Неточные совпадения
Кто про
свои дела кричит всем без умо́лку,
В том, верно, мало толку,
Кто де́лов истинно, — тих часто на словах.
Великий человек лишь громок на делах,
И
думает свою он крепку
думуБез шуму.
— А я — не понимаю, — продолжала она с новой, острой усмешкой. — Ни о себе, ни о людях — не понимаю. Я не умею
думать… мне кажется. Или я
думаю только о
своих же
думах. В Москве меня познакомили с одним сектантом, простенький такой, мордочка собаки. Он качался и бормотал...
Зачем ему эти поля, мужики и вообще все то, что возбуждает бесконечные, бесплодные
думы, в которых так легко исчезает сознание внутренней свободы и права жить по
своим законам, теряется ощущение
своей самости, оригинальности и
думаешь как бы тенями чужих мыслей?
«Надоели мне ее таинственные дела и странные знакомства», — ложась спать,
подумал он о Марине сердито, как о жене. Сердился он и на себя; вчерашние
думы казались ему наивными, бесплодными, обычного настроения его они не изменили, хотя явились какие-то бескостные мысли, приятные
своей отвлеченностью.
Иногда, напротив, он придет от пустяков в восторг: какой-нибудь сытый ученик отдаст
свою булку нищему, как делают добродетельные дети в хрестоматиях и прописях, или примет на себя чужую шалость, или покажется ему, что насупившийся ученик
думает глубокую
думу, и он вдруг возгорится участием к нему, говорит о нем со слезами, отыскивает в нем что-то таинственное, необычайное, окружит его уважением: и другие заразятся неисповедимым почтением.
Нехлюдов попросил приказчика отпустить коров, а сам ушел опять в сад додумывать
свою думу, но
думать теперь уже нечего было. Всё это было ему теперь так ясно, что он не мог достаточно удивляться тому, как люди не видят и он сам так долго не видел того, что так очевидно ясно.
Я очнулся от
своих дум. Костер угасал. Дерсу сидел, опустив голову на грудь, и
думал. Я подбросил дров в огонь и стал устраиваться на ночь.
Просыпаясь, она нежится в
своей теплой постельке, ей лень вставать, она и
думает и не
думает, и полудремлет и не дремлет;
думает, — это, значит,
думает о чем-нибудь таком, что относится именно к этому дню, к этим дням, что-нибудь по хозяйству, по мастерской, по знакомствам, по планам, как расположить этот день, это, конечно, не дремота; но, кроме того, есть еще два предмета, года через три после свадьбы явился и третий, который тут в руках у ней, Митя: он «Митя», конечно, в честь друга Дмитрия; а два другие предмета, один — сладкая мысль о занятии, которое дает ей полную самостоятельность в жизни, другая мысль — Саша; этой мысли даже и нельзя назвать особою мыслью, она прибавляется ко всему, о чем думается, потому что он участвует во всей ее жизни; а когда эта мысль, эта не особая мысль, а всегдашняя мысль, остается одна в ее
думе, — она очень, очень много времени бывает одна в ее
думе, — тогда как это назвать?
дума ли это или дремота, спится ли ей или Не спится? глаза полузакрыты, на щеках легкий румянец будто румянец сна… да, это дремота.
Внутренний результат
дум о «ложном положении» был довольно сходен с тем, который я вывел из разговоров двух нянюшек. Я чувствовал себя свободнее от общества, которого вовсе не знал, чувствовал, что, в сущности, я оставлен на собственные
свои силы, и с несколько детской заносчивостью
думал, что покажу себя Алексею Николаевичу с товарищами.
«О мой ненаглядный муж! приникни ко мне головою
своею! Зачем ты приголубливаешь к себе такие черные
думы», —
подумала Катерина, да не посмела сказать. Горько ей было, повинной голове, принимать мужние ласки.
«Играйте, веселитесь, растите, молодые силы, —
думал он, и не было горечи в его
думах, — жизнь у вас впереди, и вам легче будет жить: вам не придется, как нам, отыскивать
свою дорогу, бороться, падать и вставать среди марка; мы хлопотали о том, как бы уцелеть — и сколько из нас не уцелело! — а вам надобно дело делать, работать, и благословение нашего брата, старика, будет с вами.
Он просит сказать доброму
своему Егору Антоновичу, что он совершенно ожил, читая незабвенные для него строки, которыми так неожиданно порадован был 10 сего месяца. Вы узнаете, что верный вам прежний Jeannot [Иванушка — семейное и лицейское прозвище Пущина.] все тот же; что он не охлажден тюрьмою, с тою же живостью чувствует, как и прежде, и сердцем отдохнул при мысли, что добрый его старый директор с высот Уральских отыскивал отдаленное его жилище и
думу о нем
думал.
Думал,
думал купец
думу крепкую и придумал так: «Лучше мне с дочерьми повидаться, дать им
свое родительское благословение, и коли они избавить меня от смерти не похочут, то приготовиться к смерти по долгу христианскому и воротиться к лесному зверю, чуду морскому».
На другой день он не показал и виду, что подозревает Елену. Он был с нею по-прежнему приветлив и ласков. Но временам лишь, когда она того не примечала, боярин забывался, сдвигал брови и грозно смотрел на Елену. Страшную
думу думал тогда Дружина Андреевич. Он
думал, как бы сыскать ему
своего недруга.
Целую ночь он не спал, все
думал думу: как бы теперь, однако, помочь
своему министру юстиции? Это совсем не то, что Варнавку избить. Тут нужно бы умом подвигать. Как же это: одним умом, без силы? Если бы хоть при этом… как в сказках, ковер-самолет, или сапоги-скороходы, или… невидимку бы шапку! Вот тогда бы он знал, что сделать очень умное, а то… Дьякон решительно не знал, за что взяться, а взяться было необходимо.
Конечно, Цветаев вдвое моложе и не весьма вежлив, а всё-таки о чём-то по-своему
думает, всякая же
своя дума дорога человеку и должна бы всем интересна быть.
Ему хотелось уложить все
свои думы правильно и неподвижно, чтобы навсегда схоронить под ними тревожное чувство, всё более разраставшееся в груди. Хотелось покоя, тихой жизни, но что-то мешало этому. И, рассматривая сквозь ресницы крепкую фигуру Максима, он
подумал, что, пожалуй, именно этот парень и есть источник тревоги, что он будит в душе что-то новое, непонятное ещё, но уже — обидное.
Приехал доктор и вырвал больной зуб. Боль утихла тотчас же, и генерал успокоился. Сделав
свое дело и получив, что следует, за труд, доктор сел в
свою бричку и поехал домой. За воротами в поле он встретил Ивана Евсеича… Приказчик стоял на краю дороги и, глядя сосредоточенно себе под ноги, о чем-то
думал. Судя по морщинам, бороздившим его лоб, и по выражению глаз,
думы его были напряженны, мучительны…
Он ничего не делал и навряд ли
думал, а если и
думал, так берег
свои думы про себя.
Летит, братец, он туда, в «
свое место», словно буря, «тьма от чела, с посвиста пыль», летит и все одну
думу думает: раззорю! на закон наступлю!
Успокоившись, он лег и сейчас заснул; но Софья Николавна долго не спала и
думала свою крепкую
думу.
Аксюша. Я не могу тебе сказать с чего, я неученая. А пусто, вот и все. По-своему я так
думаю, что с детства меня грызет горе да тоска; вот, должно быть, подле сердца-то у меня и выело, вот и пусто. Да все я одна; у другой мать есть, бабушка, ну хоть нянька или подруга; все-таки есть с кем слово сказать о жизни
своей, а мне не с кем, — вот у меня все и копится. Плакать я не плачу, слез у меня нет, и тоски большой нет, а вот, говорю я тебе, пусто тут, у сердца. А в голове все
дума.
Думаю,
думаю.
Забываясь среди богомолок в
своих радужных
думах и гуляя в
своем светлом царстве, она все
думает, что ее довольство происходит именно от этих богомолок, от лампадок, зажженных по всем углам в доме, от причитаний, раздающихся вокруг нее;
своими чувствами она одушевляет мертвую обстановку, в которой живет, и сливает с ней внутренний мир души
своей.
И все-таки идешь в
свой отель и только одну
думу думаешь: господи! да когда же домой-то, домой!
«Всё видит, а — допускает!..» —
думал он хмуро, чувствуя, что душа его заплуталась в неразрешимом противоречии. Шёл к Олимпиаде и в её объятиях прятался от
своих дум, тревог.
Она все
думала — не о самом Рудине, но о каком-нибудь слове, им сказанном, и погружалась вся в
свою думу.
У неё нет таких слов, ей не во что одеть
свои думы, и, неуловимые, мутные, как осенний туман, они только тяготят её, она тупеет от них, всё чаще
думая с тоской и досадой...
— Бог с вами! — отвечала она, — если б я была меньше счастлива, я бы, кажется, заплакала от вашего неверия, от ваших упреков. Впрочем, вы меня навели на мысль и задали мне долгую
думу; но я
подумаю после, а теперь признаюсь вам, что правду вы говорите. Да! я как-то сама не
своя; я как-то вся в ожидании и чувствую все как-то слишком легко. Да полноте, оставим про чувства!..
В разноголосом пении, отрывистом говоре чувствуется могучий зов весны, напряженная
дума о ней, которая всегда вызывает надежду пожить заново. Непрерывно звучит сложная музыка, точно эти люди разучивают новую хоровую песню, — ко мне в пекарню течет возбуждающий поток пестрых звуков, и разных и единых в хмельной прелести
своей. И, тоже
думая о весне, видя ее женщиною, не щадя себя возлюбившей все на земле, я кричу Павлу...
Но вдруг среди этих
дум, озарённый одной догадкой или предчувствием, он вздрогнул всем телом, быстро вскочил на ноги и, подбежав к двери
своей комнаты, отпер её. Потом, улыбаясь, снова лёг в постель и стал смотреть на дверь,
думая про себя с надеждой и восторгом: «Это бывает… бывает…»
Служба в пешей почте пришла ему совершенно по вкусу и по натуре: он шел один через леса, поля и болота и
думал про себя
свои сиротские
думы, какие слагались в нем под живым впечатлением всего, что встречал, что видел и слышал.
Потом он спрашивал себя: а зачем ему надо было лезть из
своего подвала в этот котел кипящий? И недоумевал. Но все эти
думы вращались где-то глубоко в нём, они были как бы отгорожены от прямого влияния на его работу тем напряжённым вниманием, с которым он относился к действиям врачебного персонала. Он никогда не видал, чтоб в каком-нибудь труде люди убивались так, как они убиваются тут, и не раз
подумал, глядя на утомлённые лица докторов и студентов, что все эти люди — воистину, не даром деньги получают!
Тихон Павлович вздрогнул, перекрестился и посмотрел в угол на лик Спасителя. Тени от лампады всё дрожали на нём, он был строг и, казалось, всё
думал свою бошьшую
думу. У мельника в груди стало холодно. А вдруг он сейчас вот… или нет, завтра… Вдруг он завтра умрёт! Это бывает с человеком — сразу, без всякой болезни упал да и умер…
— Опять задумался, Иуда? — кричал Петр,
своим ясным голосом и лицом внезапно разрывая глухое молчание Иудиных
дум, отгоняя их куда-то в темный угол. — О чем ты
думаешь?
Всё хорошо под сиянием лунным,
Всюду родимую Русь узнаю…
Быстро лечу я по рельсам чугунным,
Думаю думу свою…
Надел он на него мешок. Пошел Аггей, ни слова не сказавши, в город. Идет, а сам
думу думает о
своей напасти и не знает, откуда она на него пришла. Обманщик, видно, какой-нибудь, на него похожий, его платье взял и коня увел. И чем дальше идет Аггей, тем больше сердце у него разгорается. «Уж покажу я ему, что я Аггей — настоящий, грозный правитель. Прикажу на площадь отвести и голову отрубить. А пастуха тоже так не оставлю», —
подумал Аггей, да вдруг вспомнил про мешок и застыдился.
Котора чтó
думает, без утайки, как на ладонке передо всеми
думы свои выкладывай…
Дивуется, а сам на хоромы Сергея Андреича взглядывает да заветную
думу свою думает: «Разжиться бы вволю, точь-в-точь такие палаты построил бы!»
У Алексея
свои думы. Золотой песок не сходит с ума. «Денег, денег, казны золотой! —
думает он про себя. — Богатому везде ширь да гладь, чего захочет, все перед ним само выкладáется. Ино дело бедному… Ему только на ум какое дело вспадет, и то страшно покажется, а богатый тешь
свое хотенье — золотым молотом он и железны ворота прокует. Тугая мошна не говорит, а чудеса творит — крякни да денежкой брякни, все тебе поклонится, все по-твоему сделается».
Сосны скучны
своим молчаливым однообразием. Все они одинакового роста, похожи одна на другую и во все времена года сохраняют
свой вид, не зная ни смерти, ни весеннего обновления. Но зато привлекательны они
своею угрюмостью: неподвижны, бесшумны, словно унылую
думу думают.
Видя порою его угрюмую и как будто озлобленную мрачность, а порою глубокую, молчаливую тоску, она в простоте сердца
думала, что он все томится по
своему злосчастному проигрышу, и потому всячески старалась, насколько могла и умела, облегчить его грусть, рассеять тяжелую
думу, утешить его хотя бы
своею собственною беспечальною верою в светлую, безбедную будущность.
Теперь, прислушиваясь лишь к грозному ропоту Куры, я могла без помех
думать свою бесконечную и беспросветную
думу…
Все сидели сумрачны, все молчали, каждый
свою думу думал.
Мало слов сказала с ним, но
думала о нем ежечасно и берегла
свои думы как святыню, словечка о них никому не промолвила, одному только старому сердечному другу, Аграфене Петровне, немногими словами намекнула.
Идет да идет Петр Степаныч,
думы свои думая. Фленушка из мыслей у него не выходит. Трепетанье минувшей любви в пораженном нежданным известием сердце. Горит голова, туманится в глазах, по телу дрожь пробегает.
«Как всё это похоже на шарлатанство!» —
подумала бы Маруся, если бы не была занята
своей думой.
Долго ль, коротко ли гости меж собой разговаривали, а Патап Максимыч сидел, нахмурившись, как осенний день, в стороне от других, у окошка, молчал он и, не слушая разговоров,
свою думу думал.
Уже давно прозвучал колокол, призывающий пансионерок ко сну, давно стихли голоса в пансионе, Тася все сидела и
думала свою горькую
думу.
Опять молча, один-одинешенек, целый день ходил князь по комнатам дворца
своего. Не ел, не пил, все
думу какую-то
думал… Вечером Гришку позвал. Держал его у себя чуть не до свету.
Не спит княжна и всякие
думы думает. Разбудить, разве, няньку Панкратьевну, да начнет она причитать над ней, да с уголька спрыскивать: сглазил-де недобрый человек ее деточку, сказки, старая, начнет рассказывать, все до единой княжне знакомые. Чувствуется княжне, что не понять Панкратьевне, что с ней делается, да и объяснить нельзя: подвести, значит, под гнев старухи Танюшу —
свою любимицу. Доложит она как раз князю — батюшке, а тот, во гневный час, отошлет Танюшу в дальнюю вотчину — к отцу с матерью.