда в Петербурге, он выехал из дома
с тем, чтобы не возвращаться до поздней ночи.
Анна, как всегда,
ездила в свет, особенно часто бывала у княгини Бетси и встречалась везде
с Вронским.
Сани у этого извозчика были высокие, ловкие, такие, на каких Левин уже после никогда не
ездил, и лошадь была хороша и старалась бежать, но не двигалась
с места.
Она видела, что сверстницы Кити составляли какие-то общества, отправлялись на какие-то курсы, свободно обращались
с мужчинами,
ездили одни по улицам, многие не приседали и, главное, были все твердо уверены, что выбрать себе мужа есть их дело, а не родителей.
Матери не нравились в Левине и его странные и резкие суждения, и его неловкость в свете, основанная, как она полагала, на гордости, и его, по ее понятиям, дикая какая-то жизнь в деревне,
с занятиями скотиной и мужиками; не нравилось очень и то, что он, влюбленный в ее дочь,
ездил в дом полтора месяца, чего-то как будто ждал, высматривал, как будто боялся, не велика ли будет честь, если он сделает предложение, и не понимал, что,
ездя в дом, где девушка невеста, надо было объясниться.
И она вспомнила, как давно, давно, когда ей было еще семнадцать лет, она
ездила с теткой к Троице.
Это была та самая, которая приезжала утром и
с которою Анна
ездила за покупками.
Вронский на балах явно ухаживал за Кити, танцовал
с нею и
ездил в дом, стало быть, нельзя было сомневаться в серьезности его намерений. Но, несмотря на то, мать всю эту зиму находилась в страшном беспокойстве и волнении.
Пробыв в Москве, как в чаду, два месяца, почти каждый день видаясь
с Кити в свете, куда он стал
ездить, чтобы встречаться
с нею, Левин внезапно решил, что этого не может быть, и уехал в деревню.
Левин не был в клубе очень давно,
с тех пор как он еще по выходе из университета жил в Москве и
ездил в свет.
В первую минуту ей показалось неприлично, что Анна
ездит верхом.
С представлением о верховой езде для дамы в понятии Дарьи Александровны соединялось представление молодого легкого кокетства, которое, по ее мнению, не шло к положению Анны; но когда она рассмотрела ее вблизи, она тотчас же примирилась
с ее верховою ездой. Несмотря на элегантность, всё было так просто, спокойно и достойно и в позе, и в одежде, и в движениях Анны, что ничего не могло быть естественней.
Стараясь не обидеть других извозчиков и обещав
с теми тоже
поездить, Левин взял одного и велел ехать к Щербацким.
Разговор зашел о том, как Тушкевич
с Весловским одни
ездили в лодке, и Тушкевич стал рассказывать про последние гонки в Петербурге в Яхт-Клубе. Но Анна, выждав перерыв, тотчас же обратилась к архитектору, чтобы вывести его из молчания.
Я держу четырех лошадей: одну для себя, трех для приятелей, чтоб не скучно было одному таскаться по полям; они берут моих лошадей
с удовольствием и никогда со мной не
ездят вместе.
— Да, — отвечал Казбич после некоторого молчания, — в целой Кабарде не найдешь такой. Раз — это было за Тереком — я
ездил с абреками отбивать русские табуны; нам не посчастливилось, и мы рассыпались кто куда.
Другое происшествие, недавно случившееся, было следующее: казенные крестьяне сельца Вшивая-спесь, соединившись
с таковыми же крестьянами сельца Боровки, Задирайлово-тож, снесли
с лица земли будто бы земскую полицию в лице заседателя, какого-то Дробяжкина, что будто земская полиция, то есть заседатель Дробяжкин, повадился уж чересчур часто
ездить в их деревню, что в иных случаях стоит повальной горячки, а причина-де та, что земская полиция, имея кое-какие слабости со стороны сердечной, приглядывался на баб и деревенских девок.
Чичиков занялся
с Николашей. Николаша был говорлив. Он рассказал, что у них в гимназии не очень хорошо учат, что больше благоволят к тем, которых маменьки шлют побогаче подарки, что в городе стоит Ингерманландский гусарский полк; что у ротмистра Ветвицкого лучше лошадь, нежели у самого полковника, хотя поручик Взъемцев
ездит гораздо его почище.
Вы собирали его, может быть, около года,
с заботами, со старанием, хлопотами;
ездили, морили пчел, кормили их в погребе целую зиму; а мертвые души дело не от мира сего.
Раздобаривая почасту
с дворовыми людьми, он, между прочим, от них разведал, что барин
ездил прежде довольно нередко к соседу генералу, что у генерала барышня, что барин было к барышне, да и барышня тоже к барину… но потом вдруг за что-то не поладили и разошлись.
— Куда
ездил? — говорил Ноздрев и, не дождавшись ответа, продолжал: — А я, брат,
с ярмарки.
— Не знаю, — отвечал он мне небрежно, — я ведь никогда не
езжу в карете, потому что, как только я сяду, меня сейчас начинает тошнить, и маменька это знает. Когда мы едем куда-нибудь вечером, я всегда сажусь на козлы — гораздо веселей — все видно, Филипп дает мне править, иногда и кнут я беру. Этак проезжающих, знаете, иногда, — прибавил он
с выразительным жестом, — прекрасно!
— Знаете что? — сказала вдруг Сонечка, — я
с одними мальчиками, которые к нам
ездят, всегда говорю ты; давайте и
с вами говорить ты. Хочешь? — прибавила она, встряхнув головкой и взглянув мне прямо в глаза.
— Отчего ж не увидимся? — сказала она, пристально всматриваясь в кончики своих башмачков и проводя пальчиком по решетчатым ширмам, мимо которых мы проходили, — каждый вторник и пятницу мы
с мамашей
ездим на Тверской. Вы разве не ходите гулять?
Берестовые скамьи вокруг всей комнаты; огромный стол под образами в парадном углу; широкая печь
с запечьями, уступами и выступами, покрытая цветными пестрыми изразцами, — все это было очень знакомо нашим двум молодцам, приходившим каждый год домой на каникулярное время; приходившим потому, что у них не было еще коней, и потому, что не в обычае было позволять школярам
ездить верхом.
— Случилось это у них утром, — продолжала, торопясь, Пульхерия Александровна. — После того она тотчас же приказала заложить лошадей, чтоб сейчас же после обеда и ехать в город, потому что она всегда в таких случаях в город
ездила; кушала за обедом, говорят,
с большим аппетитом…
Амалия Ивановна, тоже предчувствовавшая что-то недоброе, а вместе
с тем оскорбленная до глубины души высокомерием Катерины Ивановны, чтобы отвлечь неприятное настроение общества в другую сторону и кстати уж чтоб поднять себя в общем мнении, начала вдруг, ни
с того ни
с сего, рассказывать, что какой-то знакомый ее, «Карль из аптеки»,
ездил ночью на извозчике и что «извозчик хотель его убиваль и что Карль его ошень, ошень просиль, чтоб он его не убиваль, и плакаль, и руки сложиль, и испугаль, и от страх ему сердце пронзиль».
— У нас, ваше сиятельство, не губерния, а уезд, а ездил-то брат, а я дома сидел, так и не знаю-с… Уж простите, ваше сиятельство, великодушно.
Гаврило. «Молчит»! Чудак ты… Как же ты хочешь, чтоб он разговаривал, коли у него миллионы!
С кем ему разговаривать? Есть человека два-три в городе,
с ними он разговаривает, а больше не
с кем; ну, он и молчит. Он и живет здесь не подолгу от этого от самого; да и не жил бы, кабы не дела. А разговаривать он
ездит в Москву, в Петербург да за границу, там ему просторнее.
Какие вещи — рублей пятьсот стоят. «Положите, говорит, завтра поутру в ее комнату и не говорите, от кого». А ведь знает, плутишка, что я не утерплю — скажу. Я его просила посидеть, не остался;
с каким-то иностранцем
ездит, город ему показывает. Да ведь шут он, у него не разберешь, нарочно он или вправду. «Надо, говорит, этому иностранцу все замечательные трактирные заведения показать!» Хотел к нам привезти этого иностранца. (Взглянув в окно.) А вот и Мокий Парменыч! Не выходи, я лучше одна
с ним потолкую.
Гаврило. Это за ними-с. Некому больше на такой четверке
ездить. Они-с.