Неточные совпадения
— Кто старое помянет, тому глаз вон, — сказала она, — тем более что, говоря по совести, и я
согрешила тогда если не кокетством, так чем-то другим. Одно слово: будемте приятелями по-прежнему. То
был сон, не правда ли? А кто же сны помнит?
Красавина. Ну его! И без него жарко. Что такое чай? Вода! А вода, ведь она вред делает, мельницы ломает. Уж ты меня лучше ужо как следует попотчуй, я к тебе вечерком зайду. А теперь вот что я тебе скажу. Такая у меня на примете
есть краля, что, признаться сказать,
согрешила — подумала про твоего сына, что, мол, не жирно ли ему это
будет?
Согрешить с миловидной дворовой вертушкой (а моя мать не
была вертушкой) развратному «молодому щенку» (а они
были все развратны, все до единого — и прогрессисты и ретрограды) — не только возможно, но и неминуемо, особенно взяв романическое его положение молодого вдовца и его бездельничанье.
Был муж в земле Уц, правдивый и благочестивый, и
было у него столько-то богатства, столько-то верблюдов, столько овец и ослов, и дети его веселились, и любил он их очень, и молил за них Бога: может,
согрешили они, веселясь.
Если сам
согрешишь и
будешь скорбен даже до смерти о грехах твоих или о грехе твоем внезапном, то возрадуйся за другого, возрадуйся за праведного, возрадуйся тому, что если ты
согрешил, то он зато праведен и не
согрешил.
Как подумаешь порою, что и Дуня, может
быть, тут же пропадает, так поневоле
согрешишь да пожелаешь ей могилы…»
Антон Пафнутьич, призывая господа в свидетели в том, что красная шкатулка его
была пуста, не лгал и не
согрешал: красная шкатулка точно
была пуста, деньги, некогда в ней хранимые, перешли в кожаную суму, которую носил он на груди под рубашкой.
— Ты у меня поговори, Галактион!.. Вот сынка бог послал!.. Я о нем же забочусь, а у него пароходы на уме. Вот тебе и пароход!.. Сам виноват, сам довел меня. Ох,
согрешил я с вами: один умнее отца захотел
быть и другой туда же… Нет, шабаш!
Будет веревки-то из меня вить… Я и тебя, Емельян, женю по пути. За один раз терпеть-то от вас. Для кого я хлопочу-то, галманы вы этакие? Вот на старости лет в новое дело впутываюсь, петлю себе на шею надеваю, а вы…
Согрешил пред вами, отравив жизненные ваши соки до рождения вашего, и тем уготовил вам томное здравие и безвременную, может
быть, смерть.
Согрешил, и сие да
будет мне в казнь.
— Вам, вам! Вам и приношу-с, — с жаром подхватил Лебедев, — теперь опять ваш, весь ваш с головы до сердца, слуга-с, после мимолетной измены-с! Казните сердце, пощадите бороду, как сказал Томас Морус… в Англии и в Великобритании-с. Меа culpa, mea culpa, [
Согрешил,
согрешил (лат.).] как говорит Римская папа… то
есть: он Римский папа, а я его называю «Римская папа».
— Ведь скромница
была, как жила у отца, — рассказывала старуха, — а тут девка из ума вон. Присунулся этот машинист Семеныч, голь перекатная, а она к нему… Стыд девичий позабыла, никого не боится, только и ждет проклятущего машиниста. Замуж, говорит, выйду за него… Ох,
согрешила я с этими девками!..
— Ох,
согрешила я, грешная… Разе вот дорогой промнусь, не
будет ли от этого пользы. Денька три, видно, придется вплотную попостовать… Кирилл-то по болотам нас поведет, так и это способствует. Тебе бы, Аглаидушка, тоже как позаботиться: очень уж ты из лица-то бела.
— Ты осудил и грех на тебе, — часто говорила мать Енафа, предупреждая пытливость и любопытство своей послушницы. — Кто что сделал, тому и каяться… Знаемый грех легче незнаемого, потому как
есть в чем каяться, а не
согрешишь — не спасешься.
«Милый друг, — писал он, — я
согрешил, каюсь перед вами: я написал роман в весьма несимпатичном для вас направлении; но, видит бог, я его не выдумал; мне его дала и нарезала им глаза наша русская жизнь; я пишу за женщину, и три типа
были у меня, над которыми я производил свои опыты.
— Ну так вот что, мой батюшка, господа мои милые, доложу вам, — начала старуха пунктуально, — раз мы, так уж сказать, извините, поехали с Макаром Григорьичем чай
пить. «Вот, говорит, тут лекарев учат, мертвых режут и им показывают!» Я,
согрешила грешная, перекрестилась и отплюнулась. «Экое место!» — думаю; так, так сказать, оно оченно близко около нас, — иной раз ночью лежишь, и мнится: «Ну как мертвые-то скочут и к нам в переулок прибегут!»
— Да, — сказал он после минутного молчания, — какая-нибудь тайна тут
есть."Не белы снеги"запоют — слушать без слез не можем, а обдирать народ — это вольным духом, сейчас! Или и впрямь казна-матушка так уж
согрешила, что ни в ком-то к ней жалости нет и никто ничего не видит за нею! Уж на что казначей — хранитель, значит! — и тот в прошлом году сто тысяч украл! Не щемит ни в ком сердце по ней, да и все тут! А что промежду купечества теперь происходит — страсть!
Я,
согрешил грешный, прямо ему сказал на то: «Разве, говорю, ваше высокородие, английских каких выпишете: там, может
быть, у тех другое поведение; а что питерских мы тоже знаем: дерут с нашей братьи еще почище здешних».
— Чем
согрешили? И не велено ль
было чего исполнить?
— Про Дашеньку я, покаюсь, —
согрешила. Одни только обыкновенные
были разговоры, да и то вслух. Да уж очень меня, матушка, всё это тогда расстроило. Да и Лиза, видела я, сама же с нею опять сошлась с прежнею лаской…
— То
есть мы вместе и прибирали-с с тем сторожем да уж потом, под утро, у речки, у нас взаимный спор вышел, кому мешок нести.
Согрешил, облегчил его маненечко.
Не может
быть, думал я иногда, чтоб они считали себя совсем виновными и достойными казни, особенно когда
согрешили не против своих, а против начальства.
— Стало
быть — не
согрешив, не покаешься, не покаявшись, не спасёшься, — так? Это мы слыхали!
Весь город знал, что в монастыре балуют; сам исправник Ногайцев говорил
выпивши, будто ему известна монахиня, у которой груди на редкость неровные: одна весит пять фунтов, а другая шесть с четвертью. Но ведь «не
согрешив, не покаешься, не покаявшись — не спасёшься», балуют — за себя, а молятся день и ночь — за весь мир.
«Ах ты, физик проклятый, думаю; полагаешь, я тебе теплоух дался?» Терпел я, терпел, да и не утерпел, встал из-за стола да при все честном народе и бряк ему: «
Согрешил я, говорю, перед тобой, Фома Фомич, благодетель; подумал
было, что ты благовоспитанный человек, а ты, брат, выходишь такая же свинья, как и мы все», — сказал, да и вышел из-за стола, из-за самого пудинга: пудингом тогда обносили.
— Эта мысль мне в голову приходила, Дмитрий. Но я подумала: за что же я
буду наказана? Какой долг я преступила, против чего
согрешила я? Может
быть, совесть у меня не такая, как у других, но она молчала; или, может
быть, я против тебя виновата? Я тебе помешаю, я остановлю тебя…
Так они и зажили, а на мужа точно слепота какая нашла: души не чает в Поликарпе Семеныче; а Поликарп Семеныч, когда Татьяна Власьевна растужится да расплачется, все одно приговаривает: «Милушка моя, не
согрешишь — не спасешься, а
было бы после в чем каяться!» Никогда не любившая своего старого мужа, за которого вышла по родительскому приказанию, Татьяна Власьевна теперь отдалась новому чувству со всем жаром проснувшейся первой любви.
— Только для тебя, Феня, и
согрешил!.. — говорил расходившийся старик, вытирая вспотевшее лицо платком. — По крайности
буду знать, в чем попу каяться в Великом посте… А у меня еще
есть до тебя большое слово, Феня.
— Спасибо, Глеб Савиныч, на добром слове твоем, — ласково возразил дедушка Кондратий. — Говоришь ты со мною по душе: точно, в речах твоих нет помышления, окромя мне добра желаешь; потому и я должон по душе говорить: худ
буду я человек, коли тебя послушаю; право так: неправильно поступлю,
согрешу против совести!..
— Во имя отца и сына и святаго духа… — шептал он. — Ложись спиной кверху!.. Вот так. Завтра здоров
будешь, только вперед не
согрешай… Как огонь, горячий! Небось в грозу в дороге
были?
—
Будешь!.. Вот я —
согрешил и
был наказан…
— Окончательно пропадаю, — спокойно согласился сапожник. — Многие обо мне, когда помру, пожалеть должны! — уверенно продолжал он. — Потому — весёлый я человек, люблю людей смешить! Все они: ах да ох, грех да бог, — а я им песенки
пою да посмеиваюсь. И на грош
согреши — помрёшь, и на тысячи — издохнешь, а черти всех одинаково мучить
будут… Надо и весёлому человеку жить на земле…
— Бог — видит! Я для своего спасения
согрешила, ведь ему же лучше, ежели я не всю жизнь в грязи проживу, а пройду скрозь её и снова
буду чистая, — тогда вымолю прощение его… Не хочу я всю жизнь маяться! Меня всю испачкали… всю испоганили… мне всех слёз моих не хватит, чтобы вымыться…
— Эх! — глубоко вздохнул Терентий и с тоской заговорил: — Рос бы ты поскорее! Будь-ка ты побольше — охо-хо! Ушёл бы я… А то — как якорь ты мне, — из-за тебя стою я в гнилом озере этом… Ушёл бы я ко святым угодникам… Сказал бы им. — «Угодники божий! Милостивцы и заступники!
Согрешил я, окаянный!»
— Разве кому лучше, коли человек, раз
согрешив, на всю жизнь останется в унижении?.. Девчонкой, когда вотчим ко мне с пакостью приставал, я его тяпкой ударила… Потом — одолели меня… девочку пьяной
напоили… девочка
была… чистенькая… как яблочко,
была твёрдая вся, румяная… Плакала над собой… жаль
было красоты своей… Не хотела я, не хотела… А потом — вижу… всё равно! Нет поворота… Дай, думаю, хошь дороже пойду. Возненавидела всех, воровала деньги, пьянствовала… До тебя — с душой не целовала никого…
Машенька. Все равно. Вы самая лучшая женщина, какую я знаю, и вас я беру примером для себя. (Обнимает тетку.) Я тоже хочу жить очень весело; если
согрешу, я покаюсь. Я
буду грешить и
буду каяться, так, как вы.
Патрикей
был ортодоксальнее Ольги в своей вере в бабушку и потому никогда не
согрешал против нее и не знал сладости слез Петрова покаяния.
Причем в определении меры этого наказания
была установлена оригинальная постепенность: если кадет изобличался в прозаическом авторстве (конечно, смирного содержания), то ему давали двадцать пять ударов, а если он
согрешил стихом, то вдвое.
— Сознайтесь, господин Фарр, что вы
согрешили немножко! — приветствовал он английского делегата с бокалом в руках, — потому что ведь ежели Англия, благодаря инсулярному положению, имеет многие инсулярные добродетели, так ведь и инсулярных пороков у ней не мало! Жадность-то ваша к деньгам в пословицу ведь вошла! А? так, что ли? Господа!
выпьем за здоровье нашего сотоварища, почтеннейшего делегата Англии!
— И рупь даст, да нам ихний рупь не к числу. Пусть уж своим заводским да пристанским рубли-то платят, а нам домашняя работа дороже всего. Ох, чтобы пусто
было этому ихнему сплаву!.. Одна битва нашему брату, а тут еще господь погодье вон какое послал… Без числа
согрешили! Такой уж незадачливый сплав ноне выдался: на Каменке наш Кирило помер… Слышал, может?
— А ежели на меня напущено
было? Да ты, Тарас Григорьич, зубов-то не заговаривай… Мой грех, мой и ответ, а промеж мужа и жены один бог судья. Ну,
согрешил, ну, виноват — и весь тут… Мой грех не по улице гуляет, а у себя дома. Не бегал я от него, не прятался, не хоронил концов.
— Полно, отец, — говорила меж тем Евлампия, и голос ее стал как-то чудно ласков, — не поминай прошлого. Ну, поверь же мне; ты всегда мне верил. Ну, сойди; приди ко мне в светелку, на мою постель мягкую. Я обсушу тебя да согрею; раны твои перевяжу, вишь, ты руки себе ободрал.
Будешь ты жить у меня, как у Христа за пазухой, кушать сладко, а спать еще слаще того. Ну,
были виноваты! ну, зазнались,
согрешили; ну, прости!
— Что он? Ничего… мужчина! У них, знаете, как-то чувств-то этаких нет… А уж он и особенно, всегда
был такой неласковый. Ну, вот хоть ко мне: я ему, недалеко считать, родная тетка; ведь никогда, сударыня моя, не придет; чтобы этак приласкался, поговорил бы, посоветовался, рассказал бы что-нибудь — никогда! Придет, сидит да ногой болтает,
согрешила грешная. Я с вами, Феоктиста Саввишна, говорю откровенно…
— Нет уж, Павел Васильич, извините, — начала она неприятно звонким голосом, — этого-то мы никак не допустим сделать: да я первая не позволю увезти от меня больную сестру; чем же ты нас-то после этого считаешь? Чужая, что ли, она нам? Она так же близка нашему сердцу, может
быть, ближе, чем тебе; ты умница, я вижу: отдай ему мать таскать там с собой, чтобы какой-нибудь дряни,
согрешила грешная, отдал под начал.
В продолжение этой недели я всякий день вставала рано и, покуда мне закладывали лошадь, одна, гуляя по саду, перебирала в уме грехи прошлого дня и обдумывала то, что мне нужно
было делать нынче, чтобы
быть довольною своим днем и не
согрешить ни разу.
Советник. Грех, ему же вси смертные поработилися. Каждый человек имеет дух и тело. Дух хотя бодр, да плоть немощна. К тому же несть греха, иже не может
быть очищен покаянием… (С нежностию.)
Согрешим и покаемся.
Умилительный тон его просьбы может растрогать поклонников древней Руси: «также и сирот моих, которые мне служили, мужей их и жен, и вдов, и детой, чем
будет оскорбил во своей кручине, боем по вине и не по вине, и к женам их и ко вдовам насильством, девственным растленьем, а иных есми грехом своим и смерти предал;
согрешил во всем и перед ними виноват».
— Так и
есть, так и
есть!.. Ведь я же говорил русским языком, что
буду сегодня непременно и чтобы ждали меня… Ах, ты, господи,
согрешил я с ними!
— Так и
быть, — отвечал сват Гаврило, глаза которого уже казались плавающими в масле, — так и
быть, обижу свою душу,
согрешу,
выпью…
Эх, эх,
согреши!
Будет легче для души!