Неточные совпадения
В Малом театре на представлении, сколько помню, «Женитьбы» совершенно неожиданно дядя заметил из кресел амфитеатра моего отца.
С ним мы не видались больше четырех лет. Он
ездил также к выпуску сестры из института, и мы
с дядей ждали его в Москву вместе
с нею и теткой и ничего не знали, что они уже третий день в Москве, в гостинице Шевалдышева, куда он меня и взял по приезде наших дам из Петербурга.
С Бутлеровым у нас
с двумя моими товарищами по работе, Венским и Х-ковым (он теперь губернский предводитель дворянства, единственный в своем роде, потому что вышел из купцов), сложились прекрасные отношения. Он любил поболтать
с нами, говорил о замыслах своих работ, шутил, делился даже впечатлениями от прочитанных беллетристических произведений. В ту зиму он
ездил в Москву сдавать экзамен на доктора химии (и физики, как тогда было обязательно) и часто повторял мне...
В усадьбе дворовых было не безобразно много: два-три лакея, повар, кучера и конюхи при конском заводе, столяр, стряпуха, ключница, псарь, коровница. Жилось им более чем сносно, гораздо привольнее, чем в доме деда в Нижнем, их одевали и кормили хорошо; а работа, разумеется, была весьма „
с прохладцей“. Два лакея
ездили с отцом и на охоту.
Но никто не заронил ничего в сердце студента, даже и в зимние вакации, когда я
ездил с сестрой на балы и танцевальные вечера.
Зимнего Петербурга вкусил я еще студентом в вакационное время в начале и в конце моего дерптского студенчества. Я гащивал у знакомых студентов;
ездил и в Москву зимой, несколько раз осенью, проводил по неделям и в Петербурге, возвращаясь в свои"Ливонские Афины".
С каждым заездом в обе столицы я все сильнее втягивался в жизнь тогдашней интеллигенции, сначала как натуралист и медик, по поводу своих научно-литературных трудов, а потом уже как писатель, решившийся попробовать удачи на театре.
Мы проводили дни в откровенных беседах, я очень много читал, немного присматривался к хозяйству, лечил крестьян,
ездил к соседям,
с возрастающим интересом приглядывался и прислушивался ко всему, что давали тогдашняя деревня, помещики и крестьяне.
И меня в первый раз повезла в школу Гальванической роты (около Садовой) большая барыня (но
с совершенно бытовым тоном), сестра графини Соллогуб, А.М.Веневитинова, на которой когда-то Гоголь мечтал, кажется, жениться. Она
ездила туда со своей девочкой, и мы втроем обучали всякий народ обоего пола.
Читали мы целый день — до поздних часов белых ночей, часов иногда до двух; никуда не
ездили за город, и единственное наше удовольствие было ходить на Неву купаться. На улицах стояло такое безлюдье, что мы отправлялись в домашних костюмах и
с собственным купальным бельем под мышкой.
Словом, труппа сделала для меня все, что только было в ее средствах. Но постановка, то есть все, зависевшее от начальства, от конторы, — было настолько скудно (особенно на теперешний аршин), что, например, актеру Рассказову для полной офицерской формы
с каской, темляком и эполетами выдали из конторы одиннадцать рублей. Самарин
ездил к своему приятелю, хозяину магазина офицерских вещей Живаго, просил его сделать скидку побольше
с цены каски; мундира нового не дали, а приказано было перешить из старого.
У меня нашлись ходы к тогдашнему директору канцелярии министра двора (кажется, по фамилии Тарновский), и я должен был сам
ездить к нему — хлопотать о пропуске одной из моих статей. По этому поводу я попал внутрь Зимнего дворца. За все свое пребывание в Петербурге
с 1861 года, да и впоследствии, я никогда не обозревал его зал и не попадал ни на какие торжества.
О своих встречах и беседах
с Островским я рассказывал в предыдущей главе. Я
ездил к нему в Москве и как редактор; но он в те годы печатал свои вещи только у Некрасова и редко давал больше одной вещи в год.
Он
ездил в редакцию забирать книги, производил всегда очень приятное впечатление своей наружностью, тоном и добродушием. Домами я не был
с ним знаком.
Тогда в Петербурге процветали маскарады. На них
ездил весь город, не исключая и двора. Всего бойчее считались те, которые бывали в Большом театре и в Купеческом клубе, где теперь Учетно-ссудный банк. Тогда можно было целую зиму вести"интригу"
с какой-нибудь маской, без всяких чувственных замыслов, без ужинов в ресторанных кабинетах.
В театр я
ездил и как простой слушатель и зритель, например в итальянскую оперу, и как рецензент; но мои сценические знакомства сократились, так как я ничего за этот период не ставил, и начальство стало на меня коситься
с тех пор, как я сделался театральным рецензентом. Ф.А.Снеткова, исполнительница моей Верочки в"Ребенке", вскоре вышла замуж, покинула сцену и переселилась в Москву, где я всего один раз был у нее в гостях.
Льюис жил в пригороде Лондона, в комфортабельном коттедже, где они
с Джордж Элиот принимали каждую неделю в дообеденные часы. Вся тогдашняя свободомыслящая интеллигенция
ездила к автору"Адама Бида"и"Мидльмарча", не смущаясь тем, что она не была подлинной мистрисс Льюис. При отце жил и его уже очень взрослый сын от первого брака — и всегда был тут во время этих приемов.
С тех пор в каких-нибудь тридцать лет и в светских салонах тон переменился, в чем я убедился еще в 1895 году, когда я
ездил"прощаться"
с Англией и пробыл часть летнего лондонского сезона.
Там нашел я моего товарища по Дерпту, Бакста, который все еще считал себя как бы на нелегальном положении из-за своих сношений
с политическими эмигрантами,
ездил даже в Эмс, где
с Александром II жил тогда граф Шувалов, и имел
с ним объяснение, которое он передавал в лицах.
В Лондоне я к Герцену не
ездил, и первое мое пребывание там относится к лету 1867 года, когда Герцен
с Огаревым и Бакуниным перебрались уже на континент.
Он стал
ездить на те конгрессы"Мира и свободы", которые собирались в конце 60-х годов в Швейцарии. Первый состоялся в Женеве. Я на него не попал, но попал на второй и на третий конгрессы, бывшие в Берне и в Базеле. Тогда-то я и познакомился
с этим страшным упразднителем всей цивилизации по рецепту непримиримого анархизма.
И тогда уже я знал, что в нашем городе проживает некто Михайлов, племянник советника соляного правления, который
ездил с визитами к моему деду; но этот племянник в наш дом вхож не был.
В виде вступления я задумал главу, где один из героев романа вспоминает о том, как он
ездил"прощаться"
с обломками тогдашней русской эмиграции во французскую Швейцарию.
Неточные совпадения
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь.
С министрами играет и во дворец
ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Анна Андреевна. Тебе все такое грубое нравится. Ты должен помнить, что жизнь нужно совсем переменить, что твои знакомые будут не то что какой-нибудь судья-собачник,
с которым ты
ездишь травить зайцев, или Земляника; напротив, знакомые твои будут
с самым тонким обращением: графы и все светские… Только я, право, боюсь за тебя: ты иногда вымолвишь такое словцо, какого в хорошем обществе никогда не услышишь.
О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да что в самом деле? Я такой! я не посмотрю ни на кого… я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день
езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается на пол, но
с почтением поддерживается чиновниками.)
Аммос Федорович (строит всех полукружием).Ради бога, господа, скорее в кружок, да побольше порядку! Бог
с ним: и во дворец
ездит, и государственный совет распекает! Стройтесь на военную ногу, непременно на военную ногу! Вы, Петр Иванович, забегите
с этой стороны, а вы, Петр Иванович, станьте вот тут.
Зимой дороги узкие, // Так часто
с князем
ездили // Мы гусем в пять коней.