Неточные совпадения
— Еще лучше! — вскричала Марина, разведя руками, и, захохотав, раскачиваясь, спросила сквозь смех: — Да — что ты говоришь,
подумай! Я буду говорить с ним — таким —
о тебе! Как же ты сам себя ставишь? Это все мизантропия твоя. Ну — удивил! А знаешь, это —
плохо!
Он заставил себя еще
подумать о Нехаевой, но думалось
о ней уже благожелательно. В том, что она сделала, не было, в сущности, ничего необычного: каждая девушка хочет быть женщиной. Ногти на ногах у нее
плохо острижены, и, кажется, она сильно оцарапала ему кожу щиколотки. Клим шагал все более твердо и быстрее. Начинался рассвет, небо, позеленев на востоке, стало еще холоднее. Клим Самгин поморщился: неудобно возвращаться домой утром. Горничная, конечно, расскажет, что он не ночевал дома.
Он вышел в большую комнату, место детских игр в зимние дни, и долго ходил по ней из угла в угол,
думая о том, как легко исчезает из памяти все, кроме того, что тревожит. Где-то живет отец,
о котором он никогда не вспоминает, так же, как
о брате Дмитрии. А вот
о Лидии думается против воли. Было бы не
плохо, если б с нею случилось несчастие, неудачный роман или что-нибудь в этом роде. Было бы и для нее полезно, если б что-нибудь согнуло ее гордость. Чем она гордится? Не красива. И — не умна.
С англичанкой кое-как разговор вязался, но с испанками —
плохо. Девица была недурна собой, очень любезна; она играла на фортепиано
плохо, а англичанка пела нехорошо. Я сказал девице что-то
о погоде, наполовину по-французски, наполовину по-английски, в надежде, что она что-нибудь поймет если не на одном, так на другом языке, а она мне ответила, кажется,
о музыке, вполовину по-испански, вполовину… по-тагальски, я
думаю.
Да, первые страницы рассказа обнаруживают, что я очень
плохо думаю о публике.
У него было много почитателей священников, которые его
плохо понимали и
думали, что речь идет
о реформе семьи.
Пожалуйста, уведомляйте меня
о магнетизме, об Оленьке (honni soit qui mal y pense [Да будет стыдно тому, кто
думает об этом
плохо (франц.)]).
Женни с Лизою посмотрели на его лицо,
плохо скрывающее душевное расстройство, и в одно и то же время
подумали о его жене.
Я
думал, что мы уж никогда не поедем, как вдруг,
о счастливый день! мать сказала мне, что мы едем завтра. Я чуть не сошел с ума от радости. Милая моя сестрица разделяла ее со мной, радуясь, кажется, более моей радости.
Плохо я спал ночь. Никто еще не вставал, когда я уже был готов совсем. Но вот проснулись в доме, начался шум, беготня, укладыванье, заложили лошадей, подали карету, и, наконец, часов в десять утра мы спустились на перевоз через реку Белую. Вдобавок ко всему Сурка был с нами.
— Помер муж, я схватилась за сына, — а он пошел по этим делам. Вот тут
плохо мне стало и жалко его… Пропадет, как я буду жить? Сколько страху, тревоги испытала я, сердце разрывалось, когда
думала о его судьбе…
И Василий стал всё больше и больше
думать о том, как бы сделать, чтобы сразу захватить побольше денег. Стал он вспоминать, как он прежде пользовался, и решил, что не так надо делать, что надо не так, как прежде, ухватить где
плохо лежит, а вперед обдумать, вызнать и сделать чисто, чтобы никаких концов не оставить. К рожеству богородицы сняли последнюю антоновку. Хозяин попользовался хорошо и всех караульщиков и Василья расчел и отблагодарил.
Тогда еще
о наборных машинах не
думали, электричества не было, а стояли на реалах жестяные керосиновые лампы, иногда
плохо заправленные, отчего у наборщиков к утру под носом было черно… Пахнет копотью, керосином, свинцовой пылью от никогда не мытого шрифта.
Иногда кочегар казался мне дурачком, но чаще я
думал, что он нарочно притворяется глупым. Мне упрямо хотелось выспросить его
о том, как он ходил по земле, что видел, но это
плохо удавалось; закидывая голову вверх, чуть приоткрыв медвежьи темные глаза, он гладил рукою мшистое свое лицо и тянул, вспоминая...
Так же вот жилось в родных Лозищах и некоему Осипу Лозинскому, то есть жилось, правду сказать, неважно. Земли было мало, аренда тяжелая, хозяйство беднело. Был он уже женат, но детей у него еще не было, и не раз он
думал о том, что когда будут дети, то им придется так же
плохо, а то и похуже. «Пока человек еще молод, — говаривал он, — а за спиной еще не пищит детвора, тут-то и поискать человеку, где это затерялась его доля».
Старик следит, как всё вокруг него дышит светом, поглощая его живую силу, как хлопочут птицы и, строя гнезда, поют; он
думает о своих детях: парни за океаном, в тюрьме большого города, — это
плохо для их здоровья, плоховато, да…
Плохо, сыне,
плохо! ныне христиане стали скупы; деньгу любят, деньгу прячут. Мало богу дают. Прииде грех велий на языцы земнии. Все пустилися в торги, в мытарства;
думают о мирском богатстве, не
о спасении души. Ходишь, ходишь; молишь, молишь; иногда в три дни трех полушек не вымолишь. Такой грех! Пройдет неделя, другая, заглянешь в мошонку, ан в ней так мало, что совестно в монастырь показаться; что делать? с горя и остальное пропьешь: беда да и только. — Ох
плохо, знать пришли наши последние времена…
— Не видал! — согласился Фома и, помолчав, нерешительно сказал: — Может, лучше и нет… Она для меня — очень нужна! — задумчиво и тихо продолжал он. — Боюсь я ее, — то есть не хочу я, чтобы она обо мне
плохо думала… Иной раз — тошно мне!
Подумаешь — кутнуть разве, чтобы все жилы зазвенели? А вспомнишь про нее и — не решишься… И во всем так —
подумаешь о ней: «А как она узнает?» И побоишься сделать…
А Маша
плохо спала по ночам и все
думала о чем-то, сидя у окна нашей спальни.
Я блуждал, с трудом замечая, где, как поворачиваю, иногда словно проваливался,
плохо сознавал,
о чем
думаю, и шел, сам себе посторонний, уже устав надеяться, что наступит конец этим скитаниям в тесноте, свете и тишине.
Бутыга, строивший прежде всего прочно и основательно и видевший в этом главное, придавал какое-то особенное значение человеческому долголетию, не
думал о смерти и, вероятно,
плохо верил в ее возможность; я же, когда строил свои железные и каменные мосты, которые будут существовать тысячи, лет, никак не мог удержаться от мыслей: «Это не долговечно…
— Ты же церемонии любишь.
Плохо тут жить — вот
о чем
думай. Верно ведь Сима-то сочинил: «жить нам — неохота». Ну, конечно, всякий старается выдумать себе что-нибудь — на этом и шабашит!
Встревоженная и смущенная Наташа
плохо поняла первый урок житейской мудрости и со всею искренностью, с детским простодушием отвечала, что она
о женихах и
думать не хочет, да и на ней никто жениться не
думает.
— Как сказать тебе?.. Конечно, всякие тоже люди есть, и у всякого, братец, свое горе. Это верно. Ну, только все же
плохо, братец, в нашей стороне люди бога-то помнят. Сам тоже понимаешь: так ли бы жить-то надо, если по божьему закону?.. Всяк
о себе
думает, была бы мамона сыта. Ну, что еще: который грабитель в кандалах закован идет, и тот не настоящий грабитель… Правду ли я говорю?
Думал он
о том, как жесток и безжалостен будет он с людьми, как выгонит тётку и не даст ей ничего, что велел отец. Женится на Христине, будет держать её скупо, одевать
плохо и — бить станет, по щекам, по груди и крепкому животу. Анке тоже устроит какую-нибудь штуку. Он примется за дела эти тотчас, как похоронит отца, сразу поставит себя против людей грозно и непримиримо.
Он говорил
о том, как много приходится работать, когда хочешь стать образцовым сельским хозяином. А я
думал: какой это тяжелый и ленивый малый! Он, когда говорил
о чем-нибудь серьезно, то с напряжением тянул «э-э-э-э» и работал так же, как говорил, — медленно, всегда опаздывая, пропуская сроки. В его деловитость я
плохо верил уже потому, что письма, которые я поручал ему отправлять на почту, он по целым неделям таскал у себя в кармане.
Вздохнул ли бы, по крайней мере, его превосходительство
о напрасно загубленной жизни этого «по недоразумению» сосланного молодого человека,
подумал ли бы, что ряд тюрем, ссылок, наконец, смерть от пули — слишком суровое наказание за все, что прочитано только в сердце молодого студента да еще
плохо прочитано полуграмотным шпионом?..
На шестой или седьмой день после свидания с еврейкой, утром Крюков сидел у себя в кабинете и писал поздравительное письмо к тетке. Около стола молча прохаживался Александр Григорьевич. Поручик
плохо спал ночь, проснулся не в духе и теперь скучал. Он ходил и
думал о сроке своего отпуска, об ожидавшей его невесте,
о том, как это не скучно людям весь век жить в деревне. Остановившись у окна, он долго глядел на деревья, выкурил подряд три папиросы и вдруг повернулся к брату.
Жил он, как и все в Стрелецкой слободе, не хорошо и не
плохо, и никто не
думал о нем и не замечал его жизни, так как у всякого была своя трудная и часто мучительная жизнь,
о которой нужно было ежеминутно
думать и заботиться.
Не знаю, как он учился, но
думаю, что
плохо, потому что больше всего он тратил времени на кутежи с веселыми людьми, однако окончил курс и получил степень лекаря, да все забывал хлопотать
о месте.
— Ах, ну что́ это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис… да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы
думаете о Булонской экспедиции? Ведь англичанам
плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я
думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
— Благодарю покорно, а что же это твои подданные
плохо, верно,
о твоем величестве
думают: вон как у тебя ножки посинели?
Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтоб уведомить
о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится
плохо, он, стараясь неслышно итти, убегает от своего врага и, часто,
думая убежать, идет прямо к нему в руки.